Нечаянное зло - Аркадий Горизонтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старший следователь занимал кабинет один. Профессор бегло оглядел дымовские «хоромы». Кириллу Борисовичу бросилась в глаза висевшая на стене фотография руководителя следственного комитета в генеральской форме. Огромный лоб, проницательный взгляд строгих глаз вынуждали отбросить всякую мысль шутить с законом. Две стопки папок разной толщины лежали на подоконнике, третья — с текущими делами — находилась на столе, по соседству с деревянным канцелярским набором. Обычно такие делали в местах лишения свободы.
— Наборчик оттуда? — решил проверить себя Кирилл Борисович, указав рукой по направлению тюрьмы, располагавшейся в центральной части города.
— Оттуда, — кивнул Дымов, — точно так же, как и это. — Он показал на резной герб Камска. — У нас весь отдел в таких поделках.
— Дешево и сердито, — хмуро обмолвился профессор. — Какие новости, Вячеслав Владимирович?
Дымов неторопливо уселся за стол, положил руки на подлокотники кресла и размеренно произнес:
— У нас, Кирилл Борисович, сенсация. Каретная завещала наследство некой гражданке Бурекони, в то время как в Камск нагрянула племянница покойной, заявившая свои права на имущество. Об обеих я вчера узнал от нотариуса.
— Вот как?! Интересно! И кто же они?
— О первой известно немного — Бурекони Снежана Лольевна, 1976 года рождения. Правда, странная фамилия? Никогда такой не слышал. Я предположил, что итальянская. Или грузинская? Да еще и Лольевна! Как же зовут ее отца? Лолий? Лоль? Или Лель, как в «Снегурочке»? — блеснул знанием фольклора следователь.
— Да, звучит необычно, — поддакнул Хабаров, — эта Бурекони тоже заявила свои права? Или, может, она отказалась от свалившейся на нее обузы в виде элитной квартирки?
— В том и дело, что нет. Со смерти журналистки прошло больше месяца, а от Бурекони ни слуху ни духу. Хотя она могла и не знать о завещании. Но ничего, скоро найдется. Нотариус уже разыскивает ее, и я в свою очередь подключусь.
— А что со второй наследницей? — поинтересовался профессор. — Как ее величают?
— Тут без выкрутасов. Мария Андреевна Аверина, двадцати одного года от роду, уроженка поселка Эльбан Амурской области, студентка журфака Приморского университета.
Она племянница Каретной, покойная мать Авериной приходилась Светлане двоюродной сестрой. Девушка ушла отсюда два часа назад.
Хабаров внутренне напрягся. Он хотел было сказать майору, что встречал эту фамилию в ежедневнике Каретной, но предусмотрительно промолчал. Проговорись он, начались бы расспросы, откуда заполучил и почему утаил. Сейчас это было бы некстати. Всему свое время. Поэтому Кирилл Борисович ограничился просьбой:
— Расскажите о племяннице подробнее, она дала новую информацию?
— Значит, так. — Дымов поудобнее расположился в кресле. — Мария в течение долгого времени поддерживала тесные отношения с Каретной… Особенно после смерти матери. Переписывалась, перезванивалась, под ее влиянием поступила на журфак. По словам Авериной, тетка была для нее идолом: современной, целеустремленной, амбициозной.
— Как она узнала о смерти Светланы?
— Каретная не отвечала на звонки. Племянница набралась терпения, ждала, но когда Светлана не поздравила ее с Новым годом, разволновалась не на шутку и взяла билет до Камска. Уже здесь от соседей узнала о случившемся. Мария, надо сказать, проявила смекалку, сбегала в городской ЗАГС, получила свидетельство о смерти. Там ей подсказали, что нотариусы ведут электронный реестр завещаний.
— Таким образом она вышла на контору Йоффе. — Хабаров договорил за майора. — Наверное, ее удивило, что все завещано Бурекони.
— Не то слово. Говорит, что до сих пор в трансе. Мол, это не от жадности, а оттого, что считала себя самым близким тетке человеком. Та сама уверяла ее в этом. Твердила, что никого ближе у нее просто нет. — С этими словами Дымов встал с кресла и заходил взад-вперед. — Аверина несколько раз повторила, что «тетя Света» не могла завещать имущество постороннему человеку.
— О здоровье Каретной она не обмолвилась?
— Сам поинтересовался. Мария никогда не слышала от Каретной жалоб на самочувствие, притом что они периодически обсуждали такие темы. Светлана охотно раздавала племяннице советы о том, как держать себя в тонусе и не превратиться раньше времени в развалюху. — Дымов наконец перестал мерить комнату шагами.
— Вячеслав Владимирович, ваше мнение, причастна ли Аверина к смерти дорогой тетушки?
— Ну нет, это исключено. Открытая, славная, здравомыслящая. Нет, даже не допускаю. Повторяю, Каретная была для нее кумиром. Уверен, что живая Светлана принесла бы племяннице несравненно больше пользы, чем мертвая. Помогла бы с работой, научила всему. Нет, она вне подозрений.
— А теперь о другом, товарищ майор. Вы когда-нибудь слышали о Борисе Буряце, артисте цыганского театра «Ромэн»?
— Что-то мельком припоминаю. А какое отношение он имеет к нашему делу?
— Ровным счетом никакого. Я не об этом. Имею в виду сходство фамилий: Бурекони и Буряце. Я к тому, не цыганская ли она? Погодите-ка минутку.
Кирилл Борисович вытащил из кармана пиджака телефон и набрал номер Максима Авдеева.
— Привет! Скажи-ка, фамилия Бурекони цыганская? Спрашиваю тебя как знатока таборных тайн. — Он выслушал ответ. — Хорошо, поинтересуйся, пожалуйста. Созвонимся позже. — Хабаров повернулся к Дымову: — Мой источник утверждает, что похоже на то. Он выяснит, а я дам вам знать, Вячеслав Владимирович.
Оказавшись на улице, Кирилл Борисович сообразил, что сегодня одной загадкой ежедневника Каретной стало меньше. Аверина нашлась, и она вне подозрений. Осталось разыскать второго. Как там его? Коршунов? Да, найти и проверить алиби. А заодно выяснить, почему Рассказов скрыл, что ежедневник у него. Пустяк…
Глава 14
Миновала первая неделя февраля. На Камск обрушился арктический циклон с ветром, продувавшим людей насквозь, а на Кирилла Борисовича напали сомнения в правильности собственных действий. В сущности, предпринятое им следствие топталось на месте: Хабаров безуспешно искал подходы к Клубу деловых людей, в то время как Максим безрезультатно добивался встречи с цыганским бароном по поводу Бурекони. Из поля зрения обоих выпала ветеринарная клиника, в которую Каретная водила своего пса, а также некий Коршунов, однажды мелькнувший на страницах ежедневника Каретной. Найти их вызвался Максим, но он выбивался из сил, чтобы сдать диссертацию на кафедру — стандартная в таких случаях процедура. Просить от парня чего-то большего в этих условиях Кирилл Борисович не смел. Диссертация, над которой они трудились три года, оставалась в приоритете, а все остальное — потом.
Когда работа была готова, Хабарова насторожил состоявшийся между ним и заведующим кафедрой разговор. Мало того, что тот поручил читать диссертацию сразу трем рецензентам вместо обычных двух, так еще и сам вызвался полистать, как
