Желтые ромашки - Алексас Казевич Балтрунас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздравляю с днем рождения и желаю… желаю быть… — Она запнулась, видимо, позабыв нужные слова, и покраснела.
— Так что же, Бируте, хотела ты пожелать Валентинасу? — улыбнувшись, спросила мама.
Линас во все глаза смотрел то на Бируте, то на маму, то на брата. И тут, вспомнив, как утром поздравляла Валентинаса мама, серьезно сказал:
— Поздравляю тебя, детка, с днем рождения… Желаю быть большим и хорошим.
— Большим и хорошим… — еще сильнее покраснев, повторила Бируте.
Потом пришли другие ребята. Одни поздравляли, другие молча вручали подарки, а Римас подарил открытку с двумя оленями и еще сунул три копейки — за билет в кино.
Началось угощение. Мама разрезала торт и каждому положила по куску на тарелочку. В стаканах пенился лимонад. И началось… Сколько же было тут смеха, разговоров — даже описать трудно. Когда же мама вышла на кухню и ребята остались одни, Линас перемазал нос кремом. Тут грохнул такой смех, что мог рухнуть потолок! Гости ели и пили, а Валентинас с нетерпением ожидал, когда же они кончат. Ему хотелось поскорее задернуть шторы и показать кино. Но ребята развеселились и вроде совсем про его кино забыли.
— Ты уже третий кусок… — буркнул Валентинас, увидев, как Стяпукас, облизав пальцы, снова тянется к торту.
Ребята притихли, перестали жевать. Видимо, каждый вспоминал, сколько уже съел. Стяпукас положил взятый кусочек обратно.
— Ну вот… кто же станет его теперь есть… обгрызанный-то!..
— Валентинас… — неодобрительно тряхнула пышным бантом Бируте. — Разве можно так с гостями?
— А что? Ты тоже хороша: три конфеты в карман сунула.
— Так я же для Саулюкаса… Но если тебе жалко… — Бируте опустила глаза и выложила конфеты обратно в вазу.
— Ябеда! Думаешь, не помню, как ты бегала жаловаться моей маме?
Ребята в растерянности один за другим поднимались из-за стола. Только у Линаса сохранялось хорошее настроение, и он, натолкав полный рот конфет, недоуменно пялил глаза на собирающихся уходить гостей.
— Куда вы? — проглотив наконец конфеты, сказал он. — Подождите, еще кино будет!
И самому Валентинасу вдруг стало неловко, он начал расставлять стулья перед экраном.
Но у всех ребят, будто они сговорились, нашлись неотложные дела.
— Мама велела поскорее возвращаться, — сказала Бируте.
— А мы с папой пойдем в настоящее кино, — заявил Стяпукас.
Короче говоря, смотреть кино остались только Линас и Римас. Римас тоже ушел бы, но ему было жаль трех копеек, заплаченных за билет.
Валентинас задернул шторы, потом заложил ленту и включил фильмоскоп. Показал сказку про трех поросят. Но ему не было весело. Наоборот — обидно, грустно. И хотя оба зрителя громко восхищались фильмом, Валентинас объявил:
— Сеанс окончен…
Комнату покинул последний гость. Линас уже клевал носом, и мама унесла его в постель. Валентинас, подперев руками голову, задумался.
Как жалко, что день рождения бывает только один раз в году!
НОЛЬ ОДИН
Не доводилось ли вам видеть, как горит дровяной склад? Нет? А вот Линас с Валентинасом видели. В то воскресное утро всех ребят нашей улицы разбудил непривычный гул.
— Пожар! Эй, слышите? Пожар!.. — Кричал кто-то на лестнице, стуча в двери квартир.
Пробормотав что-то сквозь сон, Линас натянул на голову одеяло и снова погрузился в царство снов. У ног его опять звонко плескалась вода, поблескивали серебристые рыбки. Линас ловил их в пригоршни и относил в ямку на прибрежном песке. И как же замечательно они ловились! Штук сто, если не больше, мальков, взбаламучивая воду, мельтешили в ямке.
— Дровяной склад горит… — снова послышался тот же тревожный голос.
И тут все пропало: и река, и ямка в песке, и рыбки…
Дровяной склад? Вед он совсем близко, сразу за углом. Склад — это большое пространство, огороженное высоким забором из досок. Все лето с утра до ночи громыхают в воротах склада грузовики с прицепами. Везут дрова. Их там сколько навалено, что, когда проходишь мимо, пахнет смолой, как в сосновом лесу. Только к весне склад пустеет. Как говорит наш дворник дядя Лауринас, с декабря до апреля весь склад через трубы вылетает. И в самом деле: за зиму горожане, у кого еще нет парового отопления, все дрова раскупают.
Но почему он сейчас должен гореть?
Линас приподнялся, хотел осмотреться в комнате, но тут же зажмурился: электрический свет бил прямо в глаза. Медленно приоткрыл он один, потом и другой глаз и увидел, что кровать Валентинаса уже пуста. Тут уж мигом расчухался: отбросил в сторону одеяло, слез с кровати и, подобрав длинную ночную рубашку, потопал в кухню.
У открытого окна стояла мама и придерживала забравшегося на табуретку Валентинаса. Оба смотрели на затянутый клубами дыма край неба. Самого пожара отсюда не было видно — его заслоняли сараи и соседние дома. Но слышались взволнованные голоса, треск горящих бревен и гудение пламени.
— Пошли посмотрим, мама! — охваченный какой-то странной дрожью, уже в который раз просил Валентинас.
— И я, и я тоже хочу! — вцепился в мамину руку Линас.
Мама не стала спорить. Она никогда не спорит, если сильно взволнована. Молча помогла Линасу одеться, накинула на него пальтишко, подала Валентинасу шапку, заперла двери, и все трое спустились на улицу.
Облако густого дыма окутывало весь квартал. Языки пламени плясали на штабелях бревен, расползаясь по ним все шире и шире. Раскаленный воздух, вздымая хлопья пепла, дрожал, словно прозрачный студень.
— Хорошо еще, ветра нет, — сказал мужчина в рабочем комбинезоне, обгоняя женщину с детьми. — А то огонь тут таких бед натворил бы!
По крышам нескольких соседних со складом домов уже бегали, громыхая жестью, люди с ведрами, поливали чердаки и стены водой.
— А наш дом не загорится? — забеспокоился вдруг Валентинас.
— А наш?.. — Линас не успел договорить. Из-за угла, надсадно воя сиреной, выскочила красная пожарная машина. Следом за ней — вторая, третья, четвертая!.. На приступочках машин в полной готовности стояли пожарники в блестящих медных касках подпоясанные широкими брезентовыми ремнями.
Линас, Валентинас и их мама остановились неподалеку от перекрестка, где все росла и росла толпа зевак. Пожарники уже проломили в нескольких местах забор склада и тянули туда шланги. Вскоре затарахтели насосы и мощные струи воды ударили прямо в огонь. Линас, вздрагивая, прижимался к маме и во все глаза, с ужасом смотрел на грозные языки пламени. Огонь словно не на жизнь, а на смерть бился с водой: то припадал под струями, то вновь
