Ведьмин огонь - Джеймс Клеменс

Джоах привлек ее к себе и долго прижимал к себе сотрясающееся в рыданиях тело:

— Я тоже хотел и хочу этого, Эл. Ты сама знаешь. И ты все равно не виновата.

— Но кто же тогда виноват, Джоах? — спросила, уткнувшись ему в грудь, девушка. — Кто? Кто сделал все это? — Она высвободилась из объятий брата и подняла правую руку, сжатую в кулак. — Почему это произошло именно со мной?!

— На этот вопрос придется ответить как-нибудь в другой раз, а сейчас нам во что бы то ни стало надо добраться до Милден Крик. — Джоах посмотрел назад, где длинные языки пожара тянулись прямо к луне. — Если сумеем перебраться через реку, считай, что мы спасены. А тогда можно будет подумать и над твоими вопросами.

Елена прикусила губу, вдруг ясно представив себе, какими могут быть эти ответы. Девушка вздохнула и вытерла слезы. Испуганная Мист так и вздрагивала рядом, и Елена осторожно провела рукой по ее трепещущим ноздрям:

— Ш-ш-ш, моя хорошая, все будет хорошо, — шептала она, но неожиданно кобыла дернулась, едва не вырвав поводья из ослабевших рук, и девочка буквально повисла в воздухе, когда животное взвилось на дыбы. А потом Мист пошла скорым галопом, таща так и не успевшую встать на ноги Елену.

— Стой, Мист, стоять! — кричала она, пытаясь нащупать ногами опору, но кусты и камни мешали ей.

— Пусти ее, Елена!

Но девушке слишком трудно было выпустить из рук последнее, что связывало ее с родным домом, навеки исчезнувшим в черной ночи, и она, наоборот, ухватилась за поводья еще крепче.

Наконец ей удалось упереться ногой в валун и натянуть поводья так, что лошадь волей-неволей остановилась. Тогда Елена намотала поводья на первую попавшуюся яблоню, моля лишь о том, чтобы ствол выдержал. К счастью, он выдержал, и Мист потихоньку пришла в себя.

— Что случилось? — спросил, задыхаясь, подбежавший Джоах.

— Ш-ш-ш!

И оба они сквозь рев пожара вдруг отчетливо услышали еще какой-то нарастающий шум. Начавшись как шепот, он становился все явственней, и уже можно было различить хлопанье тяжких крыльев, словно где-то выбивали большой ковер. И звук этот стремительно приближался.

Мист рвалась с коновязи, хрипя и выкатывая от ужаса побелевшие глаза, а Елена, не помня себя, стала зачем-то приседать все ниже. Джоах заполз далеко в гущу яблоневых ветвей.

Все трое, не отрываясь, смотрели на небо. Дым заволакивал звезды, но даже он расселся под ударами крыльев огромных чудовищ, размах крыльев которых был никак не меньше роста двух взрослых мужчин. На какое-то мгновение среди клубов дыма мелькнул кончик такого крыла — костистого, в красных перепончатых складках — и снова исчез в хаосе пожара.

Кровь у Елены застыла — это не обитатели долины, это нечто страшное, выпестованное далеко, вдалеке от добрых людей. Чудовища летели прямо через огонь.

Когда шум затих, Джоах вылез из-под дерева и тихо спросил:

— Что это было?

— Не знаю, — покачала головой Елена. — Но теперь нам надо спешить вдвойне.

Держа факел как можно дальше от себя, Рокингем, тем не менее, усиленно зажимал платком и рот, и нос. В горле першило от жара и дыма. Кое-как он ткнул факелом в колючий кустарник, росший по опушке сада, тот мгновенно вспыхнул, и успокоенный Рокингем помчался обратно на ферму.

Там посреди двора стоял Дизмарум, устало опираясь на посох и подняв вверх руку, пробуя ветер.

— Еще, — приказал он, не глядя на Рокингема, и махнул в сторону собранных опавших листьев на краю поля.

— Я запалил достаточно, — ответил Рокингем и вытер перепачканные в копоти ладони о брюки. Лицо его почернело от пепла. — Весь склон в огне.

— Еще, — словно не слыша, сурово потребовал провидец и снова указал на кучи листьев. Его темная ряса, обугленная по краям, развевалась и билась по ветру.

«Пусть будут прокляты эти слепые глаза!» — подумал Рокингем и остался на месте.

— Огонь полыхает так, что застигнет детей, где бы они ни были — на склоне или в долине. Жечь всю окрестность совсем незачем.

— Пусть хоть вся долина превратится в прах и пепел, главное — поймать девчонку.

Рокингем вытер лицо все тем же платком:

— Сад — единственный кормилец для всей долины. Если эти фермеры только пронюхают, кто виновник пожара…

— Главное — девчонка, — в опаловых глазах Дизмарума плясали отблески зарева.

— Но горожане, они…

— Они-то и станут ловушкой. Огонь заставит их искать прибежища в Винтерфелле.

— И ты думаешь, горожане бросятся ее ловить, как только увидят? Да если они только подумают, что это она подожгла сад, от нее живого места не останется через секунду.

— Во второй раз она не должна ускользнуть, — Дизмарум снова указал посохом на мертвые листья.

Рокингем проворчал что-то и взял новый факел. Запалив его от огня, все еще тлеющего на развалинах конюшни, он пошел к кучам, погрузил факел в первую из них как можно глубже и не успел отскочить, как сухие листья вспыхнули, точно порох, и запылали, треща и требуя новой пищи.

Закашлявшись от густого дыма, поднимавшегося от листьев, Рокингем даже не понял, в какой момент порыв ветра бросил на него сноп горящих листьев, закружившихся вокруг, как рой обозленных ос.

Дорогой дорожный плащ вспыхнул сразу в нескольких местах, и, срывая его и затаптывая огонь каблуками, Рокингем не выдержал:

— Хватит! С меня довольно! Я возвращаюсь в город!

Глаза слезились от дыма, обожженный нос почернел, и, махая обеими руками, чтобы разогнать черный смрад, воин крикнул:

— Дизмарум! Слышишь?

Но ответа не последовало.

Старик, вероятно, уже отошел к дороге. По каким-то обгорелым остаткам дома Рокингем почти ощупью пересек двор, кашляя и поминутно падая в грязь и пепел. Наконец воин наткнулся на что-то мягкое и, наклонившись, обнаружил, что это Дизмарум. Старик стоял на коленях неподалеку от угла исчезнувшего дома и погружал свой посох в податливую разогретую землю все глубже. В мутных глазах провидца сверкала ненависть, но обращена она была не на подошедшего, а куда-то за него.

Рокингем замер, пораженный неприятным чувством, будто его спину буравит чей-то ледяной взгляд.

Он резко обернулся, и то, что предстало его взору, заставило воина вскрикнуть и рухнуть на колени рядом со стариком.

Над горящими кучами возвышалась тварь с широко распростертыми крыльями и глазами, красными, как кровь. Будучи в два раза выше Рокингема и в два раза тоньше, чудовище обладало прозрачной кожей, сквозь которую просвечивали его кости и внутренности. Было видно, как в груди сокращаются четыре черных сердца, гоня по телу потоки черной же крови. Багровый свет пожарища позволял не менее отчетливо видеть и все другие отвратительные движения в его организме. Рокингем задохнулся в рвотном спазме, и, несмотря на бушующий вокруг жар, холодный пот выступил у него на лбу. Тварь вдруг ударила крыльями, распространяя вокруг тошнотворный запах горящей кости, но неожиданно быстро сложила их за костлявыми узкими плечами и заковыляла по двору, проваливаясь в разогретую землю когтистыми лапами. Из черного рта на лысой и сморщенной голове высовывались желтоватые клыки, а высокие стоячие уши вдруг качнулись в сторону Рокингема. К нему потянулась длинная рука, заканчивающаяся мясистыми пальцами с когтями, с которых капала зеленая маслянистая жидкость.