Журналюги - Сергей Аман

- У меня такое ощущение, что я знаю тебя всю жизнь, - прошептал он.

- А ты разве меня не помнишь? – удивилась она. – А мама мне говорила, что ты смотрел такими глазами, что она думала, что ты просто уже не уйдешь из нашего дома.

И Оглоедов вспомнил. В первый же студенческий год, отвалив хорошие бабки, он купил в Средней Азии, куда поехал в областную газету на практику, несколько овечьих шкур. Тогда в моде были дубленки, а купить фирменную вещь ему было не по карману. И он придумал купить дешевые там шкуры, выделать их и сшить из них дубленку. Бабушка, знавшая всех и вся не только в своем поселке, но и в районе, повела его выделывать шкуры к знакомому скорняку. Дверь им открыла девочка лет четырнадцати, державшая на руках спеленутого ребенка. Она так трогательно выглядела, баюкая своего младшего братика или сестренку, что Серега просто глаз от нее не мог отвести. И все время, пока бабушка говорила со скорняком и его женой, которые оказались родителями этой девочки Лены, он думал, что такой бы, трогательной, нежной, с распахнутыми глазами, ему хотелось видеть свою жену. Правда, надо было ждать, пока она вырастет. А у него в душе уже любовь к Наташе. И все ж глаза Лены не отпускали его. Он с трудом вышел из их дома вместе с бабушкой, и все придумывал повод вернуться, но ничего в голову не приходило. А скоро студенческие будни захватили его, и он стал вспоминать девочку Лену все реже и реже, а после универа, закрутившись в делах, забыл и вовсе. И вот теперь он вспомнил ее. А она, значит, его и не забывала. Благодарная радость охватила его, и он долго лежал, обняв ее заснувшую. Так Оглоедов и Мизинова стали встречаться. Они, как говорила одна из его прежних подруг, были заточены друг под друга. В постели с ней Серега забывал обо всем. Она по-прежнему жила со своим Двоеглазовым, но работала в Москве. Тот тоже устроился в столице охранником, чтобы не спускать с нее глаз. Но это любовникам в упоении страстью, их охватившей, не мешало. Лена говорила Двоеглазову, что ночует у Риты, а сама ехала на квартиру к Паве. Дима с работы, конечно, перезванивал Поярковой, но та умело переводила разговор, сказав, что Лена сейчас в ванне или отошла в магазин, и звонила Оглоедову. После этого Лена звонила на работу Двоеглазову и успокаивала его. Но тот при всей его недалекости вскоре почувствовал что-то неладное. Он стал проверять у Лены единый билет в метро, в котором отпечатывалось время прохождения через турникеты, и сверять его со временем окончания работы своей подруги, звоня каждый час Рите. Мобильники тогда еще были в диковинку и имелись только у очень обеспеченных людей или бандитов. Выкручиваться с каждым разом становилось все труднее. Они встречались уже несколько месяцев, и ситуация заходила в тупик. Надо было что-то решать. Но тут Оглоедову предложили в «Богомольце» почти бесплатную путевку в Кисловодск, и он решил взять паузу, чтобы все обдумать. И обдумал. Вернувшись через три недели из санатория, он помчался в свою «деревню».

- Я хочу забрать ее, - сказал он Рите.

- Да ты что, - осторожно стала отговаривать его Пояркова, - Лена не такая простая девушка, как тебе кажется. Она не может жить с одним мужчиной. У нее всегда кто-то появляется, когда ей наскучит жить с постоянным партнером. Ты видел у нее на шее золотую цепочку? Знаешь, как она появилась? Она отдала свою дочку Алису в музыкальный кружок. А потом стала захаживать к руководителю этого кружка, как бы для того, чтобы поговорить об успехах дочки. Ну, и договорилась до золотой цепочки. Она очень неравнодушна к украшениям. Двоеглазов бесится, но поймать ее не может, она очень предусмотрительна и умеет заговаривать с невинным видом зубы мужикам. Двоеглазов уже несколько раз лупил ее. Она бы давно ушла от него, если бы было куда.

- Но у нее же родители на твоей улице живут, насколько я знаю, - удивился Оглоедов.

- Мать-то ее давно уже умерла, а отец ее принимать не хочет, зная ее характер, говорит, с кем решила жить – с тем и живи. Да и Двоеглазов тут ей жизни не даст. Его квартира ведь на соседней улице. А от него так просто не уйдешь. Да и в этом городке репутация ее, что называется, неоднозначна.

- Но у нее же есть младший брат или сестра?

- Не младший, а старший. Он ее лет на пятнадцать старше, у него своя семья, и он тоже не в восторге от ее проделок. Он ее не примет. Лена поздний ребенок, и отец ее баловал в детстве, как только мог. Вот она такая и выросла.

- Но я же помню, когда первый раз ее увидел, у нее на руках был ребенок…

- Так это и был ее ребенок – дочка Алиса.

- Но ей же тогда лет четырнадцать было?

- Не четырнадцать, а семнадцать. Просто она так выглядела. Она родила дочку от одного парня, который гостил здесь у бабушки, а сам жил в Средней Азии. У него там отец был, кажется, большой шишкой, секретарем обкома, что ли. Когда она залетела, этот парень забрал ее в Среднюю Азию, она там родила, но, видно, недолго занималась дочкой, а скоро занялась соседскими мужиками. Короче, они ее отослали к ее родителям вместе с ребенком. А тут в нее втюрился Сашка. Она его не любила, но пошла, так как ей ни с кем больше в нашем городке не светило. Но она скоро и от него пошла в загул. И сейчас ходит с синяком. Двоеглазов ее в очередной раз приревновал.

У Оглоедова сжалось сердце, когда он представил, как его маленькую Лену бьет этот коренастый Двоеглазов.

- Рита, я прошу тебя, сходи за ней, скажи, что я ее жду, - стал упрашивать Пояркову Оглоедов. Рита, вздохнув, молча ушла и скоро вернулась. Серега сидел в нетерпении. Лена прибежала через полчаса, сказав с порога, что у нее только минута. Она была в огромных солнцезащитных очках, закрывавших пол-лица. Серега усадил ее на старенький диванчик и, сев на корточки напротив, снял с нее очки. Вокруг одного ее глаза разлилась желтизна. Синяк уже спадал.

- Так больше продолжаться не может, - сказал Оглоедов, думая, что синяк она заработала из-за него. – Замуж я тебя пока не зову, но забрать отсюда должен. Поехали со мной.

По лицу Лены пробежала какая-то тень, но она промолчала. Много времени спустя он понял, что она-то надеялась как раз на предложение выйти за него, но тогда он принял ее молчание за знак согласия и продолжал:

- Давай прямо сейчас пойдем к твоему Двоеглазову и все объясним.

- Да ты что, - накинулись на него сразу обе женщины, - он же сумасшедший! У него под кроватью ружье лежит. Он убьет тебя, а потом Лену.

Он долго сопротивлялся женщинам, не веря в трагический исход, когда Лена по сути уже согласилась с ним жить. Но они стояли на своем, и Оглоедов в конце концов сдался. Было решено хорошо подготовиться к побегу Лены. Это заняло у них больше месяца. Мизинова потихоньку упаковывала свои вещи, не привлекая внимания Двоеглазова, а Оглоедов решил предпринять свои меры предосторожности. Он встретился со своим двоюродным братом Володей Плотниковым, который, закончив юрфак МГУ, а затем аспирантуру, преподавал теперь в Академии МВД. Они часто парились, собираясь в «деревне», откуда оба были родом, в оглоедовской бане. Володя был любимым крестником Серегиной бабушки, которого она всегда была рада видеть. Зная, что у Володи есть пистолет Макарова, Серега рассказал все без утайки Плотникову и попросил на день икс у того оружие.

- Да ты что, Сережка, - ответил Володя, который был почти на десять лет старше Оглоедова, - это же подсудное дело. Пистолет я тебе не дам. Да ничего страшного не случится. Если хочешь, я пойду с тобой к этому Двоеглазову.

Серега подумал и решил:

- Нет, я все сделаю сам. И без пистолета.

Они перезванивались с Леной, так как в квартире у Двоеглазова был телефон, и все обговаривали. В назначенный день, когда Двоеглазов работал на какой-то стройке, Оглоедов подъехал к пятиэтажке, в которой Лена жила с теперь уже бывшим любовником. Она попросила помочь своего племянника, сына старшего брата, и они вдвоем с Оглоедовым быстро перетаскали в его «шестерку» стиральную машину «Бош», с которой Лена ни в какую не хотела расставаться, хотя Серега все время уговаривал ее ничего не брать, а купить все новое на новом месте, какие-то ковры и тюки с бельем и одеждой, забив машину так, что не осталось заднего обзора. Оглоедова все время била легкая дрожь, но не столько от страха, хотя и он, конечно, присутствовал, сколько от непонятного ему самому возбуждения. Наконец они тронулись. Ехать предстояло по шоссе мимо стройки, на которой вкалывал Двоеглазов. На подъезде к этому месту Лена сползла с кресла и замерла. Проскочили. Они промолчали почти до самой Москвы. Затащив с Павой барахло, заполнившее полкомнаты, они сели втроем отмечать освобождение и новую жизнь. Первые дни Оглоедов был в эйфории от удачно сложившихся обстоятельств, хотя отдаленная тревога не покидала его. И как оказалось не зря. Спустя несколько дней, в квартире Павы раздался звонок. Звонил Двоеглазов. Оказывается, он взял на телефонном узле распечатку звонков своего телефона и теперь звонил наудачу по всем номерам.