Журналюги - Сергей Аман

- Что, понравилась Лена? – легко раскусила Оглоедова, смеясь, Рита. – Да ей сейчас не до тебя, у нее тут такие дела закручиваются: похоже, она собралась уходить от мужа к любовнику. Муж Сашка у нее рохля, любит ее без памяти, а она им крутит, как захочет. Гуляет от него в открытую, а он только запивает свое горе водкой. А любовник ее – Дима Двоеглазов – мужик крутой. С ним не загуляешь. Не знаю, как она с ним собирается жить.

Оглоедов сразу потерял интерес к разговору и уже было собрался уходить, когда в дом вошла Лена.

- Ой, мы же собираемся уезжать в Москву с Леной, - проговорила Пояркова. – Ты нас до электрички не подбросишь?

- Конечно, - ответил Оглоедов, и они пошли грузиться в машину. Электропоезд подошел из-за ремонта платформы к другому пути, где надо было взбираться в вагоны прямо с насыпи. Он помог залезть Рите, закинул их сумки, а потом повернулся к Лене. Она подошла к ступеням, и он взялся сзади за ее талию, чтобы приподнять ее. И вдруг его пальцы сошлись под легкой летней размахайкой Лены. Такой талии ему еще не приходилось ощущать! Он приподнял ее легкое тело, она взобралась в вагон, а он все еще стоял в легком обалдении, махая им рукой. На следующие выходные он опять был в «своей» деревне и опять оказался у Риты. Только он вошел к ней, как вдруг к Рите заявилась целая компания - женщины с детьми и собаками. Среди них была и Лена. Комната наполнилась смехом, шумом и гамом, на дворе стояла отменная солнечная погода, и Оглоедов вдруг, неожиданно для самого себя, предложил поехать купаться на Клязьму.

- Да мы ж не поместимся все в машину, - смеялась Рита.

- Да и купальников у нас нет, - поддержала ее другая подруга. И только Лена молчала. Он принялся расписывать прелести летнего утра на Клязьме и все-таки уговорил женщин. За два рейса он перевез всю шумную компанию на берег любимой реки его детства. Они расселись, разложили на травке съестные припасы, дети пошли смотреть на реку, собаки унеслись в ближайшие кустарники, и Сереге казалось, что все в этой жизни только начинается, как и это солнечное утро зачинало прекрасный день. Но тут Лена вдруг сказала, что ей нужно в город. Все стали ее уговаривать не уезжать, но она молча собиралась. Тогда Оглоедов предложил ее отвезти на машине, а пока посидеть с ними еще. Она согласилась, но вскоре снова стала собираться. И он повез ее в город.

- Что за срочность такая? - еще в веселом возбуждении, спросил Оглоедов Лену.

- Я должна встретиться с человеком, и эта встреча может изменить всю мою жизнь, - просто ответила она. Серега все еще пытался поддержать свое легкое игривое настроение.

- Первый раз везу женщину, которая мне нравится, на свидание с другим мужчиной, - сказал он и, чувствуя, что сейчас снова станет тяжел и угрюм, замолчал. На подъезде к городку Лена попросила остановиться. И ушла, не сказав даже спасибо. Оглоедов посидел в машине и вернулся к речной компании. День был хорош, и они просто наслаждались покоем и безмятежностью, хотя у Сереги уже игривого настроя не было. И тут подкатили «Жигули» последней модели, из машины вышли Лена и невысокий коренастый парень лет тридцати пяти. Дима, как понял Оглоедов. В руках Дима нес огромный арбуз. Вся компания вновь оживилась, и все снова расселись в кружок, рассыпая непринужденные слова. Серега не разговаривал, а только слушал, пытаясь понять, чем же этот Дима так привлек Лену. И скоро по разговору он понял, что Дима человек недалекий, но хваткий, ценящий материальные блага и искренне не понимающий, что это за понятие такое - духовные ценности. Оглоедову стало скучно, и он с трудом дождался поры, когда все засобирались домой. Если Лена выбрала такого человека, то ему просто ниже своего достоинства знаться с ней дальше. На двух машинах они сразу увезли всю компанию, и Оглоедов тут же, попрощавшись с бабушкой, укатил в Москву. И благополучно забыл о существовании Лены. Он по-прежнему жил в квартире Павы, перебиваясь изредка случайными знакомствами с сексуальным окончанием, не затрагивающим душу. Так прошло года полтора – два. В редакции «Богомольца» у него все шло нормально. Кроме того, его приняли в Союз писателей, и он принялся устраивать свои творческие встречи в разных литературных точках столицы. Самой значимой для него в тот момент казалась встреча с читателями в Доме дружбы народов – в вычурном здании напротив метро «Арбатская». Он позвонил Рите, с которой поддерживал знакомство с того лета, и пригласил ее на свой творческий вечер.

- Можно я с Леной Мизиновой приду? – обрадовалась Рита. – Она теперь работает в Москве и часто ночует у меня.

- С какой Леной? – переспросил Оглоедов.

- С Мизиновой, - повторила Рита. – Ну, ты что, не помнишь Лену два года назад?

- А, вспомнил, приходи, конечно, - Сереге стало любопытно, что же произошло за это время в жизни Лены. Они пришли к самому началу. Лена была в каком-то треугольном зеленом пальто и смешной зимней шапке пирожком. После вечера, который вел Андрей Алмазов, возле Оглоедова собрались несколько его друзей, среди которых были и Рита с Леной. Художник Валерий Брюс, с которым Серега познакомился тоже благодаря Вите Малышенкову, стал всех зазывать в гости в свою мастерскую.

- Поедем? – предложил Оглоедов двум подругам. Рита сказала, что у нее срочная работа и ей надо домой, а Лена неожиданно согласилась. Большой компанией они добрались до мастерской Валеры, прихватив по дороге спиртного, и еще пару часов просидели за общими разговорами, пока не наступила полночь, и народ не засобирался по домам, чтобы успеть до закрытия метрополитена. Всей компанией вывалили на улицу и двинулись к метро. Серега чуть приотстал, придержав за локоть Лену.

- Теперь мне надо сделать невозможное, - сказал он ей, - уговорить Вас поехать со мной.

- Почему невозможное? – спокойно спросила Лена, и он понял, что теперь ему можно не дергаться. Они приехали к Паве во втором часу ночи, тезка спал, а они еще посидели на кухне за чаем, и Серега предложил ложиться спать, показав свою тахту Лене.

- Выйди, я разденусь, - сказала она, и он прикрыл дверь в свою комнату. Заглянув через пару минут, он обнаружил, что свет уже выключен. Он быстро прошел к тахте, скинул с себя всю одежду и нырнул под одеяло. Она лежала спиной к нему в бюстике и трусиках. Он развернул ее и сразу прижал к себе, ища губами ее губы. Она легко подалась к нему, и через мгновение он уже обласкал руками все ее тело. Его охватило нетерпение, и когда он кончил, состояние опустошенности в паху ощущалось как счастье во всем теле. Они по очереди сходили в ванную, и потом долго лежали, прижавшись друг к другу и тихонько разговаривая.

- У меня такое ощущение, что я знаю тебя всю жизнь, - прошептал он.

- А ты разве меня не помнишь? – удивилась она. – А мама мне говорила, что ты смотрел такими глазами, что она думала, что ты просто уже не уйдешь из нашего дома.

И Оглоедов вспомнил. В первый же студенческий год, отвалив хорошие бабки, он купил в Средней Азии, куда поехал в областную газету на практику, несколько овечьих шкур. Тогда в моде были дубленки, а купить фирменную вещь ему было не по карману. И он придумал купить дешевые там шкуры, выделать их и сшить из них дубленку. Бабушка, знавшая всех и вся не только в своем поселке, но и в районе, повела его выделывать шкуры к знакомому скорняку. Дверь им открыла девочка лет четырнадцати, державшая на руках спеленутого ребенка. Она так трогательно выглядела, баюкая своего младшего братика или сестренку, что Серега просто глаз от нее не мог отвести. И все время, пока бабушка говорила со скорняком и его женой, которые оказались родителями этой девочки Лены, он думал, что такой бы, трогательной, нежной, с распахнутыми глазами, ему хотелось видеть свою жену. Правда, надо было ждать, пока она вырастет. А у него в душе уже любовь к Наташе. И все ж глаза Лены не отпускали его. Он с трудом вышел из их дома вместе с бабушкой, и все придумывал повод вернуться, но ничего в голову не приходило. А скоро студенческие будни захватили его, и он стал вспоминать девочку Лену все реже и реже, а после универа, закрутившись в делах, забыл и вовсе. И вот теперь он вспомнил ее. А она, значит, его и не забывала. Благодарная радость охватила его, и он долго лежал, обняв ее заснувшую. Так Оглоедов и Мизинова стали встречаться. Они, как говорила одна из его прежних подруг, были заточены друг под друга. В постели с ней Серега забывал обо всем. Она по-прежнему жила со своим Двоеглазовым, но работала в Москве. Тот тоже устроился в столице охранником, чтобы не спускать с нее глаз. Но это любовникам в упоении страстью, их охватившей, не мешало. Лена говорила Двоеглазову, что ночует у Риты, а сама ехала на квартиру к Паве. Дима с работы, конечно, перезванивал Поярковой, но та умело переводила разговор, сказав, что Лена сейчас в ванне или отошла в магазин, и звонила Оглоедову. После этого Лена звонила на работу Двоеглазову и успокаивала его. Но тот при всей его недалекости вскоре почувствовал что-то неладное. Он стал проверять у Лены единый билет в метро, в котором отпечатывалось время прохождения через турникеты, и сверять его со временем окончания работы своей подруги, звоня каждый час Рите. Мобильники тогда еще были в диковинку и имелись только у очень обеспеченных людей или бандитов. Выкручиваться с каждым разом становилось все труднее. Они встречались уже несколько месяцев, и ситуация заходила в тупик. Надо было что-то решать. Но тут Оглоедову предложили в «Богомольце» почти бесплатную путевку в Кисловодск, и он решил взять паузу, чтобы все обдумать. И обдумал. Вернувшись через три недели из санатория, он помчался в свою «деревню».