Молчание (СИ) - Булахов Александр

— Что — слышишь? Ты о чем? Инга, что с тобой? Ты какая-то вся белая.

— Стоны. Словно стонут раненные или смертельно больные люди. Неужели ты не слышишь?

— Инга, давай уйдем отсюда… Инга!

Круглова в считанные секунды сообразила, что Весюткина теряет сознание, и успела ее подхватить, когда та начала медленно оседать на землю. Елена Степановна дотащила Ингу Вацлавовну до скамейки, усадила ее, и, держа одной рукой за плечо, второй приподняла ее подбородок и посмотрела в расширенные зрачки.

— Инга, в чем дело? Что с тобой?

— Им всем плохо, они просят о помощи, — зашептала Инга.

— Кому плохо? — сквозь зубы спросила Круглова и почувствовала, как мурашки поползли по спине.

— Им всем… здесь находящимся…

— Инга, ты меня пугаешь!

— Но мы не сможем им помочь.

Елена Степановна еще раз глянула в глаза своей подруге и поняла, что Весюткина чем-то одурманена и потому несет бред. Круглова ударила ее по щеке, но ничего этим не добилась.

— Бойся девушки в черном.

— Инга, очнись, я умоляю тебя! — заорала Круглова. — Люди, есть у кого нашатырь?

Инга Вацлавовна закатила глаза и стала валиться набок. На крик Кругловой прибежал заведующий хирургическим отделением Николаев.

— Что с ней? — спросил он.

— Сама не пойму. Как будто в нее кто-то вселился. Одержимая какая-то.

— Не говори глупостей, — Николаев взял на руки легкую, как пушинка, Весюткину и ринулся к входным дверям.

Круглова опередила его и распахнула створки. С легкостью спортсмена Николаев побежал по коридору первого этажа.

Люди, сидевшие на скамейках и стульях в ожидании того, что скоро все закончится, как дурной сон, проводили взглядом удаляющегося в сторону левого крыла Павла Петровича с его легкой ношей и бегущую за ним Елену Степановну.

Николаев занес Весюткину в первый бокс приемного покоя и уложил на кушетку.

— Ирочка! — крикнул медсестре Николаев. — Срочно несите нашатырь.

Медсестра быстро принесла пузырек и, смочив ватку, протянула ее Павлу Петровичу. Тот отмахнулся от ватки, вырвал из рук Ирочки пузырек с нашатырем, открыл его и поднес к носу Весюткиной.

Инга Вацлавовна резко вздрогнула и широко открыла глаза. Ее сразу же затошнило и чуть не вырвало.

— Инга, что с тобой? — заплакала Елена Степановна.

— Все в порядке, просто голова закружилась и немного подташнивает… Потолок плывет перед глазами… Чувствую, как сердце колотится в груди.

— Инга Вацлавовна, вы случайно не беременны? — поинтересовался Николаев.

— Хотелось бы, Павел Петрович, но от вас… разве дождешься, — слабо улыбнулась Весюткина. — Вроде полегчало… Я сегодня почти ничего не ела. День какой-то дурацкий выдался. А на голодный желудок еще и не такое бывает.

Круглова смочила полотенце холодной водой и осторожно вытерла лицо Инги.

— Павел Петрович, вы можете идти. Я думаю, что дальше все будет в порядке. Я за ней пригляжу.

— Ну, давайте, девчонки, не хворайте больше! — произнес Николаев и покинул бокс, тихо закрыв за собой дверь.

— Ты меня напугала, — сказала Круглова.

— А что хоть произошло? Если честно, я ничего не помню, — ответила Весюткина.

2

Груша не знал, что ему делать. Василий и Пузырь смотрели на него стеклянными глазами и несли полную чушь.

— Смотри на нас и принимай все так, как оно есть, — пятый раз повторил Василий и потянулся руками к Груше.

— Ты глупый, Груша, и слабый. И не тебе делать выбор, — произнес Данька Пузырёв и тоже выставил свои руки.

Василий и Пузырь шагнули вперед.

— Принимай все так, как есть, — прошептали они в унисон.

— Ага, пацаны, я все учту. Вы только не переживайте по этому поводу, — сказал им Груша, попятился и повернулся лицом к выходу.

И вдруг прямо перед ним появился Федор Иванович. Он стоял в проеме дверей и улыбался. Виталик встал как вкопанный. Его сердце чуть не разорвало грудную клетку.

— Что с тобой, Груша? — участливо спросил старик. — Ты чего такой напуганный?

Виталик сжал кулаки и двинулся прямо на Федора Ивановича.

— Пропусти меня, а то худо будет! — заорал он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Старик сделал шаг в сторону и показал Груше рукой на выход.

— Иди, сумасшедший. Кто тебя держит?

Сразу же после этих слов за спиной Груши раздался хохот. Груша обернулся и посмотрел на Василия и Пузыря. Глаза у них были живые, не стеклянные, словно оттаяли.

— Груша, ха-ха… Тебе надо лечиться, пока не поздно, — заговорил сквозь смех Василий. — Правильно, я говорю, Пузырь?

Пузырь кивнул, корчась от смеха. Груша кинул взгляд на Федора Ивановича. Тот тихо смеялся, качая головой.

— Да, пошли вы все!!! — крикнул Груша и выскочил из палаты.

3

Магамединов напоил Весюткину чаем с мятой в своем кабинете и приказал:

— Ложись на диван и засыпай. Я тебе укольчик хороший сделал. К утру будешь как новенькая.

— Спасибо, Максим, — поблагодарила Инга Вацлавовна, легла на подушку и вытянула ноги на диване. Потом она шаловливо взглянула на Круглову с повязкой на голове и высунула язык. — Не смотри так на меня. Теперь моя очередь, чтобы за мной поухаживали.

— Лежи, кто тебе не дает… В следующий раз просто так и скажи, что хочешь, чтоб мужики за тобой поухаживали… без всяких этих концертов с обмороками… Тут достаточно свистнуть. Знаешь, сколько желающих сбежится?

— Видимо, что-то у меня со «свистелкой» не в порядке. Свищу-свищу, а они меня не слышат.

— Неправда! Вон Павел Петрович вмиг нарисовался.

— Николаев, что ли? Я в свое время на него столько косметики перевела, столько флаконов духов на себя вылила — бесполезный вариант, короче… Я лучше вон, Максиму Викторовичу глазки буду строить. Глядишь, еще кружку чая мне сделает.

Максим Викторович смущенно заулыбался. Круглова это заметила и помахала ему пальцем перед носом:

— А вы не улыбайтесь так, Максим Викторович. Вам нельзя! У вас жена есть. Если вы всем женщинам с таким рвением будете чай готовить — на одной заварке разоритесь.

— Хорош чепуху молоть, — сделал серьезное лицо Максим Викторович. — Мне вот что в данный момент не дает покоя: куда подевался Погодин? Каморка у него закрыта. Вдруг ему стало плохо, и он там, в каморке у себя валяется без чувств на полу?

— Тогда надо выломать дверь, — решила Круглова (перебинтованный боец спецназа). — Я думаю, нам это простят.

Когда Круглова и Магамединов подошли к каморке Погодина, их ждал очередной сюрприз. Максим Викторович постучался и затем нажал на ручку двери. Дверь не открылась.

— Петр Алексеевич, ты у себя?

В ответ раздался громкий стук, будто кто-то с той стороны тоже решил постучать по двери. Магамединов вздрогнул:

— Эй, кто там?! Алексеич? Открой!

В дверь уже не просто стучали, а колотили изо всех сил — казалось, что человек десять с той стороны решили развлечься таким необычным образом.

— Пошли отсюда, я прошу тебя, — прошептала Елена Степановна. — Что-то мне все это не нравится.

— Нет уж! Пока я не узнаю, что там происходит — я не успокоюсь!

Магамединов стиснул зубы и со всей силы ударил в дверь ногой. Дверь не выдержала удара и распахнулась, громко стукнувшись о стенку.

В каморке Погодина никого не оказалось. Елена Степановна перекрестилась.

— Чертовщина какая-то! — тихо произнесла она.

На маленьком круглом столике находился ноутбук в режиме ожидания. Магамединов подошел к столу и пошевелил мышкой. Через мгновение на экране засветился фоновый рисунок. Увидев изображение в ноутбуке, Магамединов почувствовал, как волосы на его голове стали дыбом. Из-за плеча Максима Викторовича несмело выглянула Круглова и закричала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О, боже!

Магамединов аж подпрыгнул. С экрана ноутбука улыбалась девушка в черном платье с вороном на плече.

— Ты не поверишь, Максим! — воскликнула Елена Степановна. — Но мне с этой тварью уже приходилось несколько раз встречаться!

— И я с ней тоже имел честь познакомиться, — вздохнул Магамединов. — Не пойму, что в этой больнице творится, да и вокруг нее тоже… Такое ощущение, что к нам на постоянное место жительства переехал дьявол и развлекается таким вот способом.