Господин следователь. Книга 3 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Я только пожал плечами. С одной стороны, так писать губернатору — явное хамство, с другой, девять рублей для крестьянина — огромные деньги. Где брать деньги? Но как быть с клятвой Гиппократа, которую дают врачи?

Отец вздохнул и продолжил:

— Странное в Череповце земство. Кажется, правление считает, что законы империи ему не писаны, а приказы губернатора не указ. Ты про тауерные цепи Милютина слышал?

— Краем уха, — ответил я. — Знаю, что по дну Шексны проложены цепи, по которым корабли ходят, вроде парома. Еще слышал, что у Милютина тяжба с земством. Румянцев и иже с ним заставляют Ивана Андреевича налоги платить, а тот не хочет.

— И правильно делает, что не хочет, — сказал отец. — Мы Румянцеву указали, что земство не имеет права взимать налог за цепи, как за недвижимое имущество, потому что по закону к недвижимому имуществу относится — земля, жилые дома, фабричные, заводские и торговые помещения — различные здания, а цепь к этому разряду не принадлежит. Так нет же — председатель Череповецкой Земской управы распоряжение губернатор проигнорировал, налоги на Милютина начисляет, теперь дело Правительствующий Сенат рассматривает. Еще Череповецкая управа приказала казенные лавки на выходные закрывать, чтобы водку крестьянам не продавать. Похвально, что земцы так беспокоятся о трезвости, только казенные лавки находятся в ведении государства, земства не имеют права ими распоряжаться.

В душе я согласен с земством, но закон есть закон.

— Много к Череповецкому земству претензий, — продолжил отец. — Директор губернских народных училищ докладывал, что Земская управа в Череповце сама назначает земских учителей, минуя Училищный совет губернии. И на самих учителей нареканий достаточно. Церковь не посещают, да еще и учеников отговаривают от посещения. Приходят на уроки по Закону Божиему и начинают при учениках над законоучителями потешатся. Дескать — почему данные Библии о сотворении мира противоречат данным науки? Вместе с учениками водку пьют. А еще подбивают крестьян подати не платить — мол, государство богатое, само заплатит.

— Учителя пьют водку с учениками? Гнать таких в шею. Но вначале нужно проверить — правда или нет?

— Обязательно все проверим. На следующий год большая ревизия в Череповецкий уезд намечается. Надеюсь — не нужно объяснять, что болтать об этом не след?

— Не нужно, — кивнул я.

— Я и не сомневался. Губернатор меня собирался назначить главой комиссии, но я не успею ревизию провести, в Петербург уеду. Поэтому, Александр Николаевич сам собирается приехать. И школы станет проверять, и все прочее.

Коль скоро заговорили об учебе, вспомнилась одна барышня.

— Батюшка, а губернское правление не выделяет деньги малоимущим студентам? — поинтересовался я.

— Две стипендии в год, на большее средств нет, — ответил отец. — А кто у тебя из неимущих?

— Барышня знакомая — гимназистка, подруга Леночки, мечтает стать курсисткой, а у ее отца с деньгами туговато.

— Барышня? — хмыкнул отец. — Боюсь, долго придется правление уговаривать, чтобы барышне стипендию выделили. У нас, чай, парней хватает. И на врачей желают пойти учиться, и на инженеров. Но попробовать можно. Все-таки, у меня в правлении вес имеется. Это даже забавно — барышне стипендию выплачивать. Пожалуй, что и пройдет. Много не выделим, но рублей триста отыщем. Выплачивать по частям станут, по сто рублей в год. Понадобится прошение от директора гимназии, и прошение от отца. Что хоть за барышня-то?

— Татьяна Виноградова, — сказал я. Только собирался рассказать, какая умница, но отец прервал:

— Виноградова? Уж не дочь ли помощника прокурора?

— Она самая, — подтвердил я.

— Ваня, а ты, часом, не охренел? (Вице-губернатор произнес другое слово, которое генералам выговаривать не положено.) Знаешь, что Виноградов на тебя кляузы пишет?

Я только пожал плечами. Знать-то не знал, но догадаться можно.

— Пишет, — усмехнулся отец. — В Судебную палату две штуки накатал.

— О чем хоть пишет-то? — полюбопытствовал я.

— О том, что как следователь ты слаб, в законодательных актах некомпетентен, что вместо службы водку пьешь беспробудно, за женщинами волочишься.

— Ничего себе! — с удивлением вытаращился я на отца. — Ладно, пусть с некомпетентностью и слабостью я согласен, знаний мне и на самом деле не хватает, но когда мне водку-то пьянствовать? И где в Череповце женщин найти, чтобы за ними волочиться?

— А вот Николай Викентьевич Лентовский считает, что ты очень компетентный и грамотный следователь, прекрасно знающий законы Российской империи, — усмехнулся Чернавский-старший. — Само-собой, и про пьянство с женщинами не подтверждает.

— Николай Викентьевич тебя информирует? — удивился я.

— Ему меня и информировать не надо. Судебная палата жалобы по месту службы посылает, для проверки, а копии ответов губернскому прокурору шлет. Все-таки, Череповецкий Окружной суд подчиняется не только палате, но и губернатору. И судебного следователя губернский прокурор назначает.

— Эх, сколько бумагомарания из-за одного мерзавца, — вздохнул я. Решил, что про кражи, что совершал Виноградов, отцу говорить не стану. — Знаешь, батюшка, иной раз яблоко от яблони далеко катится. Жалко девчонку — вдруг из нее что-то выйдет?

— Как знаешь, — хмыкнул отец. — Все, что я сказал, все в силе. Хочешь в благородство поиграть? Играй. Но, смотри, Ваня, не оценят.

[1] Не поймите превратно. Автор с огромным уважением относится к реконструкторам, тем более, что в молодости и сам ездил на Бородино в форме 13 Белозерского пехотного полка.

Глава десятая

Половецкие пляски

Хорошо иметь богатых родителей. Меня бы жаба задушила, коли пришлось откупить целиком четырехместную почтовую карету. Но матушка сказала, а батюшка полез в портмоне.

Ямщикам не разрешалось брать пассажиров вне станции, и доставлять их полагалось только на конечную, но не по домашнему адресу.

Все это так, и правила выполнялись строго, если это не касалось имущего или правящего класса вообще, и вице-губернатора в частности. А он, вице-губернатор, был одновременно имущим и правящим представителем этого класса. И на сыночка действительного статского советника перепадали кое-какие выгоды положения батюшки.

А оный сынок, хотя и считает, что это нехорошо, что надо бы жить как все и отправляться на почтовую станцию словно рядовой пассажир, не стал возмущаться, из-за того, что почтовая карета въехала на наш двор, а ямщик принялся помогать прислуге укладывать мои вещи. Водитель кобылы (двух!), понимал, что станционный смотритель (должность теперь называется по-другому) журить за отклонение от маршрута не станет, а «бескорыстная» помощь принесет не меньше двух рублей. И это, дополнительно к той пятерке, которую уже получил за то, что доставит меня до самого дома.

Но иначе нельзя. Если в Новгород я отправился с одним саквояжем, то обратно все пространство — и багажное и то, что внутри, забита барахлом под завязку. Матушка решила, что мальчику просто необходима еще одна шуба (у батюшки три, зачем ему столько?), полдюжины рубашек, воротнички, три пары нательного белья, еще один мундир — дескать, тот, где штаны драные, нужно выбросить, жилеты, парочка галстуков, носки.

Еще она отправила в подарок моей квартирной хозяйке короб почти не ношеных платьев и старую шубу. Старую, в том смысле, что матушка шила ее два года назад. Сама Ольга Николаевна ее надевала всего один раз, но шуба ей отчего-то «не покатила». Наверняка, батюшка поворчал, но дал денег на новую. Не знаю, обрадуется ли Наталья Никифоровна подарку с барского плеча или обидится? В крайнем случае, передарит кому-нибудь или продаст. А шуба, судя по соболям, недешевая. Минимум рублей двести стоит.

Невольно вспомнилась одна моя двоюродная тетушка, периодически наезжавшая ко мне с мешками подарков. Родственница — женщина немолодая, повидавшая жизнь, считала, что молодежь (мы с Ленкой) нуждается, поэтому с удовольствием доносим старые шмотки, которые она забирала у своей дочери и зятя. Зять у нее трудится в столичной мэрии, поэтому лишней одежды скапливается много.