Истинный дАртаньян - Жан-Кристиан Птифис

Две армии несколько мгновений наблюдают друг за другом, и начинается столкновение. Кавалеристы и пехотинцы со сверкающими лазурью, золотом и серебром знаменами в смертельной схватке бросаются друг на друга в золотой пыли фламандских песков. Окинув поле битвы своим орлиным взором, Конде моментально оценил ситуацию.

– Монсеньор, – обратился он к молодому герцогу Глостеру, который скакал рядом с ним, – Вам не приходилось раньше видеть, как дают сражение?

– Нет, мой принц.

– Ну-ну! Через полчаса Вы увидите, как его проигрывают.

Суровый победитель битвы при Рокруа, чье лицо обветрилось во многих сражениях, не ошибся. Победа при дюнах, одержанная его противником Тюренном, ознаменовала закат испанского могущества и изменила судьбу Европы. Франция, ранее обескровленная и раздираемая убийственной гражданской войной, становилась доминирующей державой на континенте. Ей предстояло оставаться таковой на протяжении полстолетия.

Король под звуки фанфар вошел в Дюнкерк, который затем скрепя сердце пришлось передать англичанам в соответствии с заключенным с ними договором. Кампания завершилась полным разгромом войск противника. Гвардейцы повсюду сражались в первых рядах со свойственной им отвагой и первыми врывались в маленькие северные города, один за другим складывавшие оружие: 2 июля – Берге, 3 июля – Фюрн, 30 августа – Гравелин, 9 сентября – Дисмюд, Ауденарде...

Наш гасконец также наблюдал закат испанского владычества. Перед ним простиралась древняя земля Фландрии с низким и бесконечным горизонтом, усеянная россыпью каналов и маленьких низких белых крепостей. Никто не скажет, что война легкое дело. Под отчаянно белым от жары небом, при жесточайшей нехватке питьевой воды и здоровой пищи, среди страдающих раненых, которых подстерегала смерть, среди ядовитых испарений трупов, сброшенных как попало в большие груды, – сколько человек оставалось еще посреди всего этого на ногах? Сам король подхватил в это ужасное лето жестокую лихорадку, всерьез угрожавшую его жизни.

Наконец победа была достигнута, и в сентябре 1659 года после длительных нелегких переговоров Мазарини и испанский министр дон Луис де Харо подписали на Фазаньем острове на реке Бидассоа договор о мире, прекративший вражду между двумя великими народами христианского мира.

В конце мая 1658 года, находясь в окрестностях Дюнкерка, д'Артаньян получил уведомление о своем назначении младшим лейтенантом королевских мушкетеров – роты, которая была только что вновь сформирована.

Вы помните, что в 1646 году рота была распущена Мазарини. Спустя 11 лет, в январе 1657 года, для поддержки на парадах гвардейского полка Людовик XIV вновь сформировал эту роту, назначив на пост знаменосца своего старого товарища по играм Жозефа-Анри де Тревиля, сына бывшего капитана, на пост младшего лейтенанта – Исаака де Бааса, тайного агента кардинала, а на пост капитан-лейтенанта – племянника Мазарини Филиппе Манчини. Последний – он носил также титул герцога Неверского – был избалованным и ленивым ребенком, едва достигшим возраста 18 лет, и его единственным желанием было вернуться в Рим.

«Его дух бывает озарен светом, – признавал Кольбер, – однако он настолько плотно увяз в материальном, что вряд ли сможет от него освободиться».

Манчини питал явную неприязнь к военной службе. Так что было решено, что мушкетеры будут на деле подчиняться своему младшему лейтенанту. Впрочем, Мазарини поручил Исааку де Баасу присматривать за его племянником и «хорошенько заботиться» о том, чтобы не подвергать ненужной опасности столь неопытного молодого человека.

В апреле 1658 года после отставки г-на де Бааса, которому пришлось срочно принять командование каталонскими войсками, должность младшего лейтенанта мушкетерской роты, предмет вожделения многих, захотел купить находившийся на службе Мазарини флорентийский дворянин капитан гвардии граф де Магалотти, однако по неизвестным причинам эта сделка не состоялась. Именно тогда кардинал остановил свой выбор на д'Артаньяне. Согласно сведениям военного историка XVIII века Пинара, который имел возможность пользоваться ныне утраченными служебными документами, приказ о назначении д'Артаньяна был датирован 26 мая.

Мы не знаем, однако, когда он официально вступил в должность. В любом случае, в сентябре д'Артаньян все еще состоял при Мазарини курьером по особым вопросам и доставил королеве и «Конфиденту» (то есть королю) письмо, сообщавшее о взятии Тюренном Менина и о победе над принцем де Линем.

Глава VII. Госпожа д'Артаньян

Ну а женщины? В перерывах между опасными поручениями, должно быть, редкая представительница слабого пола стала бы «жестоко относиться» к молодому галантному гасконцу.

Куртиль де Сандра приписал ему на этом поприще – известным людям всегда все приписывают – многочисленные приключения, которые явно не стоит принимать на веру. Они составляют легко читаемую и наиболее развлекательную часть поддельных Мемуаров г-на д'Артаньяна – это та часть, в которой автор дает свободу своей игривой фантазии, впрочем, избегая приводить конкретные имена.

Помимо «жены посла», «богатой вдовы», «дамы, имеющей положение в свете» или «субретки», там можно найти женские образы, послужившие позже прототипами Александру Дюма. В первую очередь это квартирная хозяйка д'Артаньяна на улице Старой Голубятни, которая превратилась в Трех мушкетерах в нежную и трогательную Констанцию Бонасье, наперсницу королевы Анны. В многословных разглагольствованиях Куртиля, не умевшего соединять в романтическом сюжете политическую интригу и галантную хронику, это юная трактирщица-нормандка, «девица приличного происхождения» и «весьма хорошенькая женщина, достойная того внимания, которое к ней проявляли». Ее муж, бывший пехотный лейтенант, став арендатором, представлял, если можно так выразиться, удобный случай по причине длительных отлучек от семейного очага. Вместо того чтобы превратиться, как у Дюма, в драму, это приключение становится водевилем: однажды вечером подозрительный трактирщик, вооружившись пистолетом и кинжалом, застает двух голубков в постели. Неуемному охотнику за юбками не остается ничего другого, как выпрыгнуть из окна. Он в одной рубашке приземляется на дворе прямо на два десятка подмастерии торговца жареным мясом, которые «воспользовались прекрасным лунным светом, чтобы наворовать себе мяса» Куртиль описывает также ужасную «Миледи», со всей ненавистью преследующую самоуверенного гасконца, который однажды ночью, воспользовавшись покровом темноты, посмел выдать себя за ее любовника маркиза де Варда В романе Куртиля Миледи – дочь пэра Англии и фрейлина королевы Генриетты Французской, бежавшей в Париж после английской революции У нее на плече нет клейма в виде лилии Эту мелодраматическую деталь Дюма (или Маке) почерпнул из одного эпизода, входящего в Мемуары графа Рошфора, апокрифический труд, написанный тем же вездесущим Куртилем Некоторые исследователи полагают, что образ Миледи не был полностью вымышлен В ней хотели видеть некую леди Карлайл, дочь графа Генри Нортумберленда Эта молодая дама много раз приезжала во Францию после смерти своего супруга лорда Хея, графа Карлайла, и занималась подготовкой брака принца Уэльского[52] с Генриеттой Французской Согласно Мемуарам Ларошфуко, из которых Дюма тоже кое-что уворовал, эта бывшая любовница Бекингема, которую завоевал Ришелье, была замешана в деле о подвесках (упоминаемом, кстати, только этим писателем-фрондером) Остается узнать, произошло ли на самом деле ее приключение с д'Артаньяном.