Завтрак палача - Андрей Бинев

У герра Штрауса и герра Колесника судьба с самого начала складывалась хоть и несколько похоже на судьбу тех двух старых немцев, но все же по-своему. Их никто пока еще не грабил, не обкрадывал, и они в полицию с дурацкими заявлениями не бегали. Да и герр Штраус лично не был эсэсовцем (разве что его покойный отец), а герр Колесник хоть и служил нацистам, но в казнях как будто участия не принимал.

Единственным человеком, кроме них двоих, кто мог бы рассказать о происхождении их богатств, был профессор Якоб Шнеерзон, о котором я уже говорил. Он вел курс по искусствоведению в Йельском университете.

Профессор Шнеерзон был допущен до хранилища, в котором теперь находились просто невероятные сокровища. Это был один из крупнейших нью-йоркских банков. Как туда все это притащили герр Штраус и Юджин Колесник из шахты и из своего сарая, даже не представляю. Ведь нужно было не только привезти объемный и страшно тяжелый груз, но и задекларировать на таможне. Да еще вывезти из Европы. Думаю, не обошлось без огромных взяток. Наверное, даже не деньгами, а произведениями искусства, золотом, драгоценностями. Ведь лучше отдать часть, чем потерять все.

У нас в Сан-Паулу был один бухгалтер, который работал как раз на таможне. Он постоянно брал взятки и устраивал контрабандистам сладкую жизнь. Платили ему, видимо, столько, что начальник таможенного терминала быстро раскусил источник его богатства. Он пришел к нему и потребовал свою долю. Это справедливо! Так потом все сказали. А бухгалтер от жадности сошел с ума. Может быть, тот слишком большую долю потребовал? Я не знаю. Но бухгалтер пожаловался контрабандистам. А они те еще были перцы! Я одного из них знал — мы когда-то вместе работали в охране моего покойного шефа. Ну, которого убили двое полицейских якобы за то, что он первый стал в них стрелять. Это я просто напомнил. Так вот, этого охранника хлебом не корми, дай кого-нибудь пришить. А уж если за дело, или копа, или таможенника, он это и бесплатно сделает, и еще всем будет хвастаться.

Не успел бухгалтер закончить ныть по поводу начальника таможенного терминала, как контрабандисты обстреляли его машину и ранили любовницу. Жена таможенника узнала, с кем он катался по пригородам Сан-Паулу ночью, и пообещала сама его кастрировать. И убить потом, конечно. Кому нужен кастрированный мужик? Уж точно не жене.

В общем, таможенник перепугался насмерть и сразу побежал в прокуратуру. Там он со всеми подробностями рассказал о своем алчном бухгалтере. Прокурор тоже, видимо, возмутился — как же можно не делиться с непосредственным начальством, да еще жаловаться на него всяким неумытым отморозкам, а те даже пристрелить по-человечески не могут. Только подставляют его в глазах ревнивой супруги! Какого черта стреляли в любовницу! А ведь как все было просто: отдай часть, потому что это лучше, чем потерять все.

Арестовали бухгалтера, разогнали шайку, а таможенника повысили. Он потом в правительстве отвечал за борьбу с коррупцией. А жена с ним помирилась. И любовница выжила. Зато бухгалтер сел на много-много лет. Вот какая поучительная история.

Герр Штраус был умнее того бухгалтера. Поэтому сумел перевезти сокровища в Америку и спрятать их в хранилище банка. Он только уже много позже допустил серьезную, непоправимую ошибку, из-за которой теперь живет тут, в нашем парк-отеле. Ему на воле теперь головы не сносить! Этот Юджин Колесник давно уже умер, сердце подвело, как того старого немца-нациста. Так что ему теперь все равно. А вот герру Штраусу нет. Не все равно.

Подробнейшую экспертизу драгоценностей, антиквариата и произведений искусства проводил профессор Шнеерзон. Он попал на золотую жилу, этот умник. С ним трудились двое его самых молчаливых помощников. Крупные аукционы наподобие Сотби несколько лет работали в поту на то, что вдруг появлялось на их лотах из хранилищ герра Штрауса. Он к тому времени создал целую компанию, занимавшуюся якобы хранением, реставрацией и оценкой редкостей, которые вроде бы принадлежали его анонимным клиентам. Запутанная была схемка.

Несколько раз эту компанию пытались вывести на чистую воду, в газетах появлялись разгромные статьи, но все в конце концов очень быстро утихало. Вокруг герра Штрауса, или, как его называли в Америке, мистера Штрауса, кормилось огромное количество мелких и крупных рыбешек и всяких паразитов.

В одной нью-йоркской газете появилась статья под длинным названием «Где тот загадочный остров Монте-Кристо, на котором родился немец Штраус?». Ответа так и не последовало, зато акции газеты на следующей за выходом статьи неделе купила его же компания.

Свои средства герр Штраус стал вкладывать в строительство отелей, а затем и в эксплуатацию греческих танкеров. Его капитал рос такими темпами, что о нем стали говорить, как о новом Аристотеле Онассисе. Особенно после того, как он купил сначала две верфи в Северном море, долю в порту Гетеборга, в Швеции, а потом еще и в Лас-Вегасе — контрольный пакет акций двух крупнейших казино. Гангстерская шайка, владевшая ими, даже не посмела задрать на него хвост — вот до какой степени он уже был богат и могуществен. А ведь эта шайка сначала не собиралась продавать свой пакет. Но кто-то им отсоветовал связываться с этим немцем. Себе, мол, дороже будет.

Возможно, он бы постепенно угомонился, но уже после смерти Юджина, который, видимо, как-то еще сдерживал его аппетиты, разгорелся страшный скандал. Думаю, можно еще кое-как совладать с американским филиалом коза ностра. Во всяком случае, с ними многие научились договариваться. Не все, разумеется, но кто-то все же постиг это сложное искусство. Но вот договориться с влиятельными евреями, обнаружившими, что какой-то немец, сын покойного эсэсовца, вдруг выкинул на торги предметы искусства, когда-то обильно залитые еврейской кровью, не может никто!

А это случилось. Профессор Шнеерзон как раз должен был фильтровать такого рода вещи и помогать сбывать их за полцены не через официальные аукционы, а частным коллекционерам. Тайно сбывать. Шнеерзон действительно был солидным и уважаемым в своем мире человеком и даже попал когда-то в нобелевский список. Именно поэтому на него обратил внимание в свое время герр Штраус.

Да он вообще, этот герр Штраус, никогда не был ни антисемитом, ни расистом. Даже открыто презирал эту публику. Он и с отцом, было время, спорил по тому же поводу. Боясь, что подслушают соседи, они подолгу шипели друг на друга. Папаша свистел, будто вся беда в том, что так до конца и не решили «еврейский вопрос», а только приступили к его решению, да вот не успели. А его сын настаивал, что именно из-за этого и проиграли войну в дым. Мол, если бы тот бесноватый художник-неудачник, этот чертов припадочный фюрер, не задрал бы свой вонючий хвост на евреев и не сжигал бы их заживо в своих дурацких печах, а наоборот, нашел бы с ними с первых дней общий язык и общие интересы, то неизвестно, как бы сейчас выглядел мир.

«Потому что нельзя, — говорил сын, — рубить сук, на котором можно долго и удобно сидеть. Свалишься и расшибешь свой оловянный лоб».

Герр Штраус определенно никогда не был антисемитом. Хотя можно ли называть лояльным в этом смысле человека, если вся его лояльность строится исключительно на прагматичном отношении к этой животрепещущей проблеме, а не на непреложных законах человеколюбия?

Профессор же Шнеерзон был во всех отношениях человеком поистине лояльным, но свой кусок хлеба очень долго хранил далеко за пределами нравственных принципов. Он полагал, что искусство не имеет национальности и географического адреса. Это помогало ему выполнять свои экспертные обязанности в компании герра Штрауса. Тем более за это ему и двум его помощникам, один из которых был его племянником, герр Штраус очень щедро платил.

Но вот однажды, разбирая очередной ящик, вывезенный много лет назад герром Штраусом и Юджином Колесником из старой шахты, он обнаружил четыре картины древних голландских мастеров и кучу фамильных драгоценностей, принадлежавших когда-то его покойной бельгийской тетке Изольде Шнеерзон.

Он очень хорошо помнил историю гибели всей их бельгийской ветви. Они, а было их семь человек, самому младшему из которых только-только исполнилось шесть лет, а самому старшему — восемьдесят один, были схвачены гестапо, растерзаны и отправлены в Польшу, в лагерь смерти Освенцим, в эту фабрику ужаса. Их сожгли в одной огромной печи. Говорят, даже не стали перед этим умерщвлять. Живыми сожгли.

Все эти вещи принадлежали им. Они были не только бережливыми и блестяще образованными коллекционерами, но и художниками, искусствоведами, преподавателями в университете. Все, кроме двоих детей — шести лет и двенадцати. Даже престарелый муж Изольды Шнеерзон до самой оккупации вел курс средневековой голландской живописи и писал умные статьи в нескольких европейских журналах. Его обожали студенты. Двое из них попытались предупредить семью о готовящемся погроме, но не успели, а только сами попали в лапы гестапо и были расстреляны прямо во дворе несчастного семейного дома Шнеерзонов как пособники евреев.