1812. Всё было не так! - Георгий Суданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Конечно же, – возражает биограф Михаила Богдановича С.Ю. Нечаев, – ни о какой «известной нерешительности» Барклая де Толли тут не могло быть и речи. На самом деле все объяснялось хладнокровным расчетом ответственного за сохранение армии полководца».
* * *Историк войны 1812 года Н.А. Полевой констатирует:
«Все падало на главнокомандующего: его обвиняли в незнании воинского дела, непростительной робости, даже измене. Холодно встречаемый солдатами, он не мог продолжать своего согласия с Багратионом. Цесаревич Константин Павлович с неудовольствием оставил армию; за ним уехал рассерженный Беннигсен <…> Русская удаль требовала битвы, сражения – победы или смерти! Хотели лучше умереть, но не хотели идти далее».
Уже упомянутый нами служащий Петербургского почтамта И.П. Оденталь писал московскому почт-директору А.Я. Булгакову:
«Общее внимание обращено на военные происшествия. Никакая другая мысль не находит места ни в чьей голове. Побьют врагов под Смоленском – все могут оставаться спокойными. Бонапарте должно будет тогда помышлять о собственной безопасности. Ежели же божеским попущением прорвутся злодеи после решительной битвы далее, то не вижу, любезный Александр Яковлевич, конца и меры бедствиям, которые покроют Отечество наше. Граф Витгенштейн продолжает истреблять силу неприятельскую, шедшую чрез Псков и Опочку на Новгород <…> Пусть прочие наши главнокомандующие столько же сделают, сколько успела до сих пор армия под начальством графа Витгенштейна <…> Надобно только действовать системою Витгенштейна, системою суворовскою, системою, которая одна может увенчивать нас всегда и везде победою. Ретирады замешивают только ум у полководцев, отнимают дух у солдата, расстроивают внутреннюю связь. Мне нечего говорить вам о впечатлении, какое до сих пор произвело на умы отступление главных наших армий до Смоленска <…> Бог спасет Москву от разбойничьего нашествия <…> Французы делают ужасы в городах, где они бывают <…> Удивляюсь, что французов берут живых в плен. Это сущая зараза, которую вводят вовнутрь России. Я могу сие говорить по верным сведениям, которые имею чрез спасшихся от истязаний варваров. Изверги сии напитаны таким духом, что их больше еще должно опасаться пленных, нежели сражаясь с ними».
Так рассуждали люди невоенные. А вот что писал полковник А.А. Закревский генералу М.С. Воронцову:
«Сколько ни уговаривали нашего министра, почтеннейший и любезнейший граф Михаила Семенович, чтобы не оставлял города, но он никак не слушает и сегодня ночью оставляет город. К сожалению нашему, город горит {…} Неприятель опять от города отступил, дрались долго и упорно {…} Нет, министр наш не полководец, он не может командовать русскими».
Приводим еще один отрывок из его письма М.С. Воронцову:
«Холоднокровие, беспечность нашего министра я ни к чему иному не могу приписать, как совершенной измене (это сказано между нами) <…> Сему первый пример есть тот, что мы покинули без нужды Смоленск и идем Бог знает куда и без всякой цели для разорения России. Я говорю о сем с сердцем как русский, со слезами. Когда были эти времена, что мы кидали старинные города? Я, к сожалению, должен вам сказать, что мы, кажется, тянемся к Москве, но между тем уверен, что министра прежде сменят, нежели он туда придет. Его не иначе должно сменять как с наказанием примерным <…> Будьте здоровы, но веселым быть не от чего. Я не могу смотреть без слез на жителей, с воплем идущих за нами с малолетними детьми, кинувши свою родину и имущество. Город весь горит».
Слова А.А.Закревского тем более поразительны, что он не был врагом Барклая. Напротив, он был его адъютантом, то есть человеком близким и надежным.
А вот мнение начальника штаба Барклая генерала А.П. Ермолова, которое он высказал в одном из писем к П.И. Багратиону:
«Имеете право нас бранить, но только за оставление Смоленска, а после мы себя вели как герои! Правда, что не совсем благоразумно, но и тогда можно быть еще героями! Когда буду иметь счастие вас видеть, расскажу вещи невероятные. Смоленск необходимо было защищать <…> Вам угодно было, чтобы мы остановились, дрались <…> Почтеннейший мой благодетель! Теперь вам предлежит дать нам помощь. Пусть согласие доброе будет залогом успеха! Бог благословит предприятие наше. Если он защищает сторону правую – нам будет помощником! Представьте, ваше сиятельство, что два дни решат участь сильнейшей в Европе империи, что вам судьба предоставляет сию славу. И самая неудача не должна бы отнять у нас надежду. Надобно противостоять до последней минуты существования каждого из нас. Одно продолжение войны есть способ вернейший восторжествовать над злодеями Отечества нашего. Боюсь, что опасность, грозя древнейшей столице, заставит прибегнуть нас к миру, но сии меры слабых и робких. Все надобно принести в жертву и с радостию, когда под развалинами можно погребсти врагов, ищущих гибели Отечества нашего. Благословит бог! Умереть россиянин должен со славою».
Можно себе представить, что говорили в те дни о Барклае другие русские офицеры и генералы…
Можно себе представить, что чувствовал в те дни сам Барклай…
Но и в таких тяжелейших условиях Михаил Богданович, как отмечает Н.А. Полевой, «соразмерял потребность и опасность битвы, видел необходимость и невозможность дать ее».
А.П. Ермолов изложил императору свое личное мнение по поводу Барклая де Толли в следующих словах:
«Дарованиям главнокомандующего здешней армии мало есть удивляющихся, еще менее имеющих к нему доверенность, войска же и совсем ее не имеют».
«Как видим, – пишет биограф Барклая С.Ю. Нечаев, – даже начальник штаба Михаила Богдановича не понимал спасительной для армии и России сути его действий. К сожалению, и он, в числе многих других, готовил этим почву к назначению популярного в России и в армии главнокомандующего. Однако хорошо известно, что популярный – это далеко не всегда лучший. Популярность длится день, и совсем не она достается по наследству детям и внукам, и не всем было дано понять то, о чем, не уставая, говорил Барклай де Толли».
Хотел ли Наполеон надолго обосноваться в Смоленске
Итак, 6 (18) августа 1812 года Наполеон вошел в Смоленск.
В свое время в Париже, готовясь к походу, он говорил, что не собирается продвигаться дальше Смоленска. У его войск не было зимнего обмундирования; никто и не помышлял о зимней кампании, а еще меньше – о зимнем отступлении. Наполеону нужно было победоносное генеральное сражение, какими он привык быстро заканчивать свои кампании в Европе. Однако, вопреки планам Наполеона, русские отступали и отступали. Они оставили и свой древний Смоленск. Они опять продолжили отступление…
Находясь в Смоленске, Наполеон должен был принять какое-то решение, и как можно быстрее. Понятно, что город был разрушен, но в нем все-таки можно было бы перезимовать.
Генерал Филипп-Поль де Сегюр, служивший квартирмейстером при главном штабе Наполеона, свидетельствует:
«В Смоленске недостатка в госпиталях не было. Пятнадцать больших кирпичных зданий были спасены от огня. Была даже найдена водка, вино и некоторый запас медикаментов <…> Но к сильному волнению, которое вызывали в душе императора все донесения, присоединялась еще страшная мысль. Пожар Смоленска больше уже не был в его глазах роковой и непредвиденной случайностью войны, ни даже актом отчаяния, а результатом холодного обдуманного решения. Русские проявили в деле разрушения порядок, заботливость и целесообразность, которую обыкновенно применяют к делу сохранения!»
Согласимся, страшное признание. Признание самому себе в том, во что отказываешься верить…
Считается, что вначале у Наполеона действительно было намерение обосноваться в Смоленске. Пути снабжения его армии еще не были слишком растянуты, а следующей весной, уже в 1813 году, он мог бы возобновить военную кампанию. А пока можно было бы признать независимость Польши, что обеспечило бы ему еще большее восхищение поляков, и его армия пополнилась бы новыми преданными солдатами и офицерами.
Безусловно, Наполеон не был настолько безрассуден, чтобы не понимать, что все идет не так, как он планировал. С другой стороны, он, возможно, и не представлял себе до конца всех тягот русской зимы. А как можно это себе представить, не испытав на собственном опыте?
А еще можно было вернуться в Вильно, где находилась часть войск и необходимые запасы продовольствия.
В любом случае считается, что Наполеон якобы серьезно стал подумывать о том, чтобы остановиться и не идти дальше.
Генерал Филипп-Поль де Сегюр пишет о Наполеоне:
«В состоянии озабоченности он говорил отрывистые фразы тем, кто попадался ему навстречу: «Ну, что же нам теперь делать? Останемся здесь? Или же пойдем дальше вперед? Можно ли останавливаться на такой славной дороге?» Но ответа он не ждал и отправлялся опять бродить, как будто искал чего-нибудь или кого-нибудь, кто помог бы ему решиться».
