Любовь и зависимость - Стентон Пил

Жермен Греер указала на это же в своей книге "Женщина-евнух". Разделяя нелюбовь Фромма к поверхностным, коммерческим стандартам при оценке потенциальных супругов, она признает потребность в некоторых внешних аспектах обоснования отношений: "женщина показывает собственную ценность своим сестрам, выбирая успешного и представительного мужчину. Это, возможно, является частью процесса естественного отбора, действующего с самого начала ухаживания, и в этом есть здоровый эгоизм, если только критерии, на которых основываются эти суждения, не являются имитационными, коммерческими и тривиальными".

Указания Фромма на цельность в любви и акцентирование Греер самоактуализации и личной гордости - элементы позитивной концепции любви. Противопоставляя ее модели аддиктивной любви, мы можем выработать специфические критерии для оценки характера наших отношений. Эти критерии следуют из более общих стандартов различения аддиктивного и неаддиктивного подхода к жизни. Они являются пунктами, в которых отношения либо показывают здоровье и перспективу роста, либо склоняются к аддиктивности:

1. Имеет ли каждый любовник твердую уверенность в своей собственной ценности?

2. Улучшают ли любовников их отношения? По каким-то внешним меркам, стали ли они лучше, сильнее, привлекательнее, совершеннее или чувствительнее? Оценивают ли и они сами свои отношения по этим основаниям?

3. Сохраняют ли любовники серьезные интересы вне отношений, включая другие значимые личные отношения?

4. Интегрированы ли отношения в жизнь любовников в целом (в отличие от исключенных из нее)?

5. Могут ли любовники не опускаться до собственнических чувств и ревности к росту другого и к расширению его интересов?

б. Являются ли любовники еще и друзьями? Искали ли бы они общества друг друга, если бы перестали быть в первую очередь партнерами?

Эти стандарты представляют собой идеал, и, как таковой, он не может быть воплощен полностью даже в самых здоровых отношениях. Но, приняв тот факт, что каждые отношения вынужденно содержат некоторые элементы аддикции, мы можем все же сказать, что делает их в преобладающей степени аддиктивными. Это случается, как и в случае наркотической аддикции, когда единственное переполняющее увлечение чем-то или кем-то одним служит для отсечения человека от жизни, закрывания его для опыта, для того, чтобы сделать его менее открытым, сильным, свободным и позитивным в его взаимодействии с миром.

Межличностная аддикция не обязательно должна быть чем-то, происходящим один-на-один. Аддикт может сформировать последовательные или одновременные отношения: или потому, что никогда не допускает себя до серьезной вовлеченности, или потому, что не может найти партнера, который бы полностью его принимал. Во всех случаях, однако, в сердцевине аддикции находится ослабленное чувство самости. Аддикт использует отношения для того, чтобы изолировать себя от пугающего окружения. В результате этого уже изначально ослабленная самость перестает развиваться, и жизнь аддикта сжимается все больше.

Д.Лоуренс использовал термин "эгоизм на двоих", чтобы описать такую слишком разросшуюся, квази-постоянную связь между двумя любовниками. Как и любая форма аддикции, эгоизм на двоих объединяет людей, которые не достигли самозавершенности, которая дала бы им возможность прийти к переживанию Целостности в себе самом. В результате их влечет к объекту — любовнику — который может укрепить и обезопасить их неглубокую или фрагментированную часть. Но они попадаются в ловушку этого объекта, Кипу что, выполняя стабилизирующую функцию, он удерживает их от распространения вовне, где можно встретить других людей или столкнуться с новыми событиями. По мере усиления своей неадекватности и ригидности, каждый вынужден еще больше повисать "другом. Таким образом, они тянут друг друга во все более закрытые, изолированные и взаимно покровительственные отношения.

Партнеры по аддиктивным отношениям мотивированы более своей собственной потребностью в безопасности, чем признанием личных качеств другого. И поэтому то, чего они хотят друг от друга больше всего это убежденность в постоянстве. По этой причине они, вероятно, будут требовать от партнера безусловно принимать себя такими, какие они есть, включая пороки и странности. Взамен они готовы пассивно сносить подобные же выкрутасы в натуре другого. Фактически, для того, чтобы оправдать свою тотальную вовлеченность, любовники могут объявлять особенности друг друга стандартом привлекательности. Таким образом они создают приватный мир, в который другие не могли, да и не хотели бы входить.

Такие любовники, конечно, требуют друг от друга определенных изменений. Но такое приспособление осуществляется исключительно друг к другу, не приводя к возрастанию способности иметь дело с другими людьми или средой. Наоборот, изменения, которых один партнер требует от другого, чтобы он лучше удовлетворял его потребности, почти всегда являются вредными для общего развития другого как личности. Любовников не заботит то, что их "внутреннее" приспособление ослабляет их в целом. Фактически, снижения способность

справляться с кем-то или чем-то другим приветствуется в партнере как более сильная гарантия его преданности. Вот почему ревность и собственничество являются такой большой частью аддиктивной любви. Вот почему аддикт на самом деле надеется, что его любовник не будет встречать новых людей и наслаждаться миром, поскольку это принесло бы конкурирующие связи и интересы, которые бы сделали его менее зависимым от партнера. Как показывает проницательный анализ Жермен Греер, "отличительный признак эгоистической любви, даже когда она маскируется под альтруистическую, заключается в отрицательном ответе на вопрос: "Хочу ли я того, чтобы мой любимый был счастлив, больше, чем того, чтобы он был со мной?" Как только мы обнаруживаем, что стараемся быть необходимыми, поддерживая уязвимость своих любимых, мы должны знать, что наша любовь приняла форму социально санкционированного эгоизма. Каждая жена, которая трудится как рабыня, чтобы оставаться хорошенькой, готовит любимую еду своего мужа, увеличивает его гордость и уверенность в себе в ущерб его чувству реальности, старается быть его самым близким, а лучше единственным другом, поощряет его к отказу от согласования своих мнений с кем-либо еще, когда им можно находить подтверждение в ее объятиях, привязывает к себе супруга стальными обручами, которые будут душить их обоих. Каждый раз, когда женщина заставляет себя смеяться над сотый раз услышанной остротой мужа, она предает его. Мужчина, который смотрит на свою женщину и говорит: "Что бы я без тебя делал?", уже разрушен. Женщина одержала полную победу, но эта победа — Пиррова. Они оба пожертвовали столь многим из того, что изначально делало их достойными любви, ради того, чтобы построить симбиоз взаимной зависимости, что вряд ли они теперь составят вместе одно человеческое существо".

Парадоксально, но в момент, когда они отвергают остальной мир — когда они нуждаются друг в друге больше всего — любовники становятся наименее критичными и способными осознавать друг друга в качестве уникальных индивидуальностей. Партнер просто здесь, как совершенно необходимая точка уверенности в запутанном и опасном мире. При этих условиях принятие другого — это не распознавание целостности данной личности. Там, где потребность друг в друге столь интенсивна, в умах любовников нет места для такого понимания достоинства, своего или партнера. Их недостаточное чувствование себя заставляет их желать впитать друг друга, и именно недоразвитие самости и способности выражать свою индивидуальность делает возможным для них такое поглощение.

И далее, крайняя недостаточность интереса любовников друг к другу опровергает романтическое представление об аддиктивной любви как о некоей сильной страсти. Интенсивность, которую мы видим, исходит из отчаяния, а не из желания узнать друг друга получше. В здоровых отношениях растущая привязанность к другому человеку сопутствует возрастающему признанию и высокой оценке этой личности; это те любовные отношения, в которых два человека постоянно находят друг в друге новые грани, которые восхищают и приносят наслаждение. В аддикции же очевидна не интенсивность страсти, а ее мелкость.

В таком сорте отношений нет эмоционального риска или, по крайней мере, аддикт старается исключить этот риск настолько, насколько возможно. Из-за того, что он так уязвим, аддикт стремится в своем воображениии к безупречной неуязвимости. Он отдает себя только в обмен на гарантии безопасности.

С этой точки зрения, любовь с первого взгляда становится так же понятна, как и пристрастие к героину с первого укола. Описание своего первого приема героина аддиктом в "Дороге в Н" может быть с тем же успехом применено к переживаниям аддиктивных любовников: "Я чувствовал, что всегда хотел чувствовать себя именно так, как тогда". Оба аддикта открыли для себя что-то утешительное, что, как они надеются,