Изюм из булки. Том 2 - Виктор Шендерович

И был застукан.

Вскоре гостиницу наполнил глубокий голос народного артиста СССР Александра Остужева.

— Да-а… Войну мы проиграли!

Обитатели гостиницы повысовывались из дверей.

— Войну мы проигра-али! — драматически повторил народный артист СССР.

Это тянуло на лагерь. Невольные слушатели остужевского монолога не знали, как поступить по такому случаю — то ли оглохнуть, то ли самим бежать в органы.

Дав соседям время на смятение, артист закончил свою мысль:

— Если народный депутат насрал на пол — войну мы проигра-али…

Дело вкуса

Однажды, во время той челябинской эвакуации, артистов Малого пригласили в гости в один добросердечный дом: хозяйка, широкая душа, наготовила настоящих котлет — по штуке на человека! В Челябинске зимой 42-го это было немыслимое пиршество…

Раскладывать их, по одной штуке, по тридцати тарелкам хозяйка постеснялась — это выглядело бы действительно жалковато… Положила пахучей прекрасной горой на одно большое блюдо — в надежде, что голодные, но интеллигентные московские гости вычислят норму сами.

Среди московских гостей нашелся, однако, человек не столько интеллигентный, сколько незакомплексованный: подойдя к столу, он в глубокой задумчивости начал поедать котлеты, одну за другой.

На третьей или четвертой хозяйка, не выдержав, тактично заметила музыканту: он тут не один, и все присутствующие любят котлеты…

— Да-да, — мягко согласился гость. — Но никто не любит их так, как я…

Красное и черное

В начале тридцатых тихий еврей, носитель амбивалентной фамилии типа Розенфельд, записался, от греха подальше, немцем.

Но еврейский вопрос, вместе с мочой, ударил в голову как раз немцам, — и в сорок первом советская власть выслала Розенфельда к чертовой матери в Казахстан.

Розенфельд сделал правильные выводы — и после войны всех обхитрил и переписался евреем.

Как раз успел к борьбе с космополитизмом.

Советская власть снова вытерла о Розенфельда свои большие ноги…

И поделом: не надо играть в рулетку с владельцем казино!

Сходство

На открытие памятника Долгорукому в год восьмисотлетия Москвы согнали, разумеется, всякой твари по паре: рабочие, служащие, военные, народная интеллигенция… Оркестр, начальство. Все стоят, ждут.

Произведение искусства, слава богу, еще под покрывалом.

Покрывало сняли, и типовое чудило на лошади предстало, наконец, глазам общественности. После недоуменной паузы в тишине раздался негромкий голос композитора Сигизмунда Каца:

— Похож.

Амператор

Летом пятьдесят третьего года молодой художник Жутовский и двое его друзей поехали на велосипедах через южный Урал…

Однажды посреди прозрачной березовой тайги они встретили местного старичка, — тот гнал деготь, подкладывая куски старой коры под огромный чугунный чан.

Узнав, что перед ним москвичи, словоохотливый старик попросил о политинформации. Про смерть Сталина он был в курсе и хотел знать дальнейшие подробности:

— А хто таперича у нас амператор?

— Отец, — ответили ему путешественники, — императора уже нет, у нас теперь триумвират.

— Это как? — не понял старик.

— А трое главные!

— Прям трое? — не поверил старик.

— Ага.

— А хто?

Образованные москвичи перечислили партийных богатырей. Старик помолчал, а потом спросил снова:

— А амператор-то из них хто?

— Да втроем они, дед! Втроем!

— Но главный из них — хто? — не унимался старик.

— Хрущев, — подумав, сообразили москвичи.

— Во-от, другое дело, — успокоился старик. — Трое-трое, а амператор — один!

Рассказывая сегодня эту байку, Борис Иосифович Жутовский не преминет напомнить вам, что живет, считая промежуточных, при одиннадцатом амператоре …

Через запятую

Отчим художника Бориса Жутовского вел дневник.

Много лет подряд, каждый день — хотя бы несколько строк: погода, быт, родня, соседи… Поучительное чтение! Особенно когда в жизнь частного человека бесшумно впадает история.

Запись от 6 марта 1953 года стоит в этом смысле целой книги.

«Погода дрянь. Сломал левый клык. Васька окунул лапки в кипяток. Сдох персюк проклятый. Марь Иванна ночевала».

Ровным голосом, через запятую…

Минай в сундуке

А Зиновий Гердт узнал о смерти Сталина от своего друга Мартына Хазизова. Мартын, тоже в прошлом фронтовик, работал в оркестре образцовского театра и был человеком, как сказали бы сегодня, продвинутым: слушал по ночам «Голос Америки»…

Добрым мартовским утром, за день до Левитана, он приватно известил товарищей по работе:

— Минай залабал в сундук!

Минаем они, конспираторы, называли Кобу, а Политбюро у них было — «минайчатник»…

Сколько в тебе росту?

Дело было в конце пятидесятых.

Зиновий Гердт и Мартын Хазизов (тот самый, который сообщил про смерть Миная) гуляли по Стокгольму — в сопровождении, разумеется, сопровождающего , молодого лейтенанта госбезопасности.

— Зямчик, — сказал вдруг неуемный маленький Мартын, остановившись, — я ничего не понимаю! Смотри: над дворцом флаг, значит, король дома. А мы же им враги! И гуляем по дворцу, и никто нас не останавливает, не проверяет документов… Зямчик, ты что-нибудь понимаешь?

«Зямчик» все уже понимал вполне (как, разумеется, и сам Мартын) — именно поэтому счел за благо помолчать. Но сопровождающий промолчать не смог.

— Видимость демократии! — заявил он.

Тут маленький Мартын повернулся к лейтенанту и спросил:

— Дима, сколько в тебе росту?

— Метр восемьдесят семь, — с достоинством ответил Дима.

И Мартын сказал:

— Вот весь — иди на хуй!

…Когда в доме Гердтов имели в виду кого-нибудь послать, то вместо мата задавали этот невинный вопрос:

— Сколько в тебе росту?

И человек понимал, что он уже идет — весь …

Поговорили

В пятьдесят каком-то году в Калькутту приехала английская королева.

Разумеется, прием на самом что ни на есть уровне, послы, атташе… А от СССР в Калькутте случился в ту пору какой-то партийный чувачок из торгпредства, звезд не хватавший даже с невысокого советского неба.

И вот — во всех смыслах слова — представление: английская королева идет вдоль ряда послов и с каждым хоть пару слов да скажет.

Дошли до чувачка.

А он к тому времени от ужаса забыл даже то, что учил, и, увидев перед собой Ее Величество, просто спросил:

— Do you speak English?

Королева ответила:

— А little bit…

«Немного…»

Очное обучение

Студентка консерватории, комсомолка и активистка, пробегая по лестнице мимо профессора Гольденвейзера, бойко прощебетала:

— Александр Борисович, почему вы не ходите в наш кружок марксизма-ленинизма?

— Милочка, — мягко ответил Гольденвейзер, — зачем же мне туда ходить? Я скоро с ними лично увижусь…

Неудачный фенотип

Советский профессор Игорь Квитной получил приглашение из Цюриха (почитать лекции в тамошнем университете) и пришел в международный отдел проситься наружу…

Матушка советская власть, разумеется, указала ему на законное место у параши… Но дело было в Институте радиологии в Обнинске, а там умели формулировать интеллигентно.

— Игорь Моисеевич, — сказала ему руководящая дама, — вы же взрослый человек и должны сами понимать, что с вашим фенотипом за границу не ездят!

Поворот темы

В самой гнойной середине семидесятых в Москонцерте проходило собрание, посвященное осуждению еврейской эмиграции. Как раз из Москонцерта в ту пору начали валить косяками, и начальство, озверев, назначило оставшимся сеанс публичного очищения.

Очищались громко и страстно.

— Это вообще не люди! Это крысы, которые бегут с нашего корабля! — трубил какой-то несчастный…

Когда все оттрубили, слово попросил тихий чтец Эммануил Каминка.

— Ну да, — мягко вступил он, — эти евреи, которые уехали, это вообще не люди… даже не будем о них больше говорить! Но скажите, — осторожно уточнил Каминка, — а тех евреев, которые останутся — их как-нибудь поощрят?

Уточнение

В те же годы и по тому же поводу партийное начальство мучало великого Мравинского: от вас бегут музыканты!

— Это не от меня бегут, — холодно ответил Мравинский, — это от вас!

Промашка

Дирижер Кирилл Кондрашин выбрал свободу. Уехал из СССР. Умер в эмиграции и был похоронен в Амстердаме, на скромном кладбище Вестерфельд…