Изюм из булки. Том 2 - Виктор Шендерович

И тогда, рассказывают, поднялся Плятт и, повернувшись к молодому Ширвиндту, зааплодировал первым. И эпоха в лице Фаины Георгиевны, Леонида Осиповича и других легенд присоединилась к аплодисментам в честь человека, вступившегося за профессию.

Члено-вредительство

Конец семидесятых, Барнаул, гастроли Театра Сатиры…

Продовольственная программа КПСС уже сделала свое дело, и еды в Барнауле не было. Однажды у стойки администратора в гостинице появилось объявление, касавшееся участников гастролей: члены КПСС могут обедать в обкоме!

Вечером рядом с этой бумагой появилось заявление от артиста Ширвиндта: «До окончания гастролей прошу считать меня коммунистом!».

Почувствуйте разницу

Осенью 2010 года по отмашке из Кремля СМИ дружно набросились на впавшего в опалу Лужкова — и в две недели обглодали его до костей.

Поучаствовать в этом празднике дарвинизма предложили и Ширвиндту. Артист ответил корреспонденту максимой, которую можно отливать в металле:

— Я старая блядь, но проституткой никогда не был!

Не надо рефлексий

Давным-давно артист Державин был зятем маршала Буденного.

И вот однажды в семейно-дружеском застолье, в присутствии легендарного маршала, сидевшего во главе стола, Державин и Ширвиндт начали обсуждать одну нравственную коллизию.

Коллизия эта была такова: они работали на Малой Бронной у Эфроса, на вторых ролях, а звали их в Театр Сатиры — на первые. Эфрос был учитель и серьезный режиссер, но в театре Сатиры обещали роли… Ролей хочется, перед Эфросом неловко…

Маршал Буденный послушал-послушал — и попросил уточнить, в чем, собственно, проблема. Не желая обижать старика, ему на пальцах объяснили ситуацию и даже, уважения ради, попросили совета. Как у пожившего человека…

Семен Михайлович ответил зятю:

— Миша! Я не знаю этих ваших театральных дел, но я скажу так…

Он немного помолчал и продолжил довольно неожиданно:

— Степь! И едешь ты по степи верхами… А навстречу тебе едет верхами какой-то человек. И ты не знаешь: белый он, красный…

Маршал побагровел от воспоминаний и крикнул:

— Миша, руби его на хуй!

И они ушли от Эфроса в Театр Сатиры.

Последнее предупреждение

А в Театре Сатиры работала замечательная актриса — Надежда Слонова. Однажды она тяжело заболела. Дело казалось настолько серьезным, что Слонова начала отдавать последние распоряжения.

В частности, позвала к себе домой молодую Ольгу Аросеву — чтобы предупредить о возможном инциденте на собственных похоронах.

— Оля! — сказала Слонова. — Меня положат в фойе театра… Но ты же меня знаешь… Если Плучек начнет говорить — я встану!

По счастью, проверить реальность этой угрозы не пришлось: Надежда Ивановна прожила еще почти полвека.

Во избежание недоразумений

Старый актер Малого театра Михаил Францевич Ленин в 1920 году написал заявление наркому просвещения Луначарскому. Содержанием бумаги была просьба посодействовать тому, чтобы люди не путали его с тем Лениным, который Ульянов.

Луначарский наложил на письмо резолюцию: «Не трогать. Явный дурак».

Приметы коммунизма

В конце тридцатых партийная организация Малого театра поручила великой Яблочкиной встретиться с молодежью и рассказать молодежи про коммунизм.

Александра Александровна, начинавшая еще при первом Островском, была дама дисциплинированная и начала молодежи рассказывать про коммунизм — все, что сама знала про этот предмет. Какие будут отношения между людьми, как все вокруг будет прекрасно и замечательно…

Как и полагается актрисе, от собственного монолога Яблочкина постепенно возбудилась и закончила с неподдельной страстью и томлением:

— …и будет много разной вкусной еды, — дрожащим голосом пропела она, — как при царе-батюшке!

Унижение

В другой раз Яблочкину попросили рассказать той же советской молодежи об унизительной жизни актрисы до революции. Старуха рассказала страшные вещи.

— Такое унижение, просто невозможно представить… Приходят после спектакля прямо в гримерную! Валом вялят незнакомые люди, дарят цветы, подарки… Дворяне, купцы, офицеры!..

— Александра Александровна! — строго окликнул ее парторг.

— Ах да, конечно! — спохватилась Яблочкина. — И рабочие, и колхозники тоже!

«Там, на шахте угольной…»

…паренька, как вы помните, приметили.

И, как не говорилось в тридцатые годы, — раскрутили и сделали брендом! Бренд назывался — «Стаханов»…

На самом деле его звали — Андреем. Но когда в Москву с шахты прислали телеграмму: «А. Стаханов за смену сделал 14 норм», журналист «Правды» написал наугад — Алексей Стаханов.

Из Луганска позвонили: ошибка, его имя Андрей!

О коллизии доложили Сталину. Сталин сказал: «Газета “Правда” не может ошибаться».

И Стаханову выдали новый паспорт.

Чужим именем дело могло не ограничиться — выдернутый из собственной жизни, человек-бренд чуть не стал человеком-призраком. Уже не Андрея, а Алексея, его сделали коммунистом и депутатом Верховного Совета, обвешали цацками и запустили в пропагандистский оборот…

Став всесоюзной знаменитостью, да еще под чужим именем, Стаханов быстро съехал с глузду, развелся, женился на десятикласснице, стал пить — и однажды в драке потерял пиджак с партбилетом и орденом Ленина.

Доложили Сталину. Сталин сказал:

— Выдайте ему новый орден и партбилет. Но скажите: пусть ведет себя потише. А то мы найдем другого Стаханова. А ему придумаем новую фамилию.

Это передали Стаханову. Говорят, драться он перестал, но пить стал еще сильнее…

Заслуженное повидло

В середине тридцатых годов над окном выдачи «пайков» заслуженным большевикам висело объявление: «Цареубийцам повидло без очереди».

Бог не фраер

Дело было в начале тридцатых.

Молодой украинский чекист терроризировал собственных родителей, запрещая им говорить на идиш. Сколько можно! Язык местечка, язык рабства! А на дворе пятнадцатилетие великого Октября — новая страна, новые отношения, и вообще, скоро коммунизм!

Родительский идиш чекист искоренил, вот только коммунизма не случилось. Чекист дожил до девяноста лет, и в девяносто его разбил инсульт.

Старик выкарабкался, но, придя в сознание, уже ни слова не понимал и не мог сказать по-русски. Бог послал ему напоследок — идиш. Он о чем-то просил, но втуне: родители давно умерли, а его сын не понимал ни слова на этом выжженном языке…

Азохн вей.

Гамбит Шварца

В сорок третьем году Евгений Шварц написал пьесу «Дракон» — и понес ее в Главлит. Сразу в несколько кабинетов!

И в Главлите «Дракона» — пропустили.

Как так?

А так. Еще бы они не пропустили!

Логику этого удивительного свободомыслия объясняет анекдот послевоенных лет. В ресторан входит фронтовой капитан, весь в орденах, садится, заказывает одно, другое… Ничего нет! Голодуха.

— Эх, — говорит капитан, — до чего страну довел, черт усатый!

Ну, ему сразу руки за спину — и к чекистам. И, по законам анекдота, приводят чекисты того капитана к Сталину. И Сталин спрашивает:

— Кого вы имели в виду, товарищ капитан, когда говорили «черт усатый»?

— Гитлера, товарищ Верховный Главнокомандующий!

— Хорошо, — говорит Сталин. — А вы кого имели в виду, товарищи чекисты, когда арестовывали товарища капитана?

Во-во.

Несчастные цензоры Главлита, холодея в своих кабинетах и озираясь на соседние, читали посреди войны переложение немецкой легенды о Драконе… Антифашистский текст? Безусловно.

Только ли антифашистский? Интересный вопрос…

Но запрет пьесы означал бы явку с повинной, и в ушах у цензоров звучал негромкий голос с кавказским акцентом:

— А вы кого имели в виду?..

И Шварц победил.

Малый театр и большая нужда

Малый театр, Челябинск, зима 1942 года…

Жили в эвакуации по квартирам, но народных артистов в знак уважения поселили в гостинице — вместе с московским начальством.

Воды не было. Ее носили со двора, и легендарный Остужев дефилировал по коридорам с полным ведром, декламируя своим бесподобным голосом:

— Раз студеною порой шла девица за водой…

Для прочих надобностей, на времена коммунального обезвоживания, во дворе имелся деревянный домик. Но начальству законы не писаны, и некий депутат нашел альтернативу хождению на мороз: просто наложил кучу на полу гостиничного туалета.

И был застукан.

Вскоре гостиницу наполнил глубокий голос народного артиста СССР Александра Остужева.