Стрелок - Стивен Кинг

— О'кей.

Еще какое-то время стрелок пристально изучал его, вспоминая свое детство. Обычно, вспоминая об этом, он испытывал странное ощущение, что все, что происходило тогда, происходило не с ним, а с кем-то другим — с человеком, который прошел сквозь некую осмотическую мембрану и изменился уже безвозвратно. Но теперь его детство вдруг подступило так близко. Мучительно близко. Здесь, в конюшне на промежуточной станции, было невыносимо жарко, и стрелок выпил еще воды. Потом поднялся и прошел вглубь строения. Остановился, заглянув в одно из стойл. Там в углу лежала охапка белой соломы и аккуратно свернутая попона, но лошадьми не пахло. В конюшне вообще ничем не пахло. Солнце выжгло все запахи и не оставило ничего. Воздух был совершенно стерилен.

В задней части конюшни стрелок обнаружил крошечную темную каморку с какой-то машиною из нержавеющей стали, похожей на маслобойку, в центре. Ее не тронули ни ржавчина, ни гниение. С левого ее боку торчала какая-то хромированная труба, протянувшаяся до решетки водостока в полу. Стрелок уже видел насосы, подобные этому, и в других засушливых местах, но ни разу не видел такого большого. Он даже представить себе не сумел, как глубоко нужно было бурить, чтобы добраться до грунтовых вод, затаившихся в вечной тьме под пустыней.

Почему они не забрали с собою насос, когда покидали станцию?

Может быть, из-за демонов.

Внезапно он вздрогнул. По спине прошла судорога. По коже — мурашки. Потом отпустило. Он подошел к переключателю и нажал кнопку ВКЛ. Механизм загудел. А примерно через полминуты струя чистой, прохладной воды вырвалась из трубы и пролилась в водосток, обратно в систему рециркуляции. Наверное, галлона три вылилось из трубы, прежде чем насос прекратил качать воду, щелкнув в последний раз. Эта штука была столь же чуждой этому месту и времени, как и чистая, истинная любовь, и тем не менее — твердой и непоколебимой, как Правосудие. Молчаливое напоминание о тех временах, когда мир еще не сдвинулся с места. Вероятно, машина работала на энергии ядерного реактора, поскольку электричества не наблюдалось на тысячи миль отсюда, а сухие батареи уже давно бы разрядились. Это стрелку не понравилось.

Он вернулся обратно и сел рядом с мальчиком, который лежал, подложив одну руку под голову. Симпатичный такой мальчуган. Стрелок выпил еще воды и скрестил ноги на индейский манер. Мальчик, как и тот поселенец у самого края пустыни, у которого был еще ворон (Золтан, внезапно вспомнил стрелок — ворона звали Золтан), тоже утратил всякое ощущение времени, но человек в черном, вне всяких сомнений, был уже близко. Уже не в первый раз стрелок задумался о том, а не подстроил ли человек в черном очередную ловушку. Быть может, стрелок играет теперь ему на руку. Он попытался представить себе, как оно будет выглядеть — их столкновение, но не сумел.

Ему было жарко, но в остальном он себя чувствовал вполне сносно. В голове снова всплыл давешний детский стишок, но на этот раз он подумал уже не о маме. Он подумал о Корте — о Корте с лицом, измереженном[?] шрамами от пуль, камней и всевозможных тупых предметов. Шрамы — отметины войны. Интересно, подумал он вдруг, а была ли у Корта любовь. Большая, под стать этим монументальным шрамам. Вряд ли. Он подумал об Эйлин. И еще — о Мартене, об этом волшебнике-недоучке.

Стрелок был не из тех людей, которые любят копаться в прошлом; если бы не умение смутно предвосхищать будущее и не то обстоятельство, что он относился к людям эмоционального склада характера, его бы, наверное, принимали за существо, лишенное всяческого воображения, попросту говоря — за этакого дубаря. Вот почему теперешние размышления стрелка несказанно его самого удивили. Каждое новое имя, всплывавшее в памяти, вызывало другое: Катберт, Пол, старина Джонас и Сьюзан, прелестная девушка у окна.

Тапер из Талла (тоже — мертвый; они все мертвы в Талле, все — сраженные им, стрелком) обожал старые песни, и стрелок замурлыкал фальшиво себе под нос:

Любовь, любовь беспечная,Смотри, что ты наделала.

Он рассмеялся, сам себе поражаясь. Я — последний из этого мира, зеленого мира теплых оттенков. Его вдруг охватила тоска по былому. Тоска, но не жалость к себе. Мир безжалостно сдвинулся с места, но его ноги сильны по-прежнему, и человек в черном уже близко. Стрелок задремал.

Когда он проснулся, уже почти стемнело, а мальчик исчез.

Стрелок поднялся — в суставах явственно хрустнуло — и подошел к двери конюшни. В темноте, на крыльце постоялого двора, мерцал огонек. Он направился прямо туда. Тень его, длинная, черная, растянулась в коричневатом свечении заходящего солнца.

Джейк сидел возле зажженной керосиновой лампы.

— Там в вазочке было масло, — сказал он, — но я побоялся зажигать огонь в доме. Все такое сухое…

— Ты все сделал правильно. — Стрелок уселся, не обращая внимания на многолетнюю пыль, что взвилась у него из-под задницы. Отсветы пламени из лампы окрасили лицо паренька в нежные полутона. Стрелок достал свой кисет и свернул себе папиросу.

— Нам надо поговорить, — сказал он.

Джейк кивнул.

— Ты, наверное, уже догадался, что я преследую того человека, которого ты здесь видел.

— Собираетесь кокнуть его?

— Я не знаю. Мне нужно заставить его кое-что мне рассказать. Может быть, даже заставить его отвести меня в одно место.

— Куда?

— К башне, — ответил стрелок. Он прикурил, поднеся папиросу к носику лампы, и глубоко затянулся. Легкий ночной ветерок отнес дым прочь. Джейк смотрел на него, пока дым не растаял в воздухе. На лице его не отражалось ни страха, ни любопытства. И никакого, естественно, энтузиазма.

— Стало быть, завтра я ухожу, — продолжал стрелок. — Тебе придется пойти со мной. Это мясо еще осталось?

— Совсем чуть-чуть.

— А кукуруза?

— Немножко.

Стрелок кивнул.

— Здесь есть какой-нибудь погреб?

— Да. — Джейк поглядел на него. Зрачки его глаз вдруг расширились, производя впечатление странной хрупкости. — Нужно только потянуть за кольцо в полу, но я не спускался вниз. Я боялся, что лестница может сломаться и я не сумею оттуда выбраться. И там плохо пахнет. Это — единственное здесь место, где вообще как-то пахнет.

— Мы встанем пораньше и посмотрим там, нет ли чего, что могло бы нам пригодиться. Потом пойдем потихоньку.

— Хорошо. — Помолчав, мальчик добавил: — Хорошо, что я не убил вас, пока вы спали. Тут у меня есть вилы, и у меня была мысль… Но я не стал этого делать, и теперь мне больше не нужно бояться заснуть.

— А чего ты боялся?

Мальчик угрюмо взглянул на него.

— Привидений. И что он вернется.

— Человек в черном, — Стрелок не спрашивал — утверждал.