Стрелок - Стивен Кинг

Внутри конюшни было темно, тихо и невыносимо жарко. Стрелок огляделся, вытаращив воспаленные глаза. Все опять поплыло. Обернувшись, как пьяный, он увидел мальчишку. Стоя в дверях, тот смотрел на него. Гигантский скальпель боли пронзил его голову, от виска до виска. Разрезал мозг его, как апельсин. Он засунул револьвер в кобуру, покачнулся, взмахнул руками, словно отгоняя призрачных фантомов, и упал лицом вниз.

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на спине, а под головой у него — охапка мягкого сена, не имеющего никакого запаха. Мальчик не сумел передвинуть стрелка, но постарался устроить его поудобнее. Было прохладно. Он оглядел себя и увидел, что рубашка его потемнела от влаги. Облизав губы, почувствовал вкус воды. Моргнул. Огляделся.

Мальчик сидел тут же рядом, на корточках. Едва он увидел, что стрелок приоткрыл глаза, он наклонился и протянул ему консервную банку с неровными зазубренными краями — полную жестянку воды. Стрелок схватил ее трясущимися руками и позволил себе отпить. Чуть-чуть — самую малость. Когда вода прошла внутрь и улеглась у него в животе, он отпил еще немного. А то, что осталось, выплеснул себе в лицо, сдавленно отдуваясь. Красивые губы мальчишки изогнулись в серьезной улыбке:

— Поесть не хотите?

— Попозже, — сказал стрелок. Тошнотворная боль в голове, результат солнечного удара, еще до конца не прошла. Вода неуютно хлюпала в желудке, как будто не зная, куда ей теперь податься. — Ты кто?

— Меня зовут Джон Чемберс. Можете называть меня Джейк.

Стрелок сел, и тошнотворная боль обернулась немедленной неудержимой рвотой. Он согнулся пополам, борясь со своим взбунтовавшимся желудком. В коротенькой битве победителем вышел желудок.

— Там есть еще, — сказал Джейк и, забрав банку, направился в дальний конец конюшни. Остановился на полпути. Неуверенно улыбнулся стрелку. Тот кивнул ему, потом опустил голову, подперев подбородок руками. Мальчик был симпатичный, хорошо сложенный, лет, наверное, девяти. Вот только какая-то мрачная тень лежала у него на лице. Впрочем, теперь на всех лицах лежали тени.

Из сумрака в дальнем конце конюшни донесся какой-то глухой, непонятный шум. Стрелок настороженно вскинул голову, руки сами потянулись к револьверам. Странный шум длился примерно секунд пятнадцать, потом затих. Мальчик вернулся с жестянкой — теперь наполненной до краев.

Стрелок отпил еще немного, на этот раз пошло лучше. Боль в голове потихонечку отступала.

— Я не знал, что мне с вами делать, когда вы упали, — промолвил Джейк. — Мне вдруг показалось, что вы хотели меня застрелить.

— Я принял тебя за другого.

— За священника?

Стрелок насторожился.

— Какого священника?

Мальчик, нахмурившись, поглядел на него.

— Священник. Он останавливался во дворе. Я спрятался в доме. Он мне не понравился, и я не стал выходить. Он пришел ночью, а на следующий день ушел. Я бы спрятался и от вас, но я спал, когда вы подошли. — Взгляд мальчишки, направленный куда-то поверх головы стрелка, вдруг сделался мрачным. — Я не люблю людей. Им всем на меня насрать.

— А как он выглядел, этот священник?

Мальчик пожал плечами.

— Как и всякий священник. В такой черной штуке.

— Типа сутаны с капюшоном?

— Что такое сутана?

— Такой балахон.

Мальчик кивнул.

— Балахон с капюшоном.

Стрелок резко подался вперед, и что-то в лице у него заставило мальчика отшатнуться.

— И давно он тут был?

— Я… я…

— Я тебе ничего не сделаю, — терпеливо сказал стрелок.

— Я не знаю. Я не запоминаю время. Все дни так похожи.

Только теперь стрелку пришло в голову задаться вопросом, а как вообще он попал сюда, этот мальчик, как очутился он в этом заброшенном месте, окруженном — на многие лиги по всем направлениям — сухою пустыней, убивающей все живое. Впрочем, ему-то какое дело. По крайней мере — сейчас.

— Попробуем все-таки подсчитать. Давно?

— Нет. Недавно. Я сам здесь недавно.

Внутри у него снова вспыхнул огонь. Он схватил жестянку с водою и жадно отпил еще глоток. Его руки дрожали. Самую малость. В голове снова всплыли обрывки давешней колыбельной, но на этот раз перед мысленным взором его встало уже не мамино лицо, а лицо Элис со шрамом на лбу. Элис, которая была его женщиной в том, разоренном теперь городке под названием Талл.

— Как — недавно? Неделя? Две? Три?

Мальчик в смятении поглядел на него.

— Да.

— Что — да?

— Неделя. Или две. Я не вышел к нему. Он даже не пил воды. Я подумал, что он, может быть, призрак священника. Я испугался. Я боялся почти все время. — Лицо его вдруг задрожало, точно кристалл под напором предельной, разрушительной ноты, выходящей за грань звучания. — Он даже не стал разводить костер. Он просто сидел. Я даже не знаю, спал он или нет.

Так близко! Гораздо ближе, чем когда-либо прежде. Несмотря на предельную обезвоженность организма, руки стрелка стали влажными, скользкими.

— Тут есть немного сушеного мяса, — сказал ему мальчик.

— Хорошо, — кивнул стрелок. — Замечательно.

Мальчик поднялся, чтобы сходить за обещанным мясом. В коленках легонько хрустнуло. Держался он прямо. Ладная, стройненькая фигурка. Пустыня еще не успела его иссушить. Руки его были чуть-чуть худоваты, но кожа, хотя и загорелая дочерна, еще не засохла и не растрескалась. Он полон соков, — подумал стрелок и снова отпил из банки. Он полон соков. И он — не отсюда.

Джейк вернулся с вяленым мясом, разделанным на небольшие кусочки, и чем-то похожим на сожженную солнцем краюху хлеба. Мясо было довольно жестким, жилистым и явно пересоленным — губы стрелка в мелких трещинках и язвочках защипало от соли. Он ел и пил, пока окончательно не насытился. Мальчик почти не притронулся к пище.

Стрелок внимательно поглядел на него, и тот не отвел глаз.

— Откуда ты, Джейк? — наконец спросил он.

— Я не знаю, — нахмурился мальчик. — Не знаю. Я знал, когда только еще очутился здесь, но теперь оно все как-то смутно, как плохой сон, когда ты уже проснулся. Они постоянно мне снятся, плохие сны.

— Тебя кто-то привел сюда?

— Нет, — сказал мальчик. — Я просто здесь оказался.

— Какая-то ерунда получается, — буркнул стрелок.

Ему вдруг показалось, что мальчик сейчас заплачет.

— Я ничего не могу поделать. Я оказался здесь. А теперь вы уйдете, и я умру с голоду, потому что вы съели почти всю мою еду. Я не хотел оказаться здесь. Я никого не просил, чтобы мне здесь оказаться. Мне здесь не нравится. Здесь неприятно и страшно.

— Не надо так уж себя жалеть. Держи хвост пистолетом.

— Я не хотел сюда. Я никого не просил, — с некоторым даже вызовом повторил мальчик.

Стрелок съел еще кусок мяса. Прежде чем проглотить его, долго жевал, чтобы выдавить соль. Мальчик тоже участвует в этом, и стрелок был уверен, что тот говорит ему правду — он никого не просил. Он не хотел, чтобы так было. Плохо. Это очень плохо. Это он, стрелок… он так хотел. Однако он никогда не хотел, чтобы игра становилась настолько грязной. Он не хотел расстрелять из своих револьверов все безоружное население Талла. Не хотел убивать Элли, чье лицо было отмечено странным, как будто сияющим шрамом. Не хотел выбирать между этой своей одержимостью исполнить свой долг, между поиском и преступной безнравственностью. Человек в черном, отчаявшись, начал играть не на тех струнах, если только в данном конкретном случае играет именно он, человек в черном. Это нечестно: выпихивать на сцену совсем посторонних, невинных людей и заставлять их участвовать в этом спектакле, чужом для них и непонятном. Элли, подумал он, Элли, по крайней мере, жила, пусть — в иллюзорном, но все-таки в своем мире. А этот мальчик… этот проклятый мальчик…