Покровитель для оторвы (СИ) - Найт Елизавета

Едва межкомнатная дверь захлопывается за моей спиной, как я прижимаюсь к ней спиной и соскальзываю на пол.

Сердце бешено стучит почти у самого горла. Кровь пульсирует в висках.

Громко всхлипываю. Рыдания душат меня.

Напряжение меня не отпускает. И я, спрятав лицо между приведенных к груди коленей, рыдаю навзрыд.

Плачу и сама не уверена, почему.

Потому что Дима мог меня узнать, вспомнить ту нашу ночь? Тогда все пропало!

Или потому что он не узнал, а тянет его к «Кате»? От этого предположения снова что-то больно сжимается в груди.

Словно это… РЕВНОСТЬ!

Ревность?

Я ревную Диму к самой себе!

Но если я его ревную, значит я влю…

Нет! Не может быть!

Я не знаю! И не знаю, что мне дальше делать.

Не знаю как, но я отрубаюсь прямо на ковре у двери.

А утром просыпаюсь уже у себя в кровати.

Как это?

Распахиваю глаза и долго смотрю в потолок. Вдыхаю и улавливаю волнующий аромат, его аромат. Он остался на моей коже. Приподнимаюсь на локтях и оглядываю комнату. Ничего не изменилось, следов пребывания мужчины нет. Я одета в старую футболку и шорты.

Только собираюсь расслабиться и откинуться назад, как замечаю смятую подушку рядом.

Осторожно опускаюсь на нее и вдыхаю терпкий знакомый аромат.

Он был здесь. Ночью. Рядом со мной.

Перенес меня на кровать и остался сторожить мой сон.

Сердце заходится в груди.

Я ничего не понимаю… Ничего…

Подскакиваю от громкого стука в дверь.

— Екатерина, вас ждут на завтрак, — пищит с той стороны одна из горничных.

— Да… хорошо, — отвечаю ей и несусь в ванную.

Только взбучки от «бабули» мне не хватает.

Десять минут и я уже со всех ног несусь в столовую, натянув какой-то узкий и неудобный костюм от какого-то французского мужика.

Сам бы он походил по дому в свое барахле!

У двери столовой резко останавливаюсь, откидываю еще влажные волосы за спину и стараюсь успокоить дыхание.

— Заходи, Екатерина! — раздается из столовой властный голос моей «бабули».

Толкаю дверь и захожу.

— Когда ты уже перестанешь носиться по дому? — она делает маленький глоток кофе.

Затаив дыхание и стараясь не выдать себя, с тревогой обвожу взглядом просторную комнату.

Нелли Эдуардовна в великолепном светлом брючном костюме сидит во главе стола. Служанка подает ей тарелку, полную какой-то зелени и овощей.

Больше в столовой никого нет. Его нет.

— Сегодня вы с Димой нарушили все мыслимые и немыслимые правила, — отчитывает она меня.

А я вся сжимаюсь внутри. Да, мы с Димой уж точно нарушили… сотворили такое… но это было тогда, полгода назад. Вчера ничего не было.

Но то, что Дима сказал… Он явно был не в себе…

Неужели он ей все рассказал?

— Проспать завтрак! Да так, что мне пришлось вас будить! — она прерывает свою тираду и пытливо смотрит на меня. — Вы опять вчера поругались?

Ее ледяные голубые глаза видят меня насквозь. Удивительно, как она еще не прочитала во мне, что я самозванка?

— Ну можно и так сказать… — пытаюсь соскочить с темы.

— Не хочу знать, что это было, — она осторожно касается указательными пальцами висков. — Пообещай мне больше так не делать!

— Обещаю, — отвечаю с готовностью. Потому что любовь к Диме в мои планы не входит. Я и так уже слишком загостилась. Надо как-то поскорее линять!

Ход моих мыслей прерывает стук в дверь столовой. Дима?

— Да, — повелительно звучит голос «бабули».

В приоткрывшуюся дверь проскальзывает бледная горничная и семенит к хозяйке.

Ее руки дрожат, сжимая белоснежный конверт.

— Вот, — протягивает она и отходит на шаг назад, словно опасаясь удара.

— Что это? — идеальные брови «бабули» ползут вверх.

— Послание, — лепечет девушка.

В ответ она получает настолько надменный и уничтожающий взгляд, что снова пятится.

Нелли Эдуардовна быстро вскрывает конверт и достает сложенный вдвое лист.

Осторожно наблюдаю, как по строчкам скользит ее взгляд, как меняется выражение ее лица. Удивление сменяется гневом, а после отчаяньем.

— Он что? — восклицает она в середине письма.

— Ну и дурак, — такими словами она заканчивает чтение письма. Резко его сворачивает и запихивает в карман брюк.

Скрежет деревянных ножек по дорогой итальянской плитке, стук каблуков и вот в столовой я остаюсь одна.

Что же такого написал в своей записке Дима, что «бабуля» даже на меня забыла посмотреть?

Глава 15

Я совсем не уверена в том, что было в той записке.

Но несомненно одно. Дима уехал!

Куда?

Я не знаю. Да мне и плевать.

Пусть остается там подольше.

А вот «бабуля» стала просто невыносимой.

День грандиозного праздника, посвященного ее юбилею, приближается. И чем он ближе, тем она требовательнее и раздражительнее.

Последние несколько дней проходят в суете и постоянных спорах.

— Сегодня мы едем забирать твое платье, Екатерина, — заявляет она мне за завтраком.

— Мое платье? — я пытаюсь вспомнить, какое же «мы» выбрали для ее юбилея. И в голове у меня среди вороха различных тряпок, что я перемерила за последние несколько дней, вообще ничего не вырисовывается.

— Да, его должны были подогнать под твою фигуру.

А, да, было что-то такое.

— Еще у нас сегодня по плану туфли для тебя! — она делает маленький глоток кофе из практически кукольной чашечки.

— О, — закатываю глаза. — Лучше убейте меня сразу.

— Екатерина! — ее голос звенит от гнева.

— А я что? Вы пробовали найти туфли на каблуке на тридцать четвертый размер?

— Нет.

— А я пробовала. Не однократно! — без запинки произношу любимое ее выражение. — И повторяю, убейте меня сразу.

— Екатерина, ты меня недооцениваешь, — отрезает «бабуля».

И остаток завтрака проходит в молчании.

Да, я ее недооценила и очень сильно.

Начали с одного из напыщенных магазинов с одеждой. Где продавщицы сначала оценивают твой внешний вид и только потом решают, стоит с тобой разговаривать или нет.

— Великолепно, — Нелли Эдуардовна обходит меня, оценивающе оглядывая мою фигуру в безумно дорогом платье.

Теперь я его вспомнила.

Это практически вторая кожа, а не платье. Дорогая, блестящая вторая кожа.

Что в нем было ушивать, не представляю!

Глубокий вырез на груди открывает соблазнительный вид на ложбинку между грудей.

Струящаяся тонкая ткань облегает мое тело, каждый изгиб.

По бедру вверх ползет глубокий разрез.

Мне даже здесь стоять в нем стыдно. Что я буду делать на празднике?

Но бабуля как будто не видит проблемы.

— Отлично, — она в очередной раз обходит меня по кругу.

— А другого нет, ну с рукавами и воротом? — я оборачиваюсь к одной из продавщиц. Читаю на ее лице священный ужас.

— Перестань, Екатерина, платье тебе очень идет, — Нелли Эдуардовна улыбается уголками губ.

Что? Да я за все время, что гощу у них, не видела ее улыбки.

— Оно очень выгодно подчеркивает достоинства твоей фигуры…

— И скрывает недостатки, — вмешивается продавщица.

За что тут же получает ледяной взгляд, полный презрения.

— Девушка, вам что, больше заняться нечем? — холодно отчитывает «бабуля» девушку.

Та давится словами извинения и вылетает из примерочной.

— Поверь мне, Катя. Это платье словно создано для тебя. Да, я бы хотела видеть тебя в чем-то не таком сексуальном, не таком броском и не таком дорогом.

Я вскидываю на нее взгляд. Она продолжает улыбаться.

— Но оно того стоит. Если бы я еще могла себе позволить такое. Я бы уже давно его выбрала. Но возраст! — она разводит руками.

— Да, ладно, бабуль! Ты еще молодая, — я растрогана неожиданно приоткрывшимися струнами ее души.

— Нет, — качает она головой. — В моем возрасте носить такие платья просто неприлично. Идем! Нам пора двигаться дальше.