Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка] - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы хохотали, потом начали бороться и продолжали смеяться. Смеясь, мы упали на траву, покатились по склону и досмеялись до того, что свалились в реку. Я думал, что мы сейчас утонем, а мы поплыли. Я никогда не умел плавать, а мне так хотелось научиться. Но сейчас я поплыл без труда. И плавал просто отлично.
— Юнатан, я плыву! — закричал я. — Я умею плавать!
— Ясное дело, умеешь, — .ответил Юнатан.
И тут я вспомнил еще кое о чем.
— Юнатан, а ты заметил, что я больше не кашляю?
— Понятно, не кашляешь. Ведь ты теперь в Нангияле.
Я наплавался вволю, потом залез на мост и стоял там, а с моей промокшей одежды текла вода. Мои брюки прилипли к ногам, и я увидел, что со мной случилось чудо. Хотите верьте, хотите нет, но ноги у меня теперь стали такие же прямые, как у Юнатана.
Тогда мне пришло в голову: а вдруг я к тому же стал красивый? Я спросил у Юнатана, не кажется ли ему, что я стал красивее.
— Погляди в зеркало, — ответил он.
Вода в реке была спокойная и гладкая, как зеркало. Я лег на живот, подвинулся к краю моста, но особой красоты в себе не заметил. Юнатан улегся на мосту рядом со мной. Мы лежали долго, а из воды смотрели на нас братья Львиное Сердце. Юнатан был красивый: золотые волосы, синие глаза, нежное лицо, а я все такой же курносый, волосы косматые, одно слово — рыло.
— Нет, я красивее не стал, — огорчился я.
Но Юнатан сказал, что я стал намного лучше.
— И такой здоровый на вид! — добавил он.
Все еще лежа на мосту, я ощупал себя. И понял, что я здоров, что все тело мое радуется этому здоровью. Для чего же мне тогда быть красивым? Все тело мое было до того счастливо, что казалось, будто все в нем смеялось.
Так мы лежали, грелись на солнышке и смотрели на рыб, которые то заплывали под мост, то выплывали из-под моста. Но потом Юнатан захотел идти домой, и я тоже, ведь мне не терпелось взглянуть на Рюттаргорден, мой новый дом.
Юнатан шел впереди по тропинке, которая вела в нашу усадьбу, а я поспевал за ним, ведь ноги у меня теперь были хоть куда. Я все время пялил глаза на свои ноги и радовался, как легко мне теперь ходить. Когда мы поднимались по холму, я ненароком обернулся и увидел наконец Долину Вишен. Ах, что это была за долина, — вся залитая белым вишневым цветом. Белые цветы и зеленая-презеленая трава! И через все это бело-зеленое серебряной лентой протекала речка. Почему же я не заметил этого раньше? Неужто я видел только Юнатана? Но сейчас я замер на тропинке, любуясь этой красотой, и сказал Юнатану:
— Это самая красивая долина на земле!
— Да, самая красивая, хоть и не на земле, — ответил Юнатан.
И тут я вспомнил, что нахожусь в Нангияле.
Долину Вишен окружали высокие горы, они тоже были красивые. С горных склонов в долину стекали ручьи, с обрывов падали, звеня, водопады, все кругом бурлило и пело, была весна.
Воздух здесь был тоже какой-то особенный, такой чистый и приятный, что его хотелось пить.
«Вот бы пару кило такого воздуха к нам в город!» — подумал я, вспомнив, как мне не хватало воздуха, когда я лежал на кухонном диванчике. Мне тогда казалось, будто воздуха нет совсем.
Но здесь его было много, и я вдыхал его глубоко, всей грудью, словно не мог надышаться. Юнатан засмеялся и сказал:
— Оставь и мне его хоть чуть-чуть!
Тропинка была белая от цветов вишни, и в воздухе кружились белые лепестки, осыпая нас, застревая у нас в волосах. Мне всегда нравились узенькие зеленые тропинки, усыпанные белыми цветами вишни.
А в конце тропинки стояла усадьба Рюттаргорден с зеленой дощечкой на калитке.
— «Братья Львиное Сердце», — прочел я вслух Юнатану. — Подумать только, и здесь мы будем жить!
— Да, подумать только, Сухарик, разве это не здорово?
Ясное дело, это было здорово. Я понимаю, почему Юнатану здесь нравилось. А что до меня, так я лучше места и представить себе не мог.
Там был старый белый дом с зелеными углами и зеленой дверью, а вокруг — небольшая зеленая лужайка, на которой рос первоцвет, камнеломка и маргаритки. Здесь же пышно цвели вишни и сирень, а сад был обнесен низенькой серой каменной стеной, увитой розовыми цветами. Через нее можно было запросто перепрыгнуть. И все же, как войдешь за калитку, кажется, что стена эта ограждает тебя от всех опасностей, что здесь ты — дома.
Между прочим, там был не один дом, а два, хотя второй скорее походил на конюшню или какую-нибудь пристройку. Дома стояли под углом друг к другу, а в том месте, где они встречались, стояла скамья, старая-престарая, ну прямо из каменного века. И скамья, и этот угол были очень симпатичные. Так и хотелось посидеть немного, подумать или поглядеть на пичужек, а может, выпить стаканчик соку.
— Мне здесь нравится, — сказал я Юнатану. — А что, в доме так же хорошо?
— Идем, посмотришь, — ответил он.
Он уже стоял у двери и хотел было войти в дом, как вдруг послышалось ржание, и это в самом деле заржала лошадь. Тогда Юнатан сказал:
— Давай заглянем сначала в конюшню!
Он вошел во второй дом, и я, конечно, побежал за ним!
Это и в самом деле была конюшня. В ней стояли две красивые гнедые лошади. Когда мы вошли, они повернули головы в нашу сторону и заржали.
— Это Грим и Фьялар, — сказал Юнатан. — Угадай, который из них твой!
— Да брось ты, нечего мне вкручивать, будто у меня есть конь, ни за что не поверю.
Но Юнатан объяснил, что в Нангияле без коня не обойтись.
— Без коня далеко не уедешь, — объяснил он, — а ведь здесь, сам понимаешь, Сухарик, иногда приходится ездить далеко.
Ох и обрадовался же я, узнав, что в Нангияле обязательно нужно иметь лошадь, ведь я так люблю лошадей. До чего же у лошади нежный нос, просто удивительно!
Лошади, что стояли у нас в конюшне, были просто загляденье. У Фьялара была белая звездочка на носу, а в остальном они были одинаковые.
— Тогда, наверно, Грим мой, — сказал я, раз Юнатан хотел, чтобы я угадал.
— А вот и не угадал, — ответил Юнатан, — твой Фьялар.
Я позволил Фьялару обнюхать меня и похлопал его. Я его ни капельки не боялся, хотя прежде никогда не дотрагивался до лошади. Мне Фьялар сразу понравился, и я ему тоже, во всяком случае мне так показалось.
— А еще у нас есть кролики, — сказал Юнатан. — Они в клетке за конюшней. Мы можем потом поглядеть на них.
Да уж мне-то, ясное дело, увидеть их не терпелось.
— Я должен поглядеть на них! — воскликнул я. — Мне всегда хотелось завести кроликов, а дома, в городе, их не заведешь!
Я выскочил на двор, завернул за угол конюшни и там увидел клетку, а в ней трех маленьких славных крольчат. Они грызли листья одуванчика.
— Просто удивительно, — сказал я после Юнатану, — в Нангияле получаешь все, чего когда-нибудь желал.
— Так ведь я же тебе об этом говорил еще тогда, дома, на кухне. А теперь мы сами можем убедиться в том, что это правда. Вот здорово!
Никогда, никогда не забуду я первый вечер на кухне в Рюттаргордене! Как замечательно было лежать и болтать с Юнатаном, точно так же, как раньше! Такое не забывается! Теперь мы опять вместе жили в кухне. Хотя эта кухня вовсе не была похожа на нашу городскую, это уж точно. Кухня в Рюттаргордене была, наверно, старая-престарая. Потолок из грубых бревен и большой открытый очаг. Этот очаг занимал почти всю стену, и готовить еду нужно было прямо на огне, как в древние времена. Посреди кухни стоял здоровенный стол, какого я в жизни не видел, а по бокам длинные деревянные скамьи. На них могли бы рассесться человек двадцать, и то им было бы просторно.
— Мы можем жить в кухне, как всегда, — сказал Юнатан, — а мама, когда явится сюда, поселится в комнате.
Во всем доме была лишь одна комната и кухня, но нам ничего больше и не надо, ведь мы привыкли так жить. Правда, здесь комната и кухня были вдвое больше, чем у нас дома.
Да, дома!.. Я рассказал Юнатану про записку, которую я оставил маме на кухонном столе.
— Я написал ей, что мы увидимся в Нангияле. Хотя кто знает, когда она придет.
— Может, и не скоро, — ответил Юнатан. — Но во всяком случае у нее будет большая комната, куда она сможет поставить хоть десять швейных машинок, если захочет.
Угадайте, что еще мне нравится? Я люблю лежать на старинном откидном диванчике в старинной кухне, когда отсветы языков пламени пляшут на стенах, а за окном качается ветка цветущей вишни, и болтать с Юнатаном. Потом огонь в очаге становится все меньше и меньше, и под конец остаются одни головни. В углах комнаты становится темно, глаза у меня слипаются все сильнее. Я лежу и не кашляю, а Юнатан рассказывает мне всякие истории. Все рассказывает и рассказывает, покуда его голос не становится шепотом, как в тот раз. И тогда я засыпаю. Вот что я люблю. В первый вечер в Рюттаргордене все так и было, и этого я никогда не забуду.
4
А потом наступило утро. И мы ездили верхом. Да, да, я умею ездить верхом, хотя тогда в первый раз сидел на спине у коня. Не знаю, почему это в Нангияле исполняется все, чего ты хочешь. Я мчался лихим галопом, как будто всю жизнь только это и делал.