Новая жизнь 8 (СИ) - Хонихоев Виталий

— Сперва я думал, что это не выйдет за рамки обычных увлечений. Ну… Клуб Детективов в школе, например. Или игра в Нэнси Дрю. — говорит Тамаки-сан: — я здорово недооценил вас. Ее. Тебя. Всю вашу компанию. Я… рад, что у моей дочери есть друзья, пусть даже такие. Ей нужны друзья. Ей… — он стискивает зубы и отводит глаза. Молчит.

Я молчу в ответ. Что тут скажешь. Нам всем чертовски будет не хватать ее. Если бы можно было что-то сделать… Бьянка обещала, что постарается, но обещать ничего не может. Это же не зарин синтезировать на коленке, это смертельное заболевание, над этим все человечество бьется, и не такие гении пытаются эту стенку проломить. А она у нас еще и своими схемами по превращению моей жизни в дешевый комикс про суперзлодеев занята половину времени, когда не спит и ерундой не мается.

— И ты ей нужен — наконец говорит он: — ты мне не нравишься, Такахаси Кента-кун. Ты слишком много о себе возомнил, такие как ты быстро и высоко взлетают и так же быстро — падают и очень больно разбиваются о реальность. А мне бы не хотелось, чтобы моя дочка это видела… Ты — выскочка и дешевка. И если бы у нее было время… я бы выкинул тебя из ее жизни быстрей, чем ты произнес бы «мамочка». Но… у нее нет этого времени. Так что у тебя не так много опций, Такахаси-кун. Ты будешь делать так, чтобы моя дочка была счастливой, даже если тебе придется для этого стоять на одной руке, жонглируя зажжёнными факелами. И не дай бог тебе ее обидеть. По-настоящему. Я приложу все свои усилия и задействую все свои связи… но прежде всего я вырву тебе кадык и затолкаю тебе же в пасть, чтобы ты поперхнулся своим лживым языком манипулятора… ты еще следишь за моей мыслью, Такахаси-кун?

— Да, Тамаки-сан.

— Это хорошо. Мне плевать что вы там делаете, до тех пор, пока она возвращается домой счастливая — делайте что хотите. Но не смей разбивать ей сердце! У тебя достаточно… объектов для симпатии вокруг. Не смей думать, что моя дочь — одна из них. Даже в мыслях такого не допускай. Ясно?

— Да. Тамаки-сан.

— Хорошо. Твоя чертова задача — прожить несколько лет обычной школьной жизнью. Со всеми этими вашими фестивалями… поездками на пляж, свиданиями под луной и прочим. Оставить ей воспоминания не о том, как грязна и отвратительна бывает жизнь. Я… я прошу тебя, Такахаси-кун. Она и так… — он замолкает и стискивает зубы. Отворачивается.

— Да. Тамаки-сан. — повторяю я. Я не боюсь Тамаки-сана. Я боюсь стать сволочью. Забыть о том, что вокруг меня — тоже люди. О том, что за всей это внешней бравадой «умирающей девочки» находится настоящая Натсуми, которой очень страшно умирать. И при мысли что каждый рассвет и закат — может быть для нее последним, что она никогда не будет нянчить своих детей, что никогда не будет стоять на свадьбе своего сына, что не будет собираться на десятилетие выпуска из школы, что никогда… что много, очень много «никогда» — у нее рвется сердце. Но она каждый раз преодолевает себя, не позволяя нам жалеть ее. Не давая этому давить на нас.

Что там гнев Тамаки-сана. Как говорил Макферсон — в полях войны, среди мечей — видал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней, не дрогну и сейчас… меня гораздо больше пугают слезы Натсуми-тян, мужественной девочки, которая так хочет жить.

— Да, Тамаки-сан — повторяю я. Я не знаю других слов. Я не знаю, как сказать то, что я чувствую. Что я беру на себя эту ответственность и я не знаю как у меня получится сделать остаток жизни Натсуми-тян лучше и счастливей, но я буду стараться. И… у меня еще много ответственности, очень много. Перед другими людьми, перед семьей, перед друзьями, перед Бьянкой, Косум, Юрико, Сорой… но ведь никто и не обещал, что будет легко, да? Я стискиваю зубы и кланяюсь. Глубоко кланяюсь, так, чтобы не дать понять большому начальнику, грозному боссу Главного Полицейского Управления в городе Сейтеки — что я вижу как покраснели и увлажнились его глаза, когда он говорил о своей дочери. У каждого из нас есть слабость… но такие слабости и делают нас сильными.

— Я найду тебя. Надо будет — из-под земли выкопаю. — говорит Тамаки Горо-сан: — помни об этом.

— Да, Тамаки-сан — отвечаю я. Я понимаю, что ему этот разговор был важней чем мне. И когда он поднимает свои покрасневшие глаза — я не отвожу взгляд, встречаю его со всей твердостью, какая у меня еще осталась. Мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, как что-то меняется в нем.

— Хорошо — наконец говорит он: — Макото-тян… она была моей кохай в Токио. Будь с ней осторожен. Ты мне не нравишься, но На-тян будет расстроена, если тебя вздернут. Все. Ступай.

— Да, Тамаки-сан. — я кланяюсь и выхожу из кабинета. Ловлю на себе сочувствующий взгляд от секретарши. Неужели я так плохо выгляжу? И… ждет ли меня папа Соры-тян внизу, на выходе из здания?

Глава 10

Глава 10

Что делает подросток, которому сказали «ни в коем случае не…» и далее по списку — не кури, не пей, не целуйся взасос с девушкой из соседнего подъезда, не прогуливай уроки и вынь руки из карманов? Конечно же сразу делает все наоборот. Из чувства противоречия, вот. Сам с усами и все такое.

Потому прямо сейчас я стою, сложив руки на груди и созерцаю обнаженную Натсуми, которая лежит на столе передо мной.

— У тебя хорошая фигура — говорю я: — просто великолепно.

— Это пока — отвечает она: — заболевание прогрессирует. Я, может потому и хочу вот тут голая лежать, что пока еще привлекательна. Ой! Щекотно!

— Лежи смирно — хлопает ее по животу Бьянка, и продолжает осматривать кожу на ее ногах: — я не настаивала, чтобы ты все с себя сняла. Мне достаточно открытых участков тела, но раз уж разделась, дай я тебя осмотрю как следует.

— И… хорошо. Просто мне доставляет удовольствие дразнить Кенту… хотя надо сказать, что ты здорово мешаешь мне это делать, Бьянка-сан. Потому что две голых девушки — это перебор. А у тебя халата нет? Был же тут где-то…

— Халат у меня есть, но одеваться мне запрещено. — отвечает Бьянка: — пока не осознаю. То есть во внешний мир я могу одеться, а в «Логове» я хожу так. Потому что мой puddin' таким образом напоминает мне о моей вине, а также чуть-чуть унижает меня по сравнению с другими, демонстрируя мой пониженный социальный статус. Прикладная психология так сказать. Мне нравится. Обожаю чувствовать себя немного… под давлением.

— Это нечестно — грустит Натсуми: — в кои-то веки лежишь перед парнем голой, а тут такая конкуренция. У тебя слишком красивая и большая грудь, Бьянка-сан. Дашь потрогать?

— Конечно. Как только все закончу. Ноги раздвинь.

— А… это обязательно? — Натсуми легко поднимает ноги в коленях и раздвигает их в стороны. Довольно непристойная позиция, я согласен.

— Ты сама сказала, что не имеешь ничего против осмотра и присутствия Кенты — указывает Бьянка: — стесняешься?

— Я могу выйти — говорю я: — если мешаю. Пойду… почитаю чего-нибудь там.

— Нет, нет, оставайся. Я действительно не имею ничего против. Даже как-то… волнительно. Времени стесняться у меня нет, есть время получить все необходимые острые ощущения, пока мое тело вызывает желание, а не жалость. Так что смотри внимательно, Кента-кун, смотри и запоминай. — говорит Натсуми и ее щеки слегка розовеют, а дыхание учащается.

— Если ты настаиваешь, то я обязательно запомню каждый изгиб твоего тела — отвечаю я, наблюдая как Бьянка наклоняется между раздвинутых ног Натсуми. Две обнаженные девушки, одна из них между ног у другой… именно так и проводится медицинский осмотр, верно?

— Хм. — говорит Кексик и задумчиво опирает свой подбородок на ладонь, глядя на открывающуюся перед ней картину: — патологий нет. Кожа чистая, гладкая. Слизистые тоже без изменений. Только вот… как ты себя чувствуешь?

— Н-нормально — отвечает Натсуми и прикусывает губу: — нормально… да.

— Вот как. — задумывается Кексик, оставаясь все в той же позиции офисного клерка, который выпал из реальности за своим столом. Если бы она была одета в одежду офисной леди, с этими юбками-карандашами, черными туфлями на низком каблуке и белой блузке с бейджиком… или хотя бы просто — одета… то эта позиция не вызывала бы вопросов. Но прямо сейчас это выглядело несколько странно.