История Крестовых походов - Жан Жуанвиль

В пятницу утром корабли, галеры и другие суда в должном строю подошли к городу. Начался приступ, мощный и ожесточенный. Крестоносцы во многих местах высадились на сушу и подошли прямо под стены; а лестницы с кораблей так легли на укрепления, что защитники стен и башен в рукопашных схватках скрестили мечи с нападавшими. В сотне с лишним мест шел этот непрестанный штурм, и он длился до трех часов дня.

Но за грехи наши крестоносцы были отброшены, и те, кто высадился на сушу, были силою оттеснены к кораблям. Я должен признать, что в тот день наше войско потеряло больше, нежели греки, чему последние были очень рады. Некоторые из наших людей уклонились от штурма и вывели свои суда из битвы. Другие же поставили свои корабли на якорь так близко от стен города, что обе стороны могли метать друг в друга камни из катапульт.

В тот же вечер, ближе к шести часам, бароны и дож Венеции собрались на совет в церкви на дальнем конце гавани, ближе к своему лагерю. Шел обмен самыми разными точками зрения; особенно французы были глубоко раздосадованы отпором, который они получили в этот день.

Многие присутствующие советовали напасть с другой стороны города, где он был не так укреплен. А венецианцы, которые лучше были знакомы с морем, говорили, что, если они пойдут в ту сторону, течение унесет их вниз по проливу и они не смогут остановить свои суда. Были на совете и такие, которые только радовались бы, если бы течение или ветер понесли их; им было все равно куда, лишь бы оставить эту страну за спиной и пуститься своей дорогой. И этому не стоило удивляться, ибо всем нам тогда угрожала большая опасность.

После долгих споров наконец было решено провести следующий день, который приходился на субботу, и все воскресенье, устраняя урон, нанесенный кораблям и осадной технике, а в понедельник снова пойти на приступ. На этот раз корабли, которые несут лестницы, будут связаны попарно и, таким образом, два корабля будут штурмовать одну башню. План был принят, ибо все убедились, что, когда только один корабль осаждал башню, ему в одиночку приходилось весьма туго, ибо защитники превосходили число тех, кто сражался на лестницах, и кораблю было трудно выполнить свою задачу. Резонно было предположить, что два корабля причинят башне больший урон, чем один. Как решили, так и было сделано в субботу и воскресенье.

А тем временем император Мурзуфлус (Алексей V Мурзуфлус) расположился со всеми своими войсками на открытом месте как раз напротив наших линий, где он и раскинул свои алые шатры. Так все оставалось до самого утра понедельника, когда все, кто был на кораблях, транспортах и на галерах, привели в готовность свое оружие и технику. Жители Константинополя теперь страшились наших войск куда меньше, чем во время первого штурма. Они были настолько уверены в себе потому, что на стенах и башнях было полным-полно людей.

И тогда начался мощный и яростный приступ, и каждый корабль рванулся вперед; шум битвы был таким оглушающим, что казалось, будто земля разлетается на куски.

Штурм длился, пока Господь наш не поднял ветер Борей, который подогнал суда поближе к берегу. Два корабля, связанные вместе, из которых один назывался «Пилигрим», а другой «Рай», подошли к башне, один с одной, а второй с другой стороны, как направляли их Бог и ветер, и лестница «Пилигрима» дотянулась до башни. В мгновение ока некий венецианец и французский рыцарь Андре Дюрбуаз взошли на башню, а вслед за ними двинулись и другие. Защитники башни были разбиты и кинулись наутек.

Когда рыцари на борту транспортов увидели это, они высыпали на берег и приставили лестницы вплотную к стенам. Сражаясь, они стали взбираться наверх и захватили еще четыре башни. И тогда остальное войско с кораблей, транспортов и галер пошло на приступ, кто как мог; они взломали трое ворот и ворвались в город. Начали выводить коней из транспортов; рыцари вскакивали на них и мчались прямо к тому месту, где император Мурзуфлус разбил свой лагерь. Он выстроил свои отряды перед шатрами, но, как только греки увидели перед собой верховых рыцарей, они кинулись врассыпную, а сам император бросился бежать по улицам ко дворцу Буколеон.

Затем последовали резня и грабежи; греков убивали направо и налево, забирали как добычу и их ездовых лошадей, и боевых коней, и мулов, и жеребят, и прочее добро. Убитых и раненых было столько, что не сосчитать. Большая часть знатных людей Греции кинулась к Влахернским воротам. Но в то время уже миновало шесть часов, и наши люди устали сражаться и убивать. Войска стали собираться на большой площади Константинополя. Они решили расположиться вблизи захваченных стен и башен, ибо считали, что не ранее чем через месяц возможно полностью занять город с его великими церквами и дворцами, с таким множеством народа.

Все было сделано в соответствии с планом. Основная часть армии встала лагерем вблизи своих кораблей, покинув укрепления. Граф Балдуин Фландрский и Эно расположился в алых шатрах императора Мурзуфлуса, которые тот оставил на месте, а его брат Анри — перед Влахернским дворцом; Бонифаций, маркиз Монферратский, и его люди — ближе к самой густонаселенной части города. Вот так вся наша армия встала в Константинополе и вне его, а сам город взят в понедельник перед Вербным воскресеньем.

Граф Луи Блуаский, должен я добавить, который всю зиму мучился от перемежающейся лихорадки, спокойно почивал всю эту ночь и не мог, как все остальные, взяться за оружие. Это была великая потеря для войска, ибо он был весьма доблестным рыцарем, но сейчас у него было ложе на одном из транспортов.

Наши воины, утомленные и уставшие, этой ночью отдыхали. Но император Мурзуфлус собрал своих людей и сказал, что атакует французов. Однако он не сделал того, что собирался, а ускакал по другим улицам как можно дальше от тех, которые были заняты нашим войском, пока не подъехал к Золотым воротам, через которые бежал, покинув свои силы. Вслед за ним последовали и другие греки. Но наша армия об этом ничего не знала.

В эту ночь рядом с тем местом, где расположился Бонифаций, маркиз Монферратский, какие-то люди, опасавшиеся, как бы враг не напал на них, разожгли огонь между ними и греками. Огонь начал распространяться в городе, который пылал всю ночь и весь следующий день до вечера.

С той поры, как французы и венецианцы пришли сюда, это был третий пожар в Константинополе, и домов сгорело больше, чем их имеется в трех самых больших городах королевства Франция.

Эта ночь прошла, и настал следующий день вторника. Рано утром все, и рыцари, и сержанты, вооружились, и каждый встал в свой боевой отряд. Они выступили с места своих стоянок, думая, что встретят сопротивление куда большее, чем накануне; ведь они не знали, что ночью император бежал. Но против них никто не выступил.

Маркиз Бонифаций Монферратский проскакал вдоль всего берега, прямо к дворцу Буколеон. Как только он появился перед ним, дворец был ему сдан на условии, что всем его обитателям сохранят жизнь. Среди них было много самых знатных дам, которые укрылись во дворце, включая императрицу Агнес, сестру короля Франции, и императрицу Марию, сестру короля Венгрии, и множество других знатных дам. Мне не хватает слов, чтобы описать сокровища, найденные в этом дворце, ибо тут было столько драгоценностей, что их было невозможно сосчитать.

Точно так, как этот дворец был сдан маркизу Бонифацию Монферратскому, Влахернский дворец на тех же условиях перешел к Анри, брату графа Балдуина Фландрского. В нем тоже были найдены несметные сокровища, не меньше, чем в Буколеоне. И маркиз Монферратский, и Анри Фландрский, каждый ввел своих людей во дворец, который был сдан ему, и поставил стражу у сокровищ.

Остальная часть армии, которая разбрелась по городу, тоже захватила изрядную добычу, которая была столь велика, что никто не мог бы ни подсчитать, ни оценить ее. Она включала в себя золото, и серебро, и утварь, и драгоценные камни, и шелковые материи, и одеяния из атласа, и мантии беличьего меха и подбитые мехом горностая, и всяческие драгоценные вещи, какие только могут быть на земле. И Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, со всей правдивостью свидетельствует, что со времени Сотворения мира никогда не было захвачено столько добычи в одном городе.

Всякий располагался, где ему нравится, а недостатка в прекрасных жилищах в городе не было. В них охотно разместились крестоносцы и венецианцы. Они все испытывали радость и благодарили Господа нашего за победу, которую Он им даровал, ибо те, кто был беден, теперь пребывали в богатстве и роскоши. Так отпраздновали они Вербное воскресенье, а потом и Пасху с сердцами полными радости за те блага, которую дал им Господь наш и Спаситель. (Скотства, которые творили горе-крестоносцы, хорошо описаны. — Ред.) И конечно, они должны были восхвалять Его; ведь их всего-то было не более двадцати тысяч человек, а с Божьей помощью они одолели армию в четыреста тысяч или даже больше (автор сильно привирает. Миллионный город защищало около 70 тыс. воинов, многие не лучшего качества, крестоносцев и венецианцев было 30 тыс., и, надо сказать, им сопутствовало везение) и захватили самый могущественный, самый большой, самый укрепленный город во всем мире.