Современная дРама (СИ) - Томченко Анна

— Как дурак, ей богу. Обхаживаешь ее, романтику устраиваешь, стихи читаешь. А все просто. Чего, Алис, тебе не хватает? Денег?

Он швыряет мне в лицо веер из пятитысячных купюр. И я не выдерживаю… Хлесткая пощёчина, словно выворачивает мне кисть. Ладонь пылает, а я Вася облизывает губы, убирает с лица русые пряди.

— Ты можешь засунуть себе эти деньги в задницу и получить от этого удовольствие, большего мне от тебя не надо, — зло цежу я, не сводя с него глаз, а он усмехается. Потом начинает смеяться.

— Ты просто избалованная, капризная стерва. Чем я тебя не устраиваю? Сколько мне ещё вытанцовывать перед тобой, чтобы получить хоть толику внимания, Алис?

Я молчу. Все что хотела сказать- сказала. А услышать… Однозначно, это не то, что я хотела услышать. Спиридонов глядит волком.

— Ты ни черта не изменилась, Алис, — он разворачивается к двери. — Это оказывается я стал другим.

— Ты прав, Вась. Я, все та же. А вот ты стал засранцем, — бросаю ему вслед и слова, догнав, заставляют его дрогнуть. Что ж, мы квиты…

Он уходит, оставляя после себя аромат разочарования. Он отдаёт полынью с нотками горной лаванды, что окутывает всю комнату, пробирается под ткань. Дышать невозможно и я, стоя у открытого окна, понимаю, что мне больно…

Глава 15

Гребаные драконы! Как эти мифические твари летают без страховок и их не укачивает? Меня вот колбасило во время перелёта домой, как зацепившиеся за барабан стринги в стиральной машине.

Я поменяла билеты. Не хотела лететь с этим оленем одним самолетом. Я ещё и его подачки передала Алене, чтобы никаких следов истерики не осталось. И вот, спустя сутки, я наконец ввалилась в свою квартиру. Ириска зашлась радостным и обвиняющим лаем. Я села на пол и стала извиняться перед собакой, которая провела четыре дня с соседкой. За прогулку и пачку творога меня простили.

Мысли были как у полоумного гробовщика: всех пристроить в уютные домовины. На работу я пришла, только что не прихватив с собой молоток для заколачивания гвоздей в крышки гробов самых смелых. Моим главным девизом в офисе всегда было: «Не приставайте, да не посланы будете». Половина коллег меня сторонилась, а вот остатки норовили в душе потоптаться грязными калошами, поэтому и на вопросы о Ялте я отвечала, что стоит или стОит, тут уж в зависимости от вопроса: как там Ласточкино Гнездо и отпуск в Крым планировать?

Шеф пребывал в эйфории от надвигающейся конференции, наверно, и не заметил моего отсутствия. Только попросил кофе без сливочного масла, а то я «такая затейница». Все не может мне простить тот шмат, что упал в мой чай.

Работа текла своим чередом. Ну и я вместе с ней. Иногда приходилось менять русло рек. Поскольку с хреновым поэтом мы не виделись и не общались, я плевалась ядом на все доступные поверхности, ровно до тех пор, пока начальство не напомнило о встрече с «великим писателем». Тут-то я и заворачивала на второй этаж к юристам, чтобы не столкнуться с Васей.

Вот как-то не хотелось. Промолчать не смогу, а криво скалиться, боюсь челюсть сведёт. Первый раз избежала встречи. И второй раз тоже. А вот третий, видно проклятый- не удалось. Подозреваю шеф специально меня не ввёл в курс дела, что «гениальный» приедет к вечеру. Я, ничего не подозревающая, спокойно сидела и читала сводку новостей, когда в холле послышался знакомый голос. Я напряглась, прям вся: от сжатой в руке компьютерной мыши до филея. Попыталась скрыться за портьерой, потом вспомнила, что у нас тут жалюзи. В нерешительности дёрнулась в кабинете шефа, но смекнула, что не под столом же у него отсиживаться.

Точно! Под столом!

Я радостно отодвинула свой стул и полезла вниз. Только сейчас оценив глухие торцы. Это поистине божественное изобретение. Поместилась почти вся. Ужалась до размеров ассистентки фокусника, что сидит в чёрном ящике: колени подпирали подбородок, голова таранила столешницу, но сцепив зубы, я напоминала себе, что со Спиридоновым больше никаких дел иметь не буду. На другую сторону дороги перейду, перепрыгну в соседний трамвай и гадить на одном поле не стану.

— Алиса, — начал шеф, открывая дверь из холла в приемную, — принеси-ка…

Тут последовала немая картина. Ну я так думаю, мне ж не видно.

— Куда, это егоза успела убежать? — сам у себя спросил начальник.

— А ваш секретарь вообще работает? — знакомый голос с пренебрежением достойным королевской особы, а не местечкового писателя. — Как не приду, вечно ее нет на рабочем месте.

— Да тут она, — запальчиво заверил Виталий Андреевич. А я подтянула колени ещё ближе, нервничая, как бы действительно не стать обнаруженной. — Вещи-то тут… Ну что мы встали, идем в кабинет…

Через двадцать минут я посчитала, что моя поясница достаточно настрадалась, а мужчины прилично увлеклись разговором. Выползая из-под стола пришло страшное понимание, что ноги затекли в неудобном положении. Встав на коленки, я задом пятилась из своего укрытия, намереваясь переждать пришествие «таланта» в кухне. Но ретроградный Меркурий подложил дохлую свинью, луна поменяла орбиту, а я согрешила где-то. Почти выкарабкавшись, я услышала, как дверь начальственного кабинета открылась и спустя томительное молчание, которое я пережидала так же, в позе радикулитной пенсионерки, собирающей мелочь, прозвучало насмешливое:

— Хотя, если ваш секретарь таким образом встречает гостей, ничего удивительного, что ей некогда работать.

Я гневно обернулась на Спиридонова, который стоял в дверях и рассматривал мой филей, туго обтянутый офисными брюками, а если учесть, что пятая точка только только показалась из-за стола, вид там действительно был загляденье.

— Кофе принеси, — глумливо растянулся в ухмылке Вася. Я не удержалась и показала оттопыренный палец закрывшейся двери.

Пока варила напиток, все думала, а не сцедить ли в чашку поэта немного яда. Потом опомнилась, что яд-вещь дефицитная, как джинсы в восьмидесятых и просто насыпала щедро сахара.

Входит в кабинете шефа с горло поднятой головой после конфуза, было проблемно. Но где стыд и где я? Правильно, на разных погостах! Боднув дверь бедром, я нарочито высокомерно тянула нос к потоку. Идти, неся гордыню и кофе вместе, стало квестом. Почти возле стола я неловко оступилась и поломались бы мои кости, а у Васи ещё и психика, если бы этот северный олень не оказался проворнее силы тяготения и не подхватил с моих рук поднос с напитками.

Снова ощутив себя неуклюжей, но не показав всем, что я о себе матерюсь, оставила мужчин хлестать кофе, а сама вернулась за свой рабочий стол. Через час литературные мужи распрощались и мне достался один нахальный взгляд, а другой строгий.

— Алиса, — Виктор Андреевич встал рядом с моим рабочим местом. — Не знаю, что ты там в Крыму натворила, но оставь свои шуточки за дверьми работы.

Я задохнулась от возмущения. Просто таращила глаза.

— Через три дня нам лететь в столицу, а ты концепты устраиваешь.

— Зачем лететь в столицу? — сомнительно вскинутая бровь была моим главным союзником.

— На конференцию.

— Заказать вам билеты?

— Нам.

— Что? — таращить глаза, как у глубоководного крабика получалось плохо, но я старалась.

— Да, мы с тобой летим вместе с Василием Владимировичем в Москву.

— А можно без меня? — начиная нервничать, спросила я, невидящим взглядом гуляя по монитору компьютера.

— Нет.

— Но у меня планы…

— Отменишь.

— Я на обследование ложусь в больницу, — решила давить на жалость.

— Подождёшь.

— Мне собаку не с кем оставить… — испробовала безотказный вариант.

— Уволю.

Шеф ушёл. А я так и сидела, не зная смеяться или плакать. Так и не решив на чем остановиться, стала проклинать. Не стесняясь в выражениях, я костерила весь литературный мир, отдельно облагодетельствуя Спиридонова. Ведь так хорошо жила целый год, а этот олень все портит.

Глава 16

— И вот ты предоставляешь, поехали мы к нему. А он такой мне рассказывает: «Мама у меня мировая, вот вообще. А знала бы ты какие голубцы делает… Мммм…» Ну, я сижу, слушаю, киваю, как китайский болванчик. Думаю, мало ли какие прибабахи у людей случаются. Может он меня трахнуть не может без представления маменьке… — младшая сестрёнка тарахтела в трубку автоматной очередью, прям без перебоев. Я зажимала телефон плечом и отчаянно опаздывала на самолёт. Аэропорт был полон народу и пробираться через толчею с чемоданом, у которого колёса хуже, чем наши дороги, было тяжко.