Брант "Корабль дураков"; Эразм "Похвала глупости" "Разговоры запросто"; "Письма темных людей"; Гуттен "Диалоги" - Себастиан Брант

Извинение поэта

Нетрудно глупость бичевать,Если ни разу надеватьИ самому тебе покаНе приходилось колпака.

Дурак большой, конечно, тот,Кто платит мастерам вперед:К чему о качестве старанье,Коль деньги получил заране?Хоть был заказу срок назначен,Но если он вперед оплачен,То наперед и знай: не разПросрочен будет твой заказ.Допустим, мне вперед заплатят(Надолго все равно не хватит!),Чтоб я не трогал дураков.Признаюсь без обиняков:Дадут — возьму: кормиться надо,Но ты, дурак, не жди пощады!

Когда бы только денег радиЯ эти заполнял тетради,То цели бы не увидалИ всех трудов не оправдал.Однако лишь во имя божье,Да и на благо миру тожеПредпринял я свои труды,А не для славы или мзды:Был бескорыстен я вполне —И в этом бог свидетель мне!Я знаю, за мои писаньяНе избежать мне наказанья.Руководясь благой мечтой(Не знать ей клеветы худой!),Я господу отчет представлюИ, если перед ним слукавлю,Его заветы искажуИль что-то темное скажу,Я примирюсь с любою каройЗа каждый новый грех и старый.Всех вас я об одном прошу:Пускай все то, о чем пишу,Добру послужит и вредаНе порождает никогда!Не для того трудился я,Хоть знаю, что судьба моя —Судьба цветка: всем пчелам — мед,А паукам он яд дает.

Я и на это не скуплюсь —Тут хватит всем, на всякий вкусТого, что есть. А нет — так нет,И требовать того не след:Не унести ведь никомуТех ценностей, что нет в дому!Кто благомыслия не хочет,Тот на меня пусть зубы точит,Но по его речам поймут,Что он болван и баламут.Все то глупцы порочат злобно,В чем разобраться неспособны.Чужие спины б им на время —Изведали б чужое бремя!

Читай собранье этих притч,Кто может пользу их постичь,А сам я разберусь и так,Где ногу тесный жмет башмак,Где тут ошибка, где огрех,За что меня корить не грех:«Врач, исцеляйся сам, — по видуИ ты из наших, не в обиду!»Ну, что ж! Свидетельствую богу,Что наглупил я в жизни много,И мне тот орден уготован,Что мною же самим основан.Колпак прирос ко мне, друзья,Стянуть его не в силах я.Но я стараюсь — и скажу,Что сил на это не щажу, —Глупца, в каком бы ни был чине,Распознавать в любой личине.Надеюсь, мне господь поможет —Мои успехи приумножит.

Сих проповедей фолиантКончает так Себастиан Брант,Хоть эта истина стара:Сегодня так же, как вчера,Открыта всем стезя добра!

Мудрец

Я все сорта глупцов назвал,Чтоб каждый их распознавал.А чтобы вы мудрее были,Поможет вам мой друг Вергилий{89}.

Кто в наши дни столь мудрым будет,Столь безупречным, что осудитСебя, коль дурно поступилИль неблагоразумен был;Кто сам с себя всех больше спросит —Не потому отнюдь, что броситЕму упрек вельможный князьИль криков черни убоясь?Такого, чтоб ни одногоНе въелось пятнышка в него,Нет мужа мудрого.А все ж Вот он каков, если найдешь:Покуда день в созвездье Рака,Пока над Овном полог мрака,Он на одном сосредоточен,Одной заботой озабочен:Чтоб ни из одного углаКакая-нибудь не леглаНа совесть его в этот деньХоть еле видимая теньИль неуместного иль злогоНе вымолвил он за день слова,Путь его прям — и не свестиСоблазнами его с пути.С пристрастием себе он самЧинит допросы по ночамВ бессоннице: как день был прожит?Не замышлял ли он, быть может,Иль не свершил недобрых дел?Что не успел, недоглядел?О чем подумал слишком поздно?К чему отнесся несерьезно?Зачем он с этим поспешил,Так много времени и силНа труд ненужный потеряв?Зачем, на подступе застряв,Полезный труд прервал, хоть могС успехом кончить, видит бог?Как смел он, к своему стыду,Чужую пропустить нужду?И почему — то ли с боязнью,То ли с подспудной неприязнью —Чужое горе он встречалИ якобы не замечал?Над чепухой полдня корпел,А дело сделать не успел;Там чести он не уберег,Тут выгодою пренебрег;Грешил устами и очамиИ сладострастными мечтами;Зачем он, бренной плоти раб,Хотя бы в помыслах был слаб?!

Так взвешивает вновь и сноваОн дело каждое и слово:То — хвалит, то — хулит, скорбя.Так мудрый муж ведет себя,Что, возвеличен и прославлен,Вергилием в стихах представлен.

Кто так к себе при жизни строг,Того по смерти взыщет бог.За то, что мудр был в этой жизни,Вкусит он благо в той отчизне.Всех этого сподобь, о боже, —Себастиана Бранта тоже!

Заключение к «Кораблю дураков»

На этом кончается «Корабль дураков», который ради пользы, благого поучения, увещевания и поощрения мудрости, здравомыслия и добрых нравов, а также ради искоренения глупости, слепоты и дурацких предрассудков и во имя исправления рода человеческого — с исключительным тщанием, рачительностью и трудолюбием создан

СЕБАСТИАНОМ БРАНТОМ,

доктором обоих прав, и отпечатан в Базеле на масленой неделе, именуемой «Ярмаркой дураков», в лето тысяча четыреста девяносто четвертое от рождества Христова.

Эразм Роттердамский

Μωρὶασ ἐγϰώμιον,то есть Похвала глупости

Перевод И. Губера

{90}

Предисловие автора

Эразм Роттердамский

своему милому Томасу Мору{91}

посылает привет

В недавние дни, возвращаясь из Италии в Англию и не желая, чтобы время, проводимое в седле, расточалось в пустых разговорах, άμούσοις[5] и литературе, я либо размышлял о совместных ученых занятиях, либо наслаждался мысленно, вспоминая о покинутых друзьях, столь же ученых, сколь любезных моему сердцу. Между ними и ты, милый Мор, являлся мне в числе первых: вдали от тебя я не менее наслаждался воспоминаниями, нежели, бывало, вблизи — общением с тобою, которое, клянусь, слаще всего, что мне случалось отведать в жизни. И вот я решил заняться каким-нибудь делом, а поскольку обстоятельства не благоприятствовали предметам важным, то и задумал я сложить похвальное слово Глупости. «Что за Паллада внушила тебе эту мысль?» — спросишь ты. Прежде всего, навело меня на эту мысль родовое имя Мора, столь же близкое к слову «мория{92}», сколь сам ты далек от ее существа, ибо, по общему приговору, ты от нее всех дальше. Затем, мне казалось, что эта игра ума моего тебе особенно должна прийтись по вкусу, потому что ты всегда любил шутки такого рода, иначе говоря — ученые и не лишенные соли (ежели только не заблуждаюсь я в оценке собственного моего творения), и вообще не прочь был поглядеть на человеческую жизнь глазами Демокрита{93}. Хотя по исключительной прозорливости ума ты чрезвычайно далек от вкусов и воззрений грубой толпы, зато благодаря необыкновенной легкости и кротости нрава можешь и любишь, снисходя до общего уровня, играть роль самого обыкновенного человека. А значит, ты не только благосклонно примешь эту мою ораторскую безделку, эту μνημόσυνον[6] о твоем товарище, но и возьмешь ее под свою защиту; отныне, тебе посвященная, она уже не моя, а твоя.

Найдутся, быть может, хулители, которые станут распространять клевету, будто легкие эти шутки не к лицу богослову и слишком язвительны для христианского смирения; быть может, даже обвинят меня в том, что я воскрешаю древнюю комедию или, по примеру Лукиана{94}, подвергаю осмеянию всех и каждого. Но пусть те, кого возмущают легкость предмета и шутливость изложения, вспомнят, что я лишь последовал примеру многих великих писателей. Сколько веков тому назад Гомер воспел Βατραχομυομαχίαν[7]{95}, Марон{96} — комара и чесночную закуску, Овидий — орех! Поликрат написал похвальное слово Бусириду, которое затем исправил Исократ{97}, Главк восхвалял неправосудие{98}, Фаворин{99} — Ферсита{100} и перемежающуюся лихорадку, Синесий{101} — лысину, Лукиан — муху{102} и блоху, Сенека{103} сочинил шуточный άποϑέωσιν[8] Клавдия, Плутарх{104} — разговор Грилла с Улиссом, Лукиан и Апулей{105} — похождения осла, и уже не помню кто — завещание поросенка{106} по имени Грунний Корокотта, о чем упоминает святой Иероним{107}.