Нарисуй мне дождь (СИ) - Гавура Виктор Васильевич "gavura"

В общем, она была темных кровей, хотя по внешнему виду о ней никогда бы такого не подумал. Несмотря на свою родословную, в Тане было мало вульгарного, блатного, но общение с уголовной средой не прошло для нее бесследно. По большому секрету Ли поделилась со мной, что Таня абсолютно равнодушна к своим сверстникам, ее интересуют только пожилые мужчины и нравится только оральный секс. Я заверил ее, что унесу эту тайну с собой в могилу. Но, как видите, не сумел.

– Ей скучно с ними, – недоуменно пожала плечами Ли, рассказывая мне о Танином отношении к ровесникам. – Таня считает, что они пустые, как мыльные пузыри.

Среди завсегдатаев «Чебуречной» Таня пользовалась авторитетом. Ее слово имело вес, как для опустившихся забулдыг, так и для профессиональных воров, которые время от времени появлялись в «Чебуречной». Она обладала острым умом, не пила и все время занималась организацией своих дел. Где-то в районе Зеленого Яра у нее был собственный дом, но где именно, не знал никто. Таня жила в нем одна. «Чебуречную» она использовала для встреч с исполнителями своих бесчисленных проектов. Разговаривала она с этими темными личностями только наедине, предварительно отослав под каким-либо предлогом своих подруг.

По сравнению с ними, она была писаная красавица. Выше среднего роста, с великолепной осанкой, стройной и гибкой фигурой. Держалась она с достоинством, плавная неторопливость ее движений придавала ей нечто повелительное. Невольно притягивала взгляд ее высокая, исполненная античной грации шея с гордо поднятой головой, при ее высоком росте и красоте это придавало ей истинно царственный вид. У нее был открытый благородный лоб и золотистые волосы, тяжелыми локонами падающие на смело развернутые плечи. Ее необыкновенные, чистейшего серого цвета глаза, чудной игрой природы были оттенены лучистыми черными ресницами. Взгляд ее отличался глубиной и спокойствием, которое дается только тому, кто много пережил.

Классически правильный нос слегка портили широкие, трепетные ноздри. В крутом подбородке с ямкой посредине, чувствовалась скрытая сила. Резкий разлет бархатно черных бровей придавал ее лицу бесстрашно смелое выражение, а высокие скулы довершали ее неприступно гордый вид. Вместе с тем, в ней было что-то необыкновенно хрупкое, женственное и от нее не исходило ощущение душевной пустоты, присущее большинству красивых девушек. Но порой, ее прекрасные глаза полыхали дикой, всесокрушающей волей.

Как на самом деле звали Кланю, я так и не узнал, она только смеялась в ответ. Веселая и бедовая она имела привычку хохотать по малейшему поводу. Кланя была старше нас, ей уже исполнилось двадцать пять лет, но эта разница в возрасте не чувствовалась. У нее были полные улыбчивые губы и черные кудрявые волосы до плеч, а озорные, слегка раскосые изжелта-карие глаза и приплюснутый мальчишеский нос придавали ее лицу выражение дружественной безмятежности. Миловидного ее лица уже коснулась печать преждевременного старения. Истонченную кожу, собранную в мелкие морщины вокруг запавших глаз, маскировал жаркий лихорадочный румянец смуглых щек.

Кланя всегда была полупьяна, но никогда, в стельку. В ее походке, движениях было столько чувственного изящества, что казалось, от нее исходят флюиды откровенной сексуальности. При этом она оставалась совершенно естественной, наверно такой же непринужденностью отличалась и первая женщина на Земле. Ли рассказывала, что однажды, когда Кланя проголодалась, она отдалась в подъезде за кусок колбасы прохожему мужчине. Он имел неосторожность открыто нести колбасу в авоське и этим соблазнял голодных граждан. Не справившись с искушением, Кланя эту сделку навязала ему сама.

Ли рассказывала и о других, не менее дивных подробностях из Кланиной жизни. При этом она утверждала, что «Кланя очень добрая, ей жалко каждого, а люди этим пользуются…» По моему мнению, Ли ошибалась и путала Кланину сексуальную необузданность с жалостью и добротой. Не исключено, что ошибался я. Одно верно, у нее была простая, бесхитростная душа, совершенно не тронутая опустошительными бурями мысли, и ей никогда было не понять всего ужаса белого дня за окном.

Как бы там ни было, но Кланя прямо эманировала вокруг себя волны бесстыдной сексуальной привлекательности. Румянец на ее щеках и блестящие как в лихорадке глаза мимо воли привлекали к себе внимание мужчин. То ли это было проявлением ее южно-украинского темперамента, то ли результатом туберкулезной интоксикации. Кланя уже второй год состояла на учете в городском противотуберкулезном диспансере.

– У Клани в обоих легких по каверне с дыркой и жить ей осталось всего ничего, – беспечно сообщила мне Ли.

Первым моим впечатлением о Клане было то, что это развязнейшая дрянь, но узнав ее лучше, я убедился, что у нее золотое сердце.

‒ Так это ты? А я думала, что кто-нибудь другой, ‒ Таня спрашивала меня, сама себе отвечая, поэтому я ограничился кивком головы в ответ.

Из обрывков нескольких фраз, коротко брошенных ею Ли, я догадался, что она уже не раз видела меня на проспекте и давно за мной наблюдает. Не исключено, что видела и на этой неделе, хорошо хоть не разглядела во всей красе синяк под глазом.

– Почему ты ходишь в черных очках? – вдруг серьезно спросила Таня.

Она пытливо смотрела на меня из-под длинных прямых ресниц, придававших ее взгляду выражение всепонимающей мудрости.

– Зачем прячешь глаза? От кого-то скрываешься? А может, у тебя пустая душа, поэтому и не кажешь глаз? – вопросы были заданы неожиданно, в лоб и паузу Чирва выдерживала жестко, как настоящий артист, пронизывая меня своим острым, не по годам многоопытным взглядом.

– Точно, пустая душа! – не выдержав гнетущего молчания, насильственно рассмеялась Кланя.

Ли тоже коробит от Таниного допроса, вижу как ей неловко, заливаясь краской, она растерянно молчит. Встреча с подругами Ли была назначена раньше нашего ночного приключения, а перенести ее мы не удосужились, теперь приходится краснеть. Молчание становилось невыносимым. За окном стемнело, где-то неподалеку прогремел гром, грохот с треском раскатился по небу, и хлынул азартнейший ливень. Последняя в этом сезоне гроза. Крупные капли, как в барабан, громко забарабанили в окно.

– Да нет, вы ошибаетесь. Как бы вам это объяснить… – в замешательстве подыскивал ответ я. Неудобно «представляться» подругам Ли, имея такую неодинаковую расцветку глаз. Для доверия ведь требуется время и, что бы я ей сейчас не сказал, это ее не убедит. – Видите ли, это такие… Словом, это специальные, секретные очки.

– Какие еще секретные? Если на тебя есть розыскная ориентировка, я тебя и в очках опознаю. Говори, в чем дело и не юли! – затвердевшим в сталь голосом властно давит Чирва.

Глаза ее приобрели холодный булыжный оттенок, а брови сошлись в черную линию. В устремленном на меня взгляде появилось выражение грозного, томительного упорства. Удивляют происходящие с ней метаморфозы. Странно чувствовать себя провинившимся школьником рядом с младшей по возрасту девчонкой. Как жестко она умеет себя поставить и дожать. Дожать, но не меня.

– Ну, это… Как бы вам сказать… – нервно потираю руки, колеблясь, сознаваться или нет, начал мямлить я, поглядывая то на Ли, то на Кланю, словно искал, и не находил у них поддержки. – Это раздевающие очки! – решившись сказать правду, выпалил я. – Когда я их одеваю, то вижу вас голыми… – смутившись, шепотом признался я.

‒ Не выражайся, здесь дамы, ‒ растерянно пробормотала Ли.

– Ну, дает! – шумно изумляется Кланя, с любопытством заглядывая ко мне в очки.

– А что, если и правда, видит?.. – с сомнением в голосе поддыривает Ли.

– Брось пули заряжать, – холодно обронила Таня, немигающим взглядом, как через прорезь прицела, пристально всматриваясь в меня. Я почти физически ощутил, как сквозь непроглядные стекла очков, она заглядывает мне прямо в голову.

– Не только это правда, – таинственно понизив голос, наклоняюсь ближе к ним я, – А, правда также и то, что я имею необычайной силы гипнотический взгляд и, к слову сказать, владею телекинезом. Могу усилием воли на расстоянии передвигать предметы. В детстве меня специально мучили, чтобы я от страха развил в себе эти сверхспособности.