Темные Знамения - Андрей Коробов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особую любовь сестра Кайя питала к новшествам. Алебарда, чьё навершие представляло собой клевец. Трезубец с одной стороны, с другой — шестопёр. Причудливые веера из ножей. Двуствольные пистолеты с разветвлением порохового хода и колесцовым замком. Список можно было продолжать и дальше.
Всё это добро оставалось у ментора до тех пор, пока она служит в Священной Инквизиции. Его отдавали в дар за прекрасно выполненную работу — своего рода вторая премия. Эту коллекцию она собирала годами.
Наконец Альдред приземлился в кресло и откинулся на спинку, дожидаясь. Вёл себя напряженно, как бы ни пытался расслабиться. Его преследовало дурное предчувствие. Тем временем сестра Кайя достала два бокала. Вскрыла красное полусладкое вино и разлила остатки по ним. Затем — смешала с водой, чтоб сбить крепость.
Один бокал подала воспитаннику, другой — принялась пить сама. Она опёрлась на краешек стола, болтала вино и изредка попивала. Альдред чуть отхлебнул и поставил на тумбу рядом с креслом. Он прочистил горло и спросил:
— Так о чём же Вы хотели поговорить, сестра Кайя?
— Вот я и думаю. — Она всматривалась в разбавленное вино, катавшееся в бокале. — Тема, понимаешь ли, комплексная.
— Ну, я весь внимание. — Альдред хлопнул себя по коленям.
Ментор отпила ещё немного и начала:
— За те дни, что я провалялась, произошло очень многое. Ты не в курсе, раз тебя мариновали канцеляры, но это факт. В общем, есть у меня две новости. По классике — хорошая и плохая. С какой начать?
Альдред замешкался, и инициативу переняла наставница:
— Тогда с хорошей. Я тоже рассказала, что произошло в Рунном Зале тогда. Только персекуторам. В частности, отметила твои заслуги. Их это заинтриговало. В конце концов, наша история дошла до ушей их Верховного.
Известие смутило воспитанника.
— Я не пойму…
— Просто… ты молодец, Альдред, — Сестра Кайя развела руками. — Считай, ты в одиночку разделался с монструозной одержимой. Не всякий инквизитор на это способен. Даже из числа персекуторов. Тянет на сан ищейки, будь ты в том отделе…
Это абсурд! Удачное стечение обстоятельств, не более того! Всем своим естеством Флэй протестовал, оспаривал саму идею выставлять ситуацию в подобном свете.
— Не в одиночку, — парировал Альдред. Но всё без толку.
— Конечно, стоит учитывать совместные усилия всех, кто был там. В том числе и мои, быть может… Но ведь в конце концов ты остался с демоном один на один — и победил его. Понимаешь? Это дорогого стоит. И говорит о многом.
— И у меня было ваше раздвижное копьё. Без него я был бы труп.
Вялый аргумент. Прокрутив его у себя в голове повторно, парень и сам это понял.
— Оружие бесполезно в руках неумёхи. Персекуторы, конечно, были в бешенстве, что я тебе его дала тайком. Устав претит — и все дела. Но ведь результат себя оправдал. Надо понимать! Важно другое.
— Сестра Кайя, к чему Вы клоните?
Она вздохнула.
— У тебя намечается повышение, Альдред. И я сейчас не про сан куратора.
Заявление прошло без фанфар. Ему тот оказался… не то что бы сильно рад.
Не зная, что ответить, воспитанник опустил глаза и всё мусолил губами язык. Был на нервах, особо даже не скрывая.
— Верховные из отделов персекуторов и кураторов поговорили. Петефи не против, чтоб ты перешёл под руководство Модрича. У них как раз требуется ещё один клинок в молодой отряд. И для тебя это путь наверх. Поэтому, если спросишь меня, ты просто обязан им воспользоваться. Копьё можешь оставить себе. Всяко интереснее палаша.
— Что Вы такое говорите, сестра Кайя! — возмутился воспитанник. — Меня всю жизнь учили быть куратором. Я тюремный надзиратель, а не головорез. А эту одержимую сам до конца не понимаю, как сумел убить. Вокруг этого и крутятся все мои головняки!
— Давно уже за тобой тянется эта робость, Альдред, — захихикала ментор. Казалось наигранным. — Ты ведь не всегда боялся открываться чему-то новому. Помнишь? Раньше в тебе был дух авантюризма. Ещё тогда увидела его в твоих глазах. Поэтому я и взяла тебя с собой. Ты был готов изменить свою жизнь. Что с тобой стало, мой мальчик?
Альдред промолчал. Она была права. Но против дурного предчувствия переть практик не спешил: казалось, ничего хорошего не ждёт его в крепости персекуторов.
— Ты всегда бесился, когда кто-то пытался упрекнуть тебя, будто без меня ты ничего не можешь. Якобы я тебя излишне опекаю, контролирую, веду везде за ручку. Прям как маленького. Ты из-за этого закрылся в себе — больше, чем инквизитору нужно.
Голос её сквозил печалью. Она как будто чувствовала себя виноватой. Удивительно.
— А я лишь подталкивала, чтобы ты рос, и плевать, что говорят остальные, — оправдывалась Кайя. — Не для того я достала тебя на Свет, чтоб ты остался гулять в стажёрах. До какого-нибудь нелепого несчастного случая.
Она отпила ещё вина.
— Сейчас всё совсем по-другому. Я ничего тут не решала. Клянусь. Ты уже показал себя. Больше, чем я могла себе представить. Признаться честно, я бы и сама хотела, чтоб ты остался в кураторах — так безопаснее… Для тебя, в первую очередь.
У Альдреда задёргалась рука, сжатая в кулак. Он обтекал от слов ментора. Она резала его без ножа, ездила по самому больному. Никто, кроме неё, так не умел. И совсем неважно, что намерения у неё злыми не были.
— Но, если ты победил ту тварь, значит, способен на большее. У тебя появился шанс показать всему корпусу, чего ты стоишь. Хотя ты так до сих пор и не понял, что в первую очередь что-то доказывать надо себе. Ещё молодой, ещё поймёшь.
— Я, может, и хотел бы попробовать, чтобы выбраться за пределы этого смердящего Города. Но…
Он поднял глаза. Шумно выдохнул через ноздри. А затем сказал:
— … не мыслю я себя в Инквизиции без Вас. Мне бы к Вам поближе быть. Это же Вы меня привели сюда. И нет у меня другого друга здесь, кроме Вас.
Сестра Кайя увела глаза, горько вздыхая. Не совсем так она планировала эту беседу.
— Здесь-то и кроется проблема.
— То есть? — Альдред напрягся. Он почуял неладное.
Его ждала плохая новость.
— Этим утром я подписала документы на увольнение. Я ухожу из Инквизиции, Альдред.
На одном дыхании выпалила. Вот так просто.
— Как так? — Он резко встал с кресла. Сердце замерло. Казалось, Флэя только что предали. Оставили одного — против целого корпуса, полного бездушных упырей, отпетых ублюдков. И кто?
— Боюсь, это не моя
