Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков

стали рыться в корабельных картах, тыкали в них пальцами, измеряли высоту солнца: залив на этих широтах прежде не был никем замечен. На воду спустили шлюпку, помощник с шестью матросами и Сысой отправились смотреть открытие. Кадьяки и алеуты, остававшиеся на корабле, услышав о множестве бобров, заспешили на промысел. Василий и Прохор пошли за ними в большой байдаре. На бриге осталась только поредевшая команда.

Эскимосы успешно промышляли в заливе и были так увлечены промыслом, что не хотели думать ни о еде, ни об отдыхе. Казалось, остановить их может только темная южная ночь. Чуницы Василия и Прохора ушли вглубь залива, к едва видневшимся стайкам кормившихся каланов. Матросы со шлюпки восторженно лопотали и промеряли глубины входа в открытый залив. Проход был мелковат для больших судов. Из-за острова показались неуклюжие деревянные лодки местных жителей. Они осторожно приближались к добытчикам. Матросы налегли на весла, шлюпка понеслась навстречу людям. Ими оказались «индианс» с не колотыми лицами. Их обнаженные плечи были обвешаны ожерельями из раковин. Огненного оружия у них не было, и сама встреча случилась на редкость доброжелательной.

Натан Виншип, скалясь и похохатывая, стал вынимать из прихваченного мешка, показывать бисер, топоры, всякую ходовую мелочь, взятую на случай мены. Здешние люди предлагали раковины, такие же, как у жителей Тринидада, и так же как те были удивлены, что раковины не сильно заинтересовали моряков. Несколько раковин Натан все же взял для расторжки. Мехов у туземцев оказалось мало, и он скупили их все.

Сысой наблюдал за меной американцев и здешних жителей, при этом то и дело поглядывал на своих партовщиков, на рассыпавшиеся по заливу лодки добытчиков Василия и Прохора. В душе его теплилась радость, пережитая во сне. Она перемежалась с полузабытыми детскими мечтами и гордостью, что Бог дал ему первому найти это место. Оглядывая берега, Сысою до боли захотелось построить здесь деревеньку. Жаль, что поблизости не было леса. И он стал писать карту.

День пролетел быстро. Заалел берег со стороны моря. Заря тёмная, вечерняя, девица-швея мастерица, иглой булатной стала зашивать кровавую небесную рану, в которой скрылось солнце. Кекуры бросили на воду длинные тени. Вечера в этих местах коротки, ночи темны, а надо было еще шкурить добычу. Передовщики переговорили между собой и решили выйти на морской берег, где много плавника для костров. Они дали условный сигнал с большой байдары и двухлючки партовщиков неохотно потянулись к выходу из залива. Добытчики славно поохотились и были голодны, выгребать к бригу не было ни сил, ни надобности: промысел не был закончен.

Партия вышла из залива в сумерках. Недалеко от входа, ввиду стоявшего на рейде корабля, передовщики выбрали место под скалами покрытое сухим песком, вытащили на него лодки и развели костер. Алеуты с кадьяками высадились в том же месте, скованной походкой людей, весь день просидевших в байдарках, ковыляли по песку и раздували свои костры, чтобы шкурить добытых бобров и варить мясо. Сумерки быстро перешли в безлунную ночь, такую темную, что в десяти шагах от костра не было видно собственных рук. Работу закончили у огня. Едва все улеглись под лодками – закапал дождь. Сысой с горящей головешкой в руке обошел караулы, забрался под большую байдару, под которой расположились передовщики, лег с краю и укрылся паркой. Было сыро и душно, усиливался перезвон дождя по коже лодки, с шипеньем и резким запахом мокрой золы гасли костры.

Трое передовщиков проснулись одновременно от того, что порыв ветра сорвал байдару и швырнув её под скалу, дождь захлестал по лицам. Волна прибоя грохотала едва ли не под боком, а ночь была все так же черна. На таборе слышалась возня, видимо ветер поднял на ноги даже невозмутимых и неприхотливых алеутов. Далеко в море, против лагеря, мигал огонек, Сысой не сразу сообразил, что это сигнал с брига. Василий стоял на четвереньках и пытался высечь огонь под паркой. Не видимый во тьме Прохор, в голос срамословил и на ощупь искал улетевшую байдару. Василию удалось разжечь щепу, смазанную жиром. Пламя схватившегося костра выстелилось по ветру и высветило мечущихся партовщиков. Прохор выволок байдару из тьмы и крикнул Сысою:

– Нельзя идти в море при такой тьме!

Васька подбросил сухих дров, с вечера укрытых лавтаком. Огонь с шипеньемнакинулся на них, замотался флагом на ветру, высветил разгулявшийся вал наката волны, подбиравшейся к табору.

 – Если шторм усилится – нас побьет о камни! – Прохор снова нырнул во тьму.

Посоветовавшись, передовщики решили ждать рассвета, а если шторм усилится, и невозможно будет оставаться под берегом – идти в залив. Пламя костра поднялось выше, с треском лизало подмоченные дождем бревна плавника. Возле огня дождь не ощущался. Полураздетые партовщики и их тойоны сгрудились у большого костра, хотя для них дождь и сырость были в обычай. Высветился отвесный берег, отчетливей стала видна набегавшая волна.

– В залив надо! – подсказал передовщикам тойон Кыглай и опасливо оглянулся на крутой берег, к которому прижимали людей волны. К нему придвинулся Филька Атташа, показывая, что согласен со сказанным. Тойон Петька Чукагнак скоблил грудь нательным крестом, молчал и ждал решения.

– Они смогут оседлать волну, им в обычай! – проворчал Василий и Сысой заметил в его бороде подпалину. – Как бы нам с грузом оторваться от берега?

– Не пропадать же всем! – Прохор по-колошски присел на корточки, вытянул ладони к огню. Подсушив руки, стал набивать трубку табаком.

– Уходите! – разрешил тойонам Сысой. – Пусть каждый возьмет добытые шкуры, мясо оставим здесь.

Партовщики засуетились, при свете костра их двухлючки, одна за другой, стали взлетать на гребень волны.

– Бриг ушел! – прорычал Прохор, сжимая зубами чубук трубки.

Сысой вгляделся во тьму, где прежде мигал светлячок сигнального фонаря. Его не было. Накат волн подбирался к костру. Трое передовщиков побросали в большую байдару одеяла, мех, ружья, подхватили её на руки, побежали следом за отступающей волной к бушевавшему морю и едва удержались на ногах против следующего наката. По грудь мокрые двое вскарабкались в лодку и схватились за весла. Третий, держась за корму, все еще удерживал её против волны, затем и он вскарабкался в байдару, когда его друзья гребли изо всех сил, чтобы не быть выброшенными на гаснущий костер.

Глаза залепила густая тьма. Определяя расстояние до скал только по шуму наката, трое выгребали вдоль берега ко входу в залив и с опаской гадали, смогут ли разглядеть его. Под бортом пробкой выскочила двухлючка тойона Петьки. Он