Демон движения - Стефан Грабинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иначе смотрел в город приятель отца Павла и его наперсник, звонарь Себастьян. Тонкое лицо ваятеля, окаймленное темной щетиной, дышало сильной волей, которая вот-вот должна была отступить под натиском новых желаний, очень сильно отличающихся от тех, что доселе окрыляли его душу.
Ибо это был вечер перелома и мятежа, разъединившего пути двух человеческих душ, до сего дня напоенных могучей силой; отныне каждый должен был идти своим путем.
Почти ровесники, они воспитывались вместе, росли в общности взглядов и идей. Павел, будучи по натуре мистиком, посвятил себя духовному служению и несколько лет жил при костеле, где вскоре после рукоположения прославился как проповедник и исповедник. Себастьян, не желая расставаться с приятелем, взял на себя обязанности звонаря, а в свободное время занимался скульптурой и пластикой. У него была душа ребенка, страстно проникнутая красотой веры, поющая звонами колоколов, вслушивающаяся в мелодии серафимов. Таким его издавна знал ксендз Павел, таким полюбил и видел в своих мечтах. Себастьян был его идеалом, той единственной безупречной душой, которую он искал и изо всех своих сил старался удержать ее на сияющих поднебесных высотах.
У них сложилось необычные, так сказать, метафизические отношения. Легчайшее колебание мыслей доносилось от одного к другому невидимыми волнами, гармонически пронизывало обоих извечно чистым, безупречным созву¬
- 81 -
чием. Из уст Павла исходили архангельские вздохи, играя на арфах братской груди звонаря, чтобы отсюда, усиленные восторгом красоты, взмыть ввысь тысячеструнным хейналом*. Скульптор принимал творческую мысль приятеля на белые крылья своего искусства и нес куда-то за пределы мира, туда, где располагалась обитель ангелов и господа Бога.
Павел решил укрепить отношения, приковать его к себе неразрывно, прежде чем другие силы овладеют его душой И соединил их архангел Михаил, великий святой воин, творение мыслей и душ обоих, созданный руками Себастьяна.
Подвесили его, летящего на гигантских крыльях, нал главным алтарем приходского костела.
Звонарь вырезал статую два года, черпая вдохновение в разговорах с приятелем, в молитвенном сосредоточении.
Многократно закаленные железные полосы незаметно удерживали тело героя небесных воинств; при необходимости они отстегивались, и статуя легко скользила по блокам, помещенным за балдахином, скрывающим верхнюю часть свода.
Устройство это мастер полагал необходимым для перемещения статуи и ремонта поврежденных частей. Тайну механизма, однако, он не доверял никому, кроме Павла, опасаясь, чтобы неуклюже или слишком резко запущенная машинерия не привела к роковому падению статуи с высоты.
Раз в год умелой рукой он опускал статую вниз, очищал от паутинной пряжи, восстанавливал изначальный блеск запылившихся одеяний. И вновь взмывал под аркадами небесный витязь с божьим пылом в очах и развевающимися волосами.
Памятным был день, когда впервые в пустом костеле подвесили лучезарный плод душевного труда гордого и счастливого творца.
Тихо стояли, глядя на святой, храбрый огненный лик и громоносный жест десницы, целящейся в сатану - радостные, изумленные надмирной красотой творения замыслов своих... Архангел Михаил!
____________
* Сигнал времени, исполняемый с башни костела.
- 82 -
И заключили обет великий, обет духовный и скрепили клятвой. На всю жизнь, на всю долгую человеческую жизнь, которая отныне должна была быть священной и непорочной, посвященной любви к Богу и людям, от земных наслаждений свободной. Господь был им свидетелем и клятву принял...
В существовании души можно различить определенные сферы, к которым одни относятся с полнейшим равнодушием, или, вернее, с сухим неверием, иные же все свое личное глубоко скрывают в ее тайных безднах. И тогда во всей кровожадной полноте являет свои знамения жестокость бытия! Оные «свободные люди» безразличны, ничем не стесняя себя во всех отношениях, действуя безнаказанно, с демоническим хохотом совершая самые жестокие преступления, часто впутывая в них и других, случайно оказавшихся втянутыми в эту зияющую адскую бездну.
Проклятие и кара тем, кто верит!
Вера твоя погубила тебя!
Пусть трепещет верующий грешник!
Лучше разорвать все путы, которые сковывают душу, чем оставить самую тонкую нить, ибо и ее достанет, чтобы увлечь в омут погибели. И мельчайшая искорка, тлеющая глубоко под пеплом не до конца потухшей веры разжигает в день возмездия пожар всеуничтожения.
Ксендз Павел и Себастьян были людьми верующими. Обет, который они приняли, мог стать опасным для обоих, особенно для того, кто понял его глубже, чем следовало.
Когда в тот вечер они покидали храм, чудесный май распускал цветы в садах, покрывал зеленью луга и поля, разворачивал гроздья плодов. Осыпались густым ливнем лепестки яблоневого цвета, разносились головокружительные запахи сирени и жасмина, пьяно колебался одурманенный магнолиями ветер. По улицам проскакивали дрожащие от наслаждения пары влюбленных, прижимавшихся друг к другу в весеннем желании, сплетая руки.
Себастьян вдруг опечалился. Но уже звал его за собой на поднебесные тропы серьезный голос ксендза:
- 83 -
— С этого дня каждый из нас отвечает за другого. Мы приняли взаимную клятву, мы вошли в святую обитель, которую нельзя безнаказанно осквернять верующим. Если кто-то из нас нарушит обет, другой ответит за него очищающей жертвой.
— Но верно ли мне кажется, что ответственность исчезнет, если мы перестанем верить?
— То правда — даже если подобное случится хотя бы с одним из нас. Но и это должно быть искренним. Понимаешь меня? Полное неверие!
— Да... но на это мы по сути своей не способны...
— Поэтому мы должны быть начеку! Мы служим вечной гармонии духов. Горе нам обоим, если кто-то из нас осмелится ее нарушить!..
Глубоко задумавшись, они расстались.
С тех пор прошло несколько лет. Обет, похоже, сплотил обоих еще сильнее. Но вскоре должны были произойти перемены.
Павел по отношению к другим всегда оказывался понимающим и мягким, к приятелю же был требовательным и часто даже суровым с самого начала их тайной связи Себастьян, с самого детства воспитывавшийся под его всесильным влиянием, сторонился соблазнов внешнего мира. Казалось, что он не сразу почувствовал неловкую опеку; в нем еще не пробудились неизбежные душевные порывы. Преследовавшую его иногда временную меланхолию приятель умел направлять в нужное русло, разжигая в нем неземной экстаз и любовь. Однако спавшие до поры до времени силы наконец проявили себя в тихих, почти незаметных, но настойчивых в своих действиях движениях души.
Однажды скульптор почувствовал себя чрезвычайно одиноким. Пришла мысль, что до сих пор он не наслаждался жизнью и до принятия присяги мог в любой момент получить свою долю счастья, сорвать
