Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С какой целью некоторые из Ваших произведений названы сказками? Важно ли именно такое определение?
Карина. Рига, Латвия — 09.06.02
Насколько я помню, мы написали только одну сказку: «Повесть о дружбе и недружбе». Кроме того, сказкой мы назвали «Понедельник начинается в субботу». Ну и «Сказка о Тройке» — это тоже, по сути, сказка. Мы назвали их сказками по одной-единственной причине: это сказки, т. е. фантастические произведения, в которых элементы фантастики по определению не требуют никаких научных или даже псевдонаучных объяснений. Почему летает ступа Бабы Яги? Почему Кощей — бессмертный? Откуда у дракона берется огонь? И т. д. Все это в сказке ДАНО и объяснений не требует совсем. В отличие, скажем, от научной фантастики, где такие объяснения даются или подразумеваются.
Почему большинство произведений Стругацких — повести? Есть рассказы, есть сказки, но нет ни одного романа. И в чем, собственно, разница между романом и повестью, ведь не только в размере?
Марк Шор. Мельбурн, Австралия — 02.06.00
Это — вопрос дефиниций. Формально повесть отличается от романа тем, что в повести одна сквозная линия повествования, а в романе — целое дерево сюжетных линий. Практически же авторы сами решают, что они написали, и с ними обычно никто не спорит. Мы считали всегда, что у нас есть несколько романов — «Град обреченный», «Отягощенные злом», «Хромая судьба», например. Иногда (под настроение) называли романом и «Трудно быть богом».
Увидел в 11 т. нов. соб. соч. цифру 27 — количество совместно написанных АБС повестей. Интересу ради, я посчитал, но число вышло другое. В связи с тем несколько маловажных вопросов:
«Путь на Амальтею» — это рассказ?
Пошелюжин Александр. Барнаул, Россия — 22.04.03
Нет, повесть.
«Полдень, XXII век» стоит считать как — сборник новелл или повесть?
Пошелюжин Александр. Барнаул, Россия — 22.04.03
Тоже повесть.
«Беспокойство» — повесть или рассказ?
Пошелюжин Александр. Барнаул, Россия — 22.04.03
Повесть. Но я ее обычно в расчет не принимаю — она так и осталась для меня неоконченным черновиком. Но вообще-то, наверное, надо и ее включать.
И что теперь делать с «Гадкими лебедями» — считать это реликвией? Историей? Или теперь брать ее как отдельную повесть будет неправильно?
Пошелюжин Александр. Барнаул, Россия — 22.04.03
Я ее при подсчетах включаю в «Хромую судьбу» и считаю две эти повести за одну.
Кроме того, я включаю в число «повестей» нашу пьесу и НЕ включаю никакие сценарии. Получается 27 шт.
В «Граде обреченном» есть небольшая дискуссия по поводу талантливых и бездарных писателей и их произведений. Делается вывод о том, что сколько писателя не корми, сколько не плати — лучше писать не станет, хотя, с другой стороны, мы знаем вполне благополучных (материально обеспеченных) и при этом талантливых авторов. А Ваш писательский опыт — он говорит о том же? Просто интересно, когда Вам лучше писалось: когда Вас признавали и принимали, или когда все писалось заведомо в стол?
Влад. Краснодар, Россия — 13.04.00
Лучше всего писалось тогда, когда мы были ЕЩЕ молоды и полны идей, но УЖЕ достаточно опытны и набили руку. Война с цензурой, нападки властей — это все, конечно, играло свою роль, но очень трудно однозначно сказать: положительную или отрицательную. Субъективно это было, разумеется, мучительно и дьявольски болезненно. Но объективно это делало нас более изощренными и заставляло работать буквально на износ (что для писателя — полезно). С другой стороны, из-за этого проклятого давления мы многого не написали, что хотелось бы написать, и, наоборот, писали то, без чего можно было бы спокойно обойтись. Так в свое время не был «правильно» написан роман о человеке, жизнь которого двигалась по замкнутому кругу, но зато был написан, скажем, «Малыш», который мы спокойно могли бы не писать вообще. Впрочем, все это чертовски субъективно (многие и многие читатели, я знаю, со мной не согласятся). Теперь, с высоты опыта я могу утверждать только одну (довольно банальную) истину: нужна искра божия и трудоспособность, а все остальное вторично и третично.
Ретроспективно — какую из Ваших книг сегодня Вы не стали бы даже начинать (хотели бы, чтобы ее не было)?
Максим Демидов. Алма-Ата, Казахстан — 31.03.99
Таких — нет. Есть книги, к которым я сегодня вполне равнодушен. Есть даже книги, которые я не люблю («Страна багровых туч», например). Но уж так, чтобы «ее не было», — нет, таких не держим. Хотя книг, «которые я сегодня не стал бы даже начинать», — сколько угодно! Но это не потому, что они так уж плохи, а просто потому, что всему свое время: странно сегодня вдохновляться, скажем, идеей о межзвездном «Летучем Голландце», набитом кибернетическими устройствами, отлавливающими образцы инопланетной фауны. Хотя в свое время эта идея смотрелась очень даже недурно.
Применялись ли к Вам какие-либо санкции за Вашу деятельность, как Вы к этому относились, почему Вы продолжали писать?
Александра Блок. Барнаул, Россия — 25.02.00
Настоящих санкций (как к Солженицыну, Войновичу, Галичу) к нам не применяли никогда. Наши книги не считались антисоветскими, они классифицировались всего лишь как «упаднические». В самое тяжелое время (1970–1980 гг.) нас почти не печатали. Вышли несколько повестей в журналах и ни одной новой книги. Это и был, пожалуй, максимум санкций. Писать мы продолжали, потому что считали это своим долгом, потому что не хотели, чтобы о нас эта мелкая сволочь говорила: «Все, заткнулись, струсили, перестали бренчать».
За какую (какие) книги Вам с братом досталось больше всего от властей предержащих во времена оны? Грубо говоря, что послужило прообразом «Современных Сказок»?
Felix Kogan. New York, USA — 26.06.99
Прообраза «Современных сказок» не существует — это некое обобщение-иносказание. А доставалось нам больше всего за те вещи, которые (без нашего ведома) попадали за границу и там публиковались. В первую очередь это «Сказка о Тройке» и «Гадкие лебеди».
Как бы Вы отнеслись к следующему утверждению: смысл существования Советского Союза заключался в том, чтобы создать венец творения — АБС и их прозу?
В этой «шутке», мне кажется, есть доля шутки. Я имею в виду, что именно АБС, как никто другой, выразили в своем творчестве лучшее, что предназначалось быть дано людям коммунистической идеологией в чистом виде — чувство всеобщего братства, бескорыстного, самозабвенно-увлеченного труда, альтруизма как отрицания эгоизма, — и в то же время худшее, что несла советско-большевистская власть — чудовищное насилие, извращение человеческой личности… ну, не буду растекаться — об этом и без меня навалом… Что касается лично меня, именно через призму ваших книг я впервые отчетливо увидел, ПОЧЕМУ советщина не должна иметь права на существование, если человек стремится стать Человеком.
Спасибо вам совершенно невыразимых размеров, а апологетам СССР — радуйтесь, совок ваш был-таки не зря…
Тигран Закоян. Москва, Россия — 07.12.00
Со всей присущей мне скромностью не могу не напомнить о Булгакове, Солженицыне, Искандере, Бакланове, Трифонове, Окуджаве… Господи, да разве всех их перечислишь, кого породил именно и только СССР! Воистину нет в этом мире такого великого зла, которое не порождало бы великого блага.
Вы не думали продолжить «Трудно быть богом» и «Сказку о Тройке»?
И еще: что это за история про написание романа вместе с Вайнерами?
Евгений. Москва, Россия — 21.06.98
«Трудно быть богом» мы продолжать никогда не намеревались. А вот «Сказку» (точнее — «Понедельник») — неоднократно. В дневниках сохранилось несколько упоминаний о таких возможных продолжениях, причем последнее упоминание — уже в новейшие времена, после начала перестройки. Однако руки так и не дошли.
Роман в соавторстве с Вайнерами действительно планировался. Это была история про «ловца душ» — странного человечка, который бродит по областному городку России в самом начале 80-х и скупает у советских граждан души. АБС должны были писать начало — так сказать, «Преступление» — до момента задержания «ловца» нашей доблестной милицией, а Вайнеры брались сочинить «Наказание» — как современная юриспруденция пытается осудить и наказать по сути — Дьявола. Дело не пошло, но многие из заготовок к этому роману АБС позже использовали в «Отягощенных злом».
«Страна багровых туч», «Путь на Амальтею» и другие ваши произведения «раннего коммунистического» цикла. Как Вы относитесь к этим произведениям и тем, что были написаны о более поздних событиях? Какие произведения Вам нравятся больше, какие меньше? Или Вы, как идеальный родитель, не делаете различий между своими детищами?
