Время Чёрной Луны - Алексей Корепанов

И вот я вновь стоял перед высокой черной дверью, словно воплощенной из моих снов, только на этот раз я знал, что все-таки открою ее, потому что дверь была не сном, а явью. Хотя что считать сном, а что – явью? Может быть, именно в жизни мы снимся себе, и именно во сне живем по-настоящему? Все слишком зыбко, слишком текуче, слишком эфемерно, и не подскажут ничего наши ощущения, потому что, возможно, только снятся нам, и практика не есть критерий истины, потому что истина тоже может оказаться очередным сном.

Я поднял руку, приоткрыл дверь – она подалась тяжело и бесшумно – и бок о бок с затаившей дыхание Донге проскользнул внутрь храма Уо. Девушка прикрыла дверь и мы замерли, напряженно вслушиваясь в тишину. В полумраке, более глубоком, чем наружный полумрак, угадывался гулкий простор большого зала. Тускло светились какие-то пятна у далеких стен; бледные пунктирные линии, ничуть не рассеивающие темноту, пересекали потолок, сменивший звездное небо. Мы стояли неподвижно, выжидая, когда глаза привыкнут к темноте.

– Давай, Легис, действуй, – выдохнула девушка, ободряюще пожав мне руку.

Она выскользнула из-под плаща, стянула его с меня и бросила на пол. Я машинально нащупал в кармане свой треугольный камешек, погладил его почти уже ритуальным движением (совершенно бессмысленным и бесполезным?) – и направился вперед, к слабым пятнам света, лежащим на полу и похожим на отражения лун в мраморной плите. Донге шла рядом, я буквально чувствовал, как она напряжена – сжатая до предела пружина, готовая в любой момент стремительно распрямиться и дать отпор опасности. Еле слышный шорох нашей одежды словно множился, дробился под высоким потолком и, казалось, усиливался, заполняя все пространство. Я крался вперед, невольно втянув голову в плечи; меня не оставляла мысль о том, что вот-вот сверху обрушится на нас многотонный молот и расплющит о пол, разбрызжет клочьями кровавого мяса наши тела, и мгновенный коллапс свернет пространство и остановит время наших внутренних Вселенных, и разлетятся в стороны угасшие осколки наших миров. И даже если каждый из нас только снится другому – молот безжалостно и неумолимо раздробит и сон.

Прошла бесконечность, прежде чем мы добрались до этих бледных пятен на гладком, чуть скользком полу. Бедж не обманул – там действительно были изображены какие-то линии и фигуры, подобные древнеегипетским письменам. Я разглядывал пол, похожий на слабо освещенные изнутри, уложенные в ряд дорожные знаки; летишь в автомобиле сквозь ночь, темнота пролилась на поля и засосала их, придавила своим необъятным брюхом, и две стены деревьев как стороны гигантского треугольника стремительно мчатся от далекого острия, и маячит над горизонтом красный стоп-сигнал Марса, и бьется, бьется в ветровое стекло ночная мошкара, и безмолвными призраками-хранителями ночи встают из темноты круглые пятна дорожных знаков. Перечеркнутый крест-накрест квадрат… Спираль, ввинчивающаяся в черную каплю… Нечто двухголовое, с острыми углами, подавившееся двумя многоконечными звездами… Стрела, пронзающая круг… Стрела!

– Вот… Она!..

Мой прерывистый шепот расколол тишину. Донге стремительно присела на корточки, нависла над рисунком, и мне показалось, что она готова зубами прогрызть плиту, чтобы немедленно добраться до Плодов Смерти, скрытых где-то там, в глубине.

– Что дальше, Легис?

Я обвел взглядом бледные пятна у далеких стен.

– Где-то здесь должна быть статуя с таким же символом: стрела, пронзающая круг.

Донге вскочила и потянула меня за собой. Мы пересекли зал, скользя по полу, как по льду, и остановились у стены. Мне показалось, что вокруг немного посветлело, словно близился рассвет и из подземелья должно было вскоре выплыть солнце храма Уо – но это, наверное, просто приспособились мои глаза. Образ падающего молота растворился в сознании, оставив только смутную тревогу, и я вместе с девушкой приступил к осмотру статуй.

Каменные фигуры возвышались над нами, это были изваяния людей и животных, и каких-то чудовищ; тускло светились глаза и оскаленные пасти, вздымались и простирались руки, и казалось, эти исполины сейчас набросятся на нас, незваных пришельцев, и загрызут, растопчут, задушат своими каменными пальцами. Мы медленно передвигались вдоль заворачивающейся в круг стены, вглядываясь в неведомые символы хранителей, начертанные на боках, ногах и задранных в немом крике мордах, и Донге первая увидела стрелу и круг на ноге каменного исполина, опустившего десяток своих рук, сжатых в кулаки, на развевающиеся складки плаща. Но до этих рук еще надо было добраться.

– Если поднять его руку, плита должна открыться, – прошептал я. – Но какую из них?

Донге не мешкала ни секунды.

– Присядь, я заберусь к тебе на плечи, – скомандовала она и тут же вспрыгнула на меня, словно кошка. Я с трудом поднялся, поддерживая ее за бедра.

«Чуть вперед… Шаг вправо… Еще вправо», – шептала Донге и я послушно исполнял ее приказы, а она что-то делала там, в темноте. Неожиданно она оттолкнулась ногами, подалась вверх – прозвучал звонкий щелчок, оглушительным эхом отозвавшись по всему залу, – и я едва успел подхватить ее, не удержался на ногах и упал, прижав к себе навалившееся на меня крепкое и гибкое тело девушки.

Несколько секунд я лежал, не шевелясь, не отпуская ее от себя и со страхом ожидая, что сейчас взвоют сирены, раздастся автоматная стрельба или вспыхнет яркий свет и превратит зал храма в сверкающую белизной льда хоккейную площадку, на которой лежали я и Донге – нарушители правил, проштрафившиеся игроки, подлежащие выведению из игры и наказанию. Но мгновения вприпрыжку мчались, стараясь догнать друг друга, а в зале все оставалось по-прежнему.

– Может ты меня все-таки отпустишь? – прошептала девушка прямо мне в ухо и легонько укусила за шею. Совсем как зверь, ласковый, но опасный. – Ну и хватка у тебя… необученный…

Я разжал руки. Девушка откатилась в сторону, за статую, но не спешила вставать, оглядывала зал, готовая прыгать и драться. Я тоже отполз к статуе.

– Подождем, – шепнула Донге.

Эхо давно стихло и под сводами вновь прочно обосновалась тишина.

– Вперед! – приказала девушка, и мы, зачем-то пригибаясь, чуть ли не бегом бросились к светящимся плитам. И увидели, что символ разрушения исчез и на его месте зияет дыра.

Донге села, опустила ногу в провал и шепотом воскликнула:

– Там лестница! Легис, за мной!

Если бы я замешкался хоть на мгновение, она исчезла бы в черноте потайного хода. Но я не замешкался. Я успел схватить ее за плечи и удержать.

– Так не годится, Донге. Первым пойду я.

Ход, ведущий в подземелья храма Уо, вполне мог оказаться для нас могилой. Достаточно было вспомнить ловушки для грабителей, придуманные проектировщиками фараоновых усыпальниц. Правда, Сю ничего не говорил о возможных опасностях, но Сю мог просто оценивать степень опасности с точки зрения беджа, а не человека; ну что, действительно, для беджа падение на голову пятипудового камня? Ровным счетом ничего. А вот для людей и камешки полегче случались роковыми.