Любовь без размера - Стефани Эванович

Ему нужно было найти ответ хотя бы на один вопрос о ней. Протянув обе руки к ней, он усадил ее обратно.

– Ах нет, девушка. Я не напрягался, а даже если и было немного, то поздно что-то менять. Я здесь. И вот что: заранее прошу прощения, если следующие минут десять тебя помучаю, но ты мне должна кое-что пояснить. Я тренирую тебя почти четыре месяца, и что я за это время узнал о тебе? Ничего. Ноль. Пустое место.

– Неправда, я все время разговариваю, – быстро сказала Холли. – Ты всегда говоришь, чтобы я сосредоточилась. – Тщетная попытка отвлечь внимание от темы.

Взгляд Логана выражал чрезвычайную терпимость вперемежку с отеческой укоризной.

– Замечания вроде того, что я устанавливаю уклон беговой дорожки на Килиманджаро, не назовешь разговором. Вопросы вроде того, не появилась ли головка младенца, когда ты делаешь упражнения для брюшного пресса, не представляют собой содержательную беседу.

У нее вырвался непроизвольный смешок, и он тоже усмехнулся, но потом снова посерьезнел.

– Хватит увиливать. Где все, Холли?

Она прочистила горло и нерешительно вздохнула.

– У меня никого нет.

– Никого? – переспросил он. – Ты сирота?

– Не совсем. – Она опять вздохнула и на этот раз решилась рассказать, прикинув, что он имел право знать. – Родные мои живы-здоровы и, по последним сведениям, живут в Орегоне, где я выросла. Брюс был гражданином США, его мать – канадка, которая была связана с DCC.

– DCC? – вежливо переспросил Логан.

– Defence Construction Canada[10]. Речь идет о содействии войскам и внутренней безопасности.

– Понял.

– Когда он окончил Университет Брауна, ему предложили работу в Торонто, в фирме, занимающейся информационными технологиями. Разрабатывающей что-то секретное. Брюс обожал Канаду, ему нравилась перспектива работать на передовых рубежах. Когда я год спустя окончила университет, они даже предложили работу мне, в главной бухгалтерии той же фирмы. – Голос Холли замер. Ей постепенно становилось не по себе.

Логан терпеливо ждал, отметив, что Холли начала грызть ногти – он уже знал эту ее привычку, она делала так каждый раз, когда нервничала или в чем-то сомневалась. Как она могла рассказать ему свою историю и не показаться испорченной эгоисткой?

– Холли, что бы там ни было, мне ты можешь это доверить.

– Я была поздним ребенком, – наконец продолжила Холли. – Маме было почти сорок четыре, когда я родилась, папе – почти пятьдесят. К моменту моего появления на свет их взгляды на жизнь уже устоялись. И они были старые.

– Пятьдесят – не такой уж почтенный возраст, – заметил Логан.

Холли поджала губы, рот вытянулся в тонкую линию.

– Серьезный возраст, когда дело доходит до необходимости менять подгузники и целый день гоняться за начинающим ходить ребенком. Особенно когда не очень этого хочешь. Я довольно скоро разобралась, что была просто негативным раздражителем, не более.

Логан хотел возразить ей, что это никак не могло быть правдой, но прикусил язык.

Холли продолжала:

– Родители, собственно говоря, не были агрессивными, но были строгими и какими-то удушающими. Они хотели тишины и чтобы их оставили в покое. Я уже говорила: у них были устоявшиеся взгляды на жизнь. И в эти взгляды не входили обязанности возить ребенка на футбол или на балет.

Логан кивнул, картина становилась яснее. Еда строго не судит.

– Кроме того, они страдали синдромом накопительства, – почти прошептала Холли, и ее глаза округлились от этого признания.

– Синдромом накопительства? – повторил Логан, его глаза тоже расширились.

– Они были не такими замызганными накопителями с дохлыми кошками под завалами плесневелой еды, – быстро сказала Холли, стараясь пояснить. – В основном это были завалы книг, журналов и одежды, – грустно добавила она. – Места для игрушек или просто чтобы передвигаться, почти не оставалось.

– Ясно, – мрачно сказал Логан.

– Став подростком, я поняла, что они очень больны и что их болезни нельзя помочь, если они сами не хотят этой помощи. Однако они проблемы не видели. Себя они считали коллекционерами истории. Разбираться в их бардаке было изнурительно, они возмущались моим попыткам. Все, что я хотела, – это убраться оттуда. И понимала, что они тоже этого хотели.

– Правда? – тихо сказал Логан, недоумевая, как буднично она об этом рассказывала. За все время, что они провели вместе, Холли ни разу не обременила Логана отжившим нытьем о своем чувстве отверженности. Все это никак не укладывалось у него в голове. Он мало знал о накопительстве, только что это было психическое нарушение, трудно поддающееся лечению, даже когда пациент против него не возражал. Ему было тяжело представлять Холли ребенком, окруженным барахлом, не в состоянии передвигаться и с ощущением, что ты обуза для родителей. Его собственные родители всегда были его ярыми сторонниками, и лишь благодаря их моральной поддержке он шел на самый большой риск. – Холли, я очень сожалею.

– Звучит намного хуже, чем было на самом деле. – Кивнув, Холли увлеченно продолжала, и Логан понял, что она переходила к более счастливому периоду. – В Университете Брауна мне предложили отличную стипендию, остальное покрывали студенческие ссуды. С Брюсом я познакомилась, когда училась на втором курсе, а он – на третьем. Когда мы сошлись, он уже обосновался. Я обожала Канаду. Мы обожали Канаду. Ходили в походы, катались на лыжах. Любили путешествовать с палаткой. Много очень красивых мест. Там, на севере, с Брюсом я задышала. Друзей у нас было немного, но это нас не беспокоило. Мы были друг у друга. Мы с Брюсом хорошо справлялись вдвоем. Так прошло восемь удивительных лет. Все было просто идеально. – Ее голос замер, она заговорила жестче: – Но при раке поджелудочной железы выживаемость небольшая. Он считал, что у него больше шансов, если лечиться в Нью-Йорке. Мы собрались и переехали сюда. Здесь он и умер. Все уже было плохо, когда они только обнаружили болезнь, которая быстро распространилась в печень и позвоночник. Мои родители все-таки прилетели на похороны и пробовали уговорить меня уехать с ними. Но я точно не знала их мотивов, да и много времени прошло, понимаешь? Я осознала, что они понятия не имели, кто я. Что еще хуже, мне казалось, что я их тоже уже не знаю. Будто говорила с чужими о чужих. Не думаю, что они понимали, насколько добросовестным был Брюс. Тогда мне казалось, что он параноик. Он не только был специалистом в том, как экономить и вкладывать, но и был по максимуму застрахован. Наверное, на слишком большую сумму, но, думаю, просто хотел, чтобы у меня не было забот, если с ним что-то случится. Как будто знал! Так вот, когда