Британская монархия в конце XX — начале XXI века - Арина Полякова

Далее Блэр продолжает: «Помимо всего прочего, Диана была и сильной личностью – она всегда всё делала по-своему… Так или иначе, в то время как мы [лейбористы – А. П.] работали над изменением облика Британии, Диана являлась радикальным воплощением тех изменений, которым должна быть подвергнута и монархия; или, если быть точнее, на своём фоне она как бы показывала то, как мало изменились они [другие члены королевской семьи – А. П.]»[203]. Нужно сказать, что королева и сама понимала необходимость изменений, но, будучи наследницей и воплощением многовековых традиций, устоев и законов, она отдавала себе отчёт, что перемены и эволюция должны быть планомерными, и уж точно не столь категоричными и резкими, как это делала Диана. Также Елизавета понимала и то, что пока люди заинтересованы в том, чтобы монархия существовала, этот институт должен меняться в угоду подданным. А Диана, как отмечает Блэр, оказалась «метеором» в этой старой отлаженной системе, которая по её «милости» пошатнулась довольно сильно – разумеется, королеве было о чём серьёзно забеспокоиться. Более того, бывший премьер-министр говорит также о том, что в то время как его правительство занималось изменением облика Британии в целом, Диана делала то же самое по отношению к институту монархии, и, что примечательно, в более радикальной форме, чем лейбористы[204]. Таким образом, между Дианой и Тони Блэром мог бы сложиться взаимовыгодный «тандем», так как действовали они в одном направлении. Блэр считал, что принцессе надо дать шанс сделать что-то грандиозное, переключив внимание публики с её личной жизни[205]. Это же подтверждает и Дикки Арбитер, вспоминая об огромном потенциале Дианы в нахождении общего языка с людьми, достойном настоящего дипломата Соединённого Королевства. Он пишет: «Она была абсолютным профессионалом в своём деле – радушной, идущей навстречу и невероятно харизматичной»[206].

Гибель Дианы потрясла не только жителей Британии, но и, что самое удивительное, весь мир. Цветы и игрушки несли ко всем английским посольствам мира. Прощание с принцессой длилось невероятно долго – 10 дней. Её гроб был, по личному распоряжению принца Чарльза, накрыт королевским штандартом – это особая почесть, воздаваемая лишь членам королевской семьи.

Диана стала одним из обожествлённых идеалов XX века. Был создан благотворительный фонд её имени; началась общемировая кампания по запрещению противопехотных мин; о Диане написано много книг на разных языках. С воспоминаниями выступили практически все её друзья и близкие сотрудники; имеется несколько документальных и даже игровых фильмов о её жизни.

Яркая личность принцессы – не единственное её достоинство. Её деятельность способствовала модернизации института монархии – демократизации (получившей в СМИ название «дианафикации»)[207].

Брак Дианы и Чарльза был последним браком по принуждению – с тех пор выбор членов королевской семьи в большей степени стал зависеть от их собственных чувств и привязанностей, и второй брак Чарльза с Камиллой – яркое тому подтверждение. Впрочем, согласно Арбитеру, Диана и Чарльз всё же любили друг друга и брак их был самым настоящим, более того, Арбитер утверждает, что Чарльз буквально не мог оторваться от своей супруги, стараясь всегда держать её руку в своей[208]. По словам бывшего секретаря, лично пережившая развод родителей Диана и сама никогда не стремилась к разводу, а её отношения с супругом были разрушены в значительной степени благодаря СМИ.

В отличие от королевы Елизаветы II, Диана никогда не разделяла традиционных консервативных взглядов. Современная Диана и старомодный Чарльз ни в чём не могли найти согласия, зачастую даже избегая общения друг с другом[209]. Не имея возможности реализовать себя в качестве хорошей жены, принцесса Уэльская начала активную общественную деятельность, которая захватила её целиком и полностью.

1980-е годы были одним из лучших десятилетий в истории королевской семьи, когда, благодаря Диане, им удалось достичь наибольшего единения с общественностью. То же повторяется и сейчас, благодаря новой роли принца Уильяма и его супруги Кейт – в 2011 и 2012 году интерес к монархии вновь поднялся на небывалый уровень. Принц Уильям – первый сын герцога и герцогини Уэльских, родился 21 июня 1982 года; принц Гарри появился на свет 15 сентября 1984 года. Чарльз и Диана выполняли свои родительские обязанности по-своему – Чарльз пытался развивать детей интеллектуально, а Диана растила их в настоящей материнской любви, устраивая совместные походы в интересные места и проводя с ними много времени. Она была первой представительницей королевской семьи, кто воспитывал своих детей самостоятельно, без соблюдения чопорного протокола. Обычно у монархов было принято общаться со своими детьми по несколько минут в день, а в остальное время ими занимались многочисленные няни и гувернантки; Диана же рушила и эти обычаи.

Особенность и неповторимость Дианы, по сути, состояла в том, что в отличие от всех членов семьи Елизаветы, она была не символом чего-то, а простым человеком, чем заслужила любовь британцев и СМИ. На её фоне, соблюдающие протокол члены королевской семьи, считавшие принцессу едва ли не «выскочкой», начали сильно проигрывать. Принц Чарльз был шокирован разочарованием толпы, когда вместо Дианы на мероприятиях появлялся он[210].

Диана вдохнула в институт монархии жизнь, установила дружескую связь с подданными британской короны и показала миру, какой ещё может быть монархия. С другой стороны, она позволила себе недопустимое, невольно нанеся ущерб авторитету королевской семьи, представители которой всегда считались «сверхлюдьми», опустив их до уровня простых смертных. Диана способствовала проникновению СМИ в частную жизнь семьи Виндзоров. Ей легко давалось то, над чем Елизавета трудилась годами – любовь подданных и прессы. Как считает историк Дэвид Спото, после гибели принцессы в автокатастрофе, многие секреты её популярности были почерпнуты и взяты самой Елизаветой (так, в частности, королева начала открыто проявлять сочувствие к людям, стала более часто общаться с подданными, бывать в местах, предназначенных для обычных людей, например в супермаркетах, и т. п.)[211].

Когда королева посещала больницы, выставки или ещё какие-то людные заведения, она улыбалась, могла задать несколько вопросов, но никогда ни до кого не дотрагивалась, даже до маленьких детей, несмотря на то, что была в белых перчатках[212]. Диана же могла сесть на постель к больному, пошутить, обнять, нянчить детей, смеяться или плакать, при этом, не теряя, а быстро набирая очки своего авторитета[213]. Подобным образом она вела себя и с заражёнными ВИЧ, что вызывало особый интерес у общественности, так как в то время люди ещё считали, что получить инфекцию ВИЧ можно путём простого прикосновения к заражённому[214]. Все хотели общаться с Дианой, при этом игнорируя саму королеву – это был нонсенс для монархии, где правитель был «король-бог». Приверженцы британской короны разделились на два лагеря: на тех, кто был против модернизации общественной деятельности королевских особ, ратуя за сохранение традиций; и тех, кто считал, что все должны начать вести себя по образу и подобию принцессы Уэльской.

В свете сверхпопулярности принцессы, Чарльз решил, что, во что бы то ни стало, должен заняться активной деятельностью и перетянуть симпатии подданных на свою сторону. Когда в правительстве встал вопрос, чем же всё-таки следует заняться принцу, один из видных тори Норман Теббит заявил, что «принц Уэльский, скорее всего, испытывает симпатии к безработным, в свете того, что и сам ничем не занят…»[215]. В стремлении опровергнуть подобное мнение, Чарльз начал пробовать себя в разных сферах: сохранении окружающей среды, развитии здравоохранения, земледелии и т. п., в то время как Диана стала олицетворением гуманитарной помощи по всему миру.

В марте 1988 года принц Чарльз обратился к премьер-министру Маргарет Тэтчер с просьбой о создании особой роли для него, которая была бы разрешена конституционными рамками. Скажем, он мог бы взять часть обязанностей королевы Елизаветы на себя и быть как бы регентом при живом монархе[216]. Показательно, что он не заговорил об этом с Елизаветой напрямую, а попросил это сделать Тэтчер, зная, что королева вряд ли ей откажет, так как это уже будет не только внутрисемейным вопросом, но и политическим. Но премьер-министр ответила отказом, предложив Чарльзу стать новым губернатором Гонконга, от чего быстро отказался и сам принц[217].

То, что Чарльз пошёл в обход мнения своей матери, демонстрировало начало напряжённости в их отношениях, а Букингемский и Сент-Джеймсский[218] дворец стали их лагерями. Чарльза раздражало, что многие его начинания пресекались в самом корне, и он так и не смог развернуть активной деятельности ни в одной сфере. Отношения между Елизаветой и Чарльзом были накалены ещё в 1985 году, когда принц, в рамках официального визита в Италию, собирался принять участие в католической службе в Ватикане – он получил формальное разрешение на это у архиепископа Кентерберийского, но не удосужился просить позволения у главы Англиканской церкви – у самой Елизаветы II[219].