Историки Греции - Геродот Галикарнасский

134. Когда перс с персом встретится на улице, то легко можно узнать, одинакого ли они состояния, ибо тогда вместо взаимного приветствия они целуются в уста; когда один из них несколько ниже, целуются в щеки; когда же один гораздо низшего звания, то он падает другому в ноги. Из всех народов наибольше почитают они себя, потом живущих в ближайшем соседстве, потом отдаленнейших соседов, и так далее, наименее же тех, кои от них далее всего: ибо, полагая себя из всех гораздо наилучшими, они думают, что все другие причастны доблести по мере расстояния от них, и кто от них живет всех дальше, тот и всех хуже. Еще и при владычестве мидян народы были между собою в подчиненности: мидяне повелевали всеми и ближайшими своими соседами, те — сопредельными своими, а те — дальнейшими с ними смежными. Таковым же образом и персы оказывают честь иным народам, с постепенностью распределяя между ними власть и преимущество.

135. Обычаи чужеземные перенимают персы охотнее всех народов: так, и одежду они носят мидийскую, почитая оную красивее своей, и на войну надевают египетские панцири, и всякое удовольствие, узнав, себе присвоивают: даже от эллинов научились они любови к мальчикам. Жен, однако, каждый имеет много законных, а еще того больше наложниц.

136. Мужеское достоинство у них мерится по храбрости в сражении, а засим по тому, кто более произведет на свет сынов; наиболее же их произведшему всякий год от царя посылаются подарки. Таковое множество почитается у них знаком силы. Детей от пяти лет до двадцати обучают только трем предметам: ездить верхом, стрелять из лука и говорить правду. Ранее же пяти лет сын не является на глаза отцу, а живет среди женщин: сие делается для того, чтобы не причинить отцу никакой горести, если дитя умрет в сем возрасте.

137. Обычай такой я нахожу похвальным; похвально и то, что за одну вину ни сам царь никакого человека не казнит смертию, ни иной кто из персов никакого своего служителя не наказывает неисцелимым образом: лишь нашед по рассуждении, что преступления виновного больше и важнее, чем заслуги его, допускают они себя гневаться. Сказывают, никогда не случалось, чтобы кто убил отца своего или мать; когда же такое случится, то они говорят, что по тщательном исследовании непременно окажется убивший или подкидышем или незаконнорожденным, ибо невероятно, говорят они, чтобы истинный родитель лишился жизни от собственного сына.

138. Что не позволено им делать, то и говорить не позволяется. Наигнуснейшим пороком почитают они ложь; а вторым после сего — быть в долгах, как по многим другим причинам, так и потому, что должнику всегда необходимо бывает лгать. Кто из горожан заражен проказою или белою болезнию,47 тот не входит в город и с другими не имеет общения: говорят, что болезнь сия бывает за грех противу Солнца; а чужеземца, страждущего сею болезнию, выгоняют из своей земли, иные же прогоняют даже белых голубей, возводя на них ту же вину. В реку персы не мочатся, не плюют, рук не моют и другим не позволяют, но почитают реки священными.

139. Есть и еще одна примечательность, для персов незаметная, а для нас видная: все имена их, даваемые по телесным свойствам и величию, оканчиваются на одну и ту же букву, у дорян называемую «сан», а у ионян «сигмою»:48 сею буквою, если вникнуть в имена персидские, оканчиваются не иные так, иные нет, но все единоподобно.

140. Сказанное мною о персах до сего места я знаю достоверно; следующее же сообщается скрытно и как тайна: когда кто умирает из персов, то не прежде погребают его труп, чем он будет растерзан птицею или собакою. Что и у волхвов сие самое водится, я знаю заподлинно, ибо они делают это открыто. Персы труп умершего обмазывают воском, а потом уже погребают в земле. Волхвы же весьма во многом различествуют как от прочих людей, так даже от египетских жрецов: сии последние почитают за скверну убивать что-либо живое, кроме жертвоприносимого, волхвы же своеручно убивают все, кроме лишь собаки и человека,49 и почитают даже важным подвигом умерщвлять муравьев, змей и прочих пресмыкающихся и летающих тварей. Но обычай сей пусть и останется обычаем, как древле был уставлен, я же возвращусь к прежнему своему повествованию.

141. Итак, как скоро лидяне покорены были персами, то ионяне и эоляне послали к Киру в Сарды послов с изъявлением желания быть его подданными на тех же условиях, на каковых подданствовали Крезу. Но Кир, выслушав сие предложение, рассказал им следующую баснь. Некоторый человек, сказал он, увидевши в море рыб, начал им играть на дудке, думая, что они выйдут на берег; но обманувшись в сей надежде, взял он сеть, забросил ее в воду и вытащил множество рыбы. А увидевши, как они бьются, сказал он рыбам так: «Как играл я вам на дудке, не хотели вы выйти и плясать, так полно же вам плясать и ныне». Баснь сию рассказал Кир ионянам и эолянам потому, что прежде, когда Кир ионянам предлагал чрез вестников своих отложиться от Креза, то они на сие не согласились, а когда предприятие Кирово окончилось успешно, тогда изъявили готовность покорствовать. Так во гневе ответил им Кир. Ионяне же, узнав о сем ответе в городах своих, тотчас стали укреплять их стенами, сами же собрались на совет в Панионион,50 — все, кроме лишь милетян, ибо с сими одними Кир заключил договор на тех же условиях, как Крез. В сем-то совещании ионяне положили послать в Спарту послов просить помощи.

142. Названные ионяне, коим принадлежит и Панионион, имеют города свои в наилучшем воздухе и климате, какой только нам известен меж людей. С Иониею не можно сравнивать ни стран, лежащих выше ее или ниже, ни к востоку или закату: ибо одни из оных подвержены стуже и сырости, другие страждут от зноя и засухи. Язык у них в употреблении не одинакий, но имеющий четыре наречия. Первый с юга из городов их, Милет, а потом Миунт и Приена, что в Карии, употребляют одно из сих наречий; лидийские Эфес, Колофон, Лебедос, Теос, Клазомены и Фокея с прежде упомянутыми городами в языке не сходствуют, а между собою одинаковы; а из остальных трех городов ионийских два находятся на островах, Самос и Хиос, и один на матерой земле, Эрифры, и из них хиосцы и эрифряне употребляют одно наречие, а самосцы другое, особенное. Таковы суть четыре ионийские наречия.

143. Из сих ионян в безопасности находились лишь милетяне как заключившие с Киром договор; не испытывали страха и те из них, кои обитали на островах, ибо ни финикияне тогда не были еще подвластны персам, ни сами персы мореходством не занимались. Отделились же сии ионяне от остальных не по иной какой причине, а потому, что как весь эллинский народ тогда был слаб, так ионийское племя его из всех было слабейшим и незначительнейшим: кроме Афин, не было в нем ни одного важного города. Посему как афиняне, так и другие ионяне даже зваться ионянами не хотели, избегая сего имени, да и поныне, кажется мне, многие из них его стыдятся. Лишь сии двенадцать городов держались сего имени с гордостию и, построив себе особо святилище, дали ему название Панионион и определили, чтобы никто из других ионян при сем не участвовал; впрочем, никто сего участия и не просил, исключая лишь граждан Смирны.

144. Подобно сему и доряне, обитающие в Пятиградье, прежде называвшемся Шестиградьем, не приемлют в Триопийское51 свое святилище никого из сопредельных им дорян: более того, они даже из своего числа исключили тех, кои над храмом сим надругались. Ибо издавна было положено на играх, празднуемых Аполлону Триопийскому, чтобы победители в награду получали медные треножники, но из храма их не выносили, а здесь же посвящали их богу; но один гражданин галикарнасский, по имени Агасикл, одержав победу, преступил сей обычай и унес треножник к себе в дом, пригвоздив его к стене. За сию-то вину остальные пять городов, Линд, Иалис, Камир, Кос и Книд, исключили шестой город Галикарнас из своего сообщества: таковое наказание определили они его жителям.