Мой путь в рай - Дэйв Вулвертон

Вспоминая этот случай, я сжимал кулаки, гнев обжигал меня. Я вспотел и задрожал от ярости. Это меня испугало: с самой юности я не испытывал таких сильных эмоций. Казалось, это подтверждает мою теорию о безумии.

Я подумал об Эйрише. Если бы он жил в Гватемале во время восстания, он бы изнасиловал мою мать и разбросал куски ее по дому. Я говорил себе, что должен радоваться тому, что убил его, но грудь у меня горела от сознания вины.

Я чувствовал, как жужжит муха и меня в голове, и подумал, когда же сошел с ума. Мне казалось, что я должен помнить точный момент. Во время смерти Флако? Я был потрясен и опечален, но не помню, чтобы в голове что-то изменилось. Когда на меня напал Эйриш? Или когда я узнал, что Панама выдаст меня? Или когда в первый раз увидел, как Тамара смотрит в потолок взглядом зомби? Столько плохого произошло, что одно из этих происшествий послужило спусковым крючком.

Но я никак не мог вспомнить, когда у меня в голове появилась эта муха. И даже сейчас, отправляясь на войну, я ничего о ней не знаю, а убийца между тем ждет только возможности ударить. В сущности я лежу в этой трубе безоружным, беззащитным перед нападением. Труба напоминает гигантский ящик шкафа: всякий может открыть этот ящик и задушить меня. Теперь я в большей опасности, чем когда-либо.

Руки у меня задрожали, я хотел сбежать из трубы, но ноги прикованы к полу. Я попытался проползти к дверце, чтобы открыть ее, но труба слишком узка, и я не мог дотянуться до зажима на ноге. Начал отчаянно дергаться. При встрече с Эйришем у меня не было времени обдумать положение и испугаться. Но теперь меня залила волна ужаса. Я, тяжело дыша, пытался освободиться, пот заливал бока.

Я вспомнил слова метафизика Пио Бароха: "Для природы характерно, что когда она хочет вас уничтожить, то делает это основательно". Похоже, природа расчетливо привела меня в это место - лишила меня места в обществе, уничтожила мои планы на будущее, убила моих лучших друзей. И когда я обдумывал все плохое, случившееся со мной, словно какой-то голос прошептал мне на ухо: "Помни, что бы ни случилось, худшее еще впереди".

И уверенность в этом наполнила меня удивлением и страхом. Я лежал, как мотылек, приколотый к доске. Все мои дерганья и крики ни к чему не приведут. Ногу я могу высвободить, но бежать мне некуда.

Нога заболела от напряжения. Я вспомнил собаку, наступившую на капкан Родриго. Она потеряла лапу, чтобы освободиться. Мрачный выбор. Но я знал, что, подобно этой собаке, мне тоже предстоит сделать выбор. Я утратил свой дом в Панаме, потерял доброе имя и лучших друзей - и кое-что гораздо большее. Я утратил контакт с реальностью, понимание того, кем я являюсь. Сумма потерь огромная, но я решил держаться за жизнь.

По радио начали передавать песню, и под гром труб я повторял, как молитву: "Худшее еще впереди", вырабатывая в себе новую жесткость. Я сжимал кулаки и распрямлял руки. Чувствовал себя сильным и злым. Я почти надеялся, что убийца, человек Джафари, наконец придет. Потому что если он откроет трубу, я смогу до него добраться.

Успокоившись, я заметил две кнопки наверху и за головой. Глупо помещать сюда кнопки. На одной написано: "Вызов помощи". На другой "Открыто". Я нажал кнопку "Открыто", и за мной щелкнул замок. Моя койка выкатилась, и я оказался в пустой операционной. Сел и освободил ногу от зажима.

Потом опустился на пол, стараясь не напрягать раненую ногу. Пол слегка дрожал, и я чувствовал, что корабль находится в полете. В помещении пахло новым пластиком и стерильностью. Все безупречно и пусто. Я в любую минуту ожидал, что появятся врач или сестра и скажут, чтобы я возвращался в постель.

Свой гроб я оставил открытым, чтобы слышать радио из трубы для выздоравливающих. Нашел рядом со своей трубой блокнот с экраном на кристаллах, нажал кнопку и обнаружил, что меня должны выпустить в 20-15. На часах блокнота время 20-07. Кости ноги склеились.

Тамара, когда я принес ее на корабль, была слишком больна, чтобы ее могли поместить в каюту, поэтому я решил проверить другие трубы, надеясь узнать о ее состоянии. Только одна труба оказалась занятой, в табличке, сообщалось, что здесь пациент мужчина. Я раскрыл тридцать остальных труб и обнаружил, что все они пусты. В середине этого занятия музыка прекратилась, и диктор сказал:

- Говорит Карлос Каррера. Новости Панамы.

Я перестал обыскивать трубы, удивившись, что слышу передачу из Панамы.

- Полиция Колона установила личность мужчины, которого откопали на банановой плантации. Это некто "Флако", Алехандро Контенто Ривера, житель Колона и прежний друг преступника Анжело Хименеса Осика.

- Сообщается, что Ривера убит ударом в горло, точно так же, как и другая жертва Осика, известный Эйриш Мухаммад Хустанифад. Известно, что Ривера перед смертью обладал значительным количеством твердой валюты, и полиция считает, что Осик убил его из-за денег. Позже в тот же день Осик с помощью этих денег смог подкупить наемников на станции Сол, которые помогли ему уйти от правосудия.

- Полиция обнаружила свидетеля этого второго убийства...

Женщина с высоким голосом, похожим на щебет длиннохвостого попугая, интервьюировала чилийку, которую я встретил на банановой плантации. Чилийка сказала:

- Флако, он разговаривал со мной в палатке, потом вышел на минуту. Я услышала его крик, выбежала и увидела этого дьявола Осика. Он стоял над Флако, держа в руке нож. Я закричала, и Осик убежал. Я испугалась и хотела собрать вещи и уйти, но тут вернулся Осик с лопатой, он пригрозил, что убьет меня. Он достал из кармана Флако много денег, потом похоронил его и сказал, что убьет меня, если я кому-нибудь расскажу. Я очень испугалась и потому никому не говорила. До смерти испугалась.

Женщина прочирикала:

- Вы уверены, что это был Осик?

- Да, уверена. Я хорошо его разглядела, - сказала чилийка.

Каррера продолжал:

- Помимо Панамы и Западного Исламабада, три других государства требуют возвращения Осика на Землю, обвиняя его в разрушении станции Сол, убийстве семерых и ранении тридцати шести человек.

- Полиция, обыскивавшая озеро Гатун в поисках раненой женщины, которая в последние дни жила в доме Осика, перенесла свои поиски на банановые плантации, где был похоронен Ривера. Свидетель видел Осика и эту женщину...

Я захлопнул дверь трубы, чтобы не слышать радио. Новости вызвали у меня приступ тошноты. Я никогда не верил масс-медиа, и то, что я только что услышал, подкрепило мое недоверие. Я утешал себя тем, что поступил правильно, бежав из Панамы. С такими сообщения в прессе я был бы рад, если бы дожил до расстрельного взвода. Но постепенно настроение у меня улучшилось. Полиция ищет тело Тамары: что бы ни случилось, никто не заметил ее исчезновения. Джафари и Пехота вполне могут поверить, что Эйриш убил Тамару и избавился от ее тела, а потом был убит, когда вернулся за мной. Я едва мог поверить себе: Тамара в безопасности!

Я снова открыл трубу и переключал станции, пока не отыскал хорошую музыку, Лос-Анжелес, "Мое сердце плачет". Мысль о том, что Тамара спаслась от ОМП, наполнила меня таким счастьем, что мне захотелось танцевать. Я открывал очередную трубу, когда в операционную вошла женщина.

Я отскочил от трубы. Вошедшая была химерой с волосами цвета шоколада, я такого оттенка никогда не видел. Ее единственной одеждой было серебряное кимоно, расшитое красными драконами. Загорелые ноги оставались обнаженными. Плечи у нее широкие и мускулистые - по-женски, как у гимнастки. В руках она несла белую сорочку и чашку с зеленым супом. Я решил, что это медицинская сестра.

Войдя, она остановилась.

- Что-нибудь ищете? - спросила, кивая в сторону открытой трубы.

- Когда я сюда поступил, со мной была подруга. Я подумал, она может быть здесь.

- Вместе с вами сюда не приносили женщину, - ответила она. Большинство ваших друзей со станции Сол в другом модуле корабля. И до Пекаря вы их не увидите. Никому не разрешается переходить из модуля в модуль.

Я посмотрел в глаза химеры, темно-карие, со странными серебряными полосками, как паутинками света, и понял, что никогда раньше ее не видел. В числе наемников на станции Сол ее не было. Она насмешливо сказала:

- Наши возлюбленные наниматели сожалеют, что в целях приличия вам все же нужно носить эти девяносто пять граммов одежды. - И бросила рядом со мной на койку пару белого белья и белое кимоно, потом напряженно улыбнулась, словно старалась мне понравиться.

- О чем сожалеют наши наниматели?

- Я думаю, японцы первоначально планировали нанимать только мужчин, и в этом случае вы летели бы обнаженным. Девяносто пять граммов, помноженные на десять тысяч наемников, это очень большой лишний вес, и им жаль платить за его перевозку. - Она протянула мне чашку с супом, потом раскрыла две трубы, вытащила их койки, села на одну и знаком пригласила меня сесть на вторую.

Я почувствовал замешательство. Больничная рубашка слишком коротка, так что обнажаются запретные места, и слишком открыта на спине. Я подобрал одежду и оглядывался в поисках места, где можно было бы переодеться.