Радость моих серых дней (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

Глава 2

Он.

Меня словно сам чёрт дёрнул из леса, словно манил своими сладкими речами: «Тихон, езжай на станцию!»

Я затарился провизией, табаком, лекарствами по мелочи, купил водки, само собой, — скоро Новый год — и уже собирался уезжать, как электричку отменили.

Придётся ждать самую раннюю — шесть часов на вокзале!

Подошёл батумский поезд — чудаки, чего тащатся туда в декабре? Я выхожу на платформу и закуриваю.

Бездумно глотаю дым, вдруг вижу щуплого паренька, что идёт в мою сторону, странно перебирая ногами.

Смотрю в его затуманенный взгляд и понимаю — пьяный или обколотый. Сейчас спросит сигаретку и отчалит вместе с поездом. Если успеет — стоянка три минуты.

Он подходит ко мне и шевелит губами. Совсем юнец. Совсем не в себе. Злится. Закатывает глаза. Голубые, почти прозрачные, на тонкой белоснежной коже лица.

— Меня зовут Севиндж, — говорит, и я удивляюсь. Ни разу не слышал такого имени.

Но вот он продолжает, и мне не до веселья:

— Меня похитили.

Ребёнок вырубается. Сколько ему — лет шестнадцать? За ним уже бежит кавказец лет тридцати.

— Эй, брат, — кричит он и пытается поднять тело. — Ну напился, ну не вовремя.

Он делает вид, что ничего страшного не произошло, но только парень ему такой же брат, как я — отец.

— Погоди, мил человек, — останавливаю жестом я.

— Что? — возмущается он. — Брат напился, а поезд сейчас уйдёт.

— Чем докажешь, что брат?

— Мамой тебе клянусь! — крестится тот, а сам пятится.

Из здания вокзала выходит полицейский. Кавказец пускается бежать. Запрыгивает в свой вагон. Поезд уходит.

— Что у тебя, Тихон? — лениво тянет сержант.

— Отдыхай, — киваю я. — До утра присмотрю, а там видно будет.

Сержант закуривает и ухмыляется:

— Бабу тебе надо, Тихон. Засиделся ты в своём лесу.

— У тебя забыл спросить, — огрызаюсь я, подхватываю на плечо паренька и иду в зал ожидания.

Парень такой лёгкий, несуразный. Без сознания. Спит как убитый.

Скидываю тулуп и накрываю им щуплое тело. Заболеет — возись потом с ним!

***

К утру мой подопечный всё ещё не приходит в себя. Сержант умоляюще смотрит на меня — не хочет проблем под конец смены, и я снова надеваю тулуп и подхватываю паренька на плечо. Беру сумки, сажусь в последнюю дверь последнего вагона электрички, и мы едем в горы.

На конечной остановке я снова повторяю манипуляции, выхожу и три часа пробираюсь по знакомым тропам.

На цепи возле дома заходится лаем пёс.

— Заткнись, Полкан! — цыкаю я и отпираю ржавый замок.

Укладываю паренька на единственную кровать в единственной комнате, затапливаю печку и думаю, какого лешего творю безумства.

Грею баню, готовлю обед. Моюсь. Парюсь. Тяну время.

В доме жара, а странный гость в беспамятстве, спит беспробудным сном в зимней одежде.

Нехотя стягиваю с него шапку — странные колтуны и шишки на голове, снимаю маленькие, словно игрушечные, ботинки, плотные спортивные штаны. Недобрый знак — паренёк-то в колготках! С сомнением расстёгиваю молнию на олимпийке и чертыхаюсь — под кофтой нет майки или футболки, там миниатюрный белый хлопковый лифчик!

А был ли мальчик?

***

Боюсь ложиться спать рядом с ней. Проснётся — испугается.

Севиндж. Что за имя такое? Странное, не славянское. А внешность — напротив. С удивлением разглядываю её: хрупкая, тонкая, того и гляди — сломается пополам, не починишь. А на шее шрам — откуда? Кто тронуть посмел неженку?

Сразу воспоминания недобрые лезут в голову. Отсекаю их и отворачиваюсь.

Откупориваю бутылку, залпом выпиваю стакан и обедаю.

Больше суток не спал, в сон клонит. Да боюсь гостью упустить — заплутает с испугу в лесу, даже Полкан не отыщет.

Так и сижу за столом, не смея шевельнуться.

***

Что-то мягкое, невесомое касается моего плеча. Открываю глаза — сумерки в доме. Часов восемь. Утро или вечер?

Гостья моя испуганно смотрит, глаза огромные, что два блюдца.

— Спасибо, — с чувством произносит она.

Её голос охриплый и звучит слишком тихо.

— Спасибо! — она обнимает меня, и от неожиданности я замираю.

Её сердце бьется подобно пташке о прутья клетки. Колибри.

— Спасибо, — шепчет она. — Спасибо! Вы не представляете, что вы для меня сделали.

Она плачет. Её слёзы отпечатываются на моём лице, на шее, пропитывают кофту на плече.

Я осторожно обнимаю её плечи и усаживаю на колени, утешаю, как умею — неуклюже глажу своими огромными ручищами по тонкой спине, боясь причинить вред.

Спустя некоторое время она отстраняется. Спина выпрямляется, лицо заостряется. Она неуверенно улыбается и шепчет:

— Извините.

— Севиндж? Тебя так зовут? — отчего-то так же тихо шепчу я.

— Да, меня зовут Севиндж, — кивает она.

— А я — Тихон. — представляюсь я. — Кушать хочешь?

— Очень.

— Хорошо. Сейчас будем ужинать. Или завтракать. Смотря, какое сейчас время суток.

Она улыбается. Так, словно нашла пятитысячную купюру. Улыбается и не встаёт с моих колен. Потом смущается, подскакивает и тупит взор. Скромная.

Я смотрю на неё, и на душе становится тепло. Севиндж.

Глава 3

Она.

В новом месте пахло домом: не моим, где я выросла, не комнатой общежития, но я чувствовала себя в безопасности.

В комнате было тепло, запах смолистых дров, костра и дыма окутывали меня, а ещё здесь пахло берёзами, вкусной пищей и мужчиной.

От постели, от подушки, даже от тонкой простыни, что накрывала мои ноги веяло пряным мускусом.

Я не спешила открывать глаза, оценивая обстановку.

Огромный хозяин этого дома маялся, старался не шуметь. Исчез на некоторое время, снова появился. Снял с меня вещи похитителей. Я замерла от страха, когда он расстегнул кофту и разглядывал моё бельё. Хорошо, что под штанами остались колготки. Я бы со стыда сгорела!

Мужчина деликатно застегнул молнию и задумался. Я боялась того, что может сделать со мной этот огромный человек. Но он не сделал. Пока. Возможно, его тоже отталкивал мой шрам или останавливало бессознательное состояние. Я не знала.

Я наблюдала за ним несколько часов. Мужчина держался поблизости, но вдалеке, устало осматриваясь по сторонам своим хмурым, цепким взглядом. То и дело запускал руку в густую бороду. Смотрел на меня. Много.

Он выходил на улицу на пару минут несколько раз и возвращался, пропахший табаком.

Мужчина сел за стол, выпил с размаху стакан водки и пообедал. Разомлел и заснул. Опустил голову на руки, сложенные на столе, и заснул крепким исполинским сном.

***

Я открываю глаза и изучаю комнату. Огромная, обычная. Холостяцкая. Я никогда прежде не бывала в гостях и не оставалась в одной комнате с мужчиной. Никогда.

Я разглядываю своего спасителя: во сне его лицо разгладилось, кроме густой поросли волос и не осталось ничего пугающего. Только его массивное туловище, руки-кувалды и ноги-башни. Великан!

Я тихо встаю и повязываю вокруг талии простыню — наподобие длинной юбки, оправляю кофту, скрывая шрам. Зачем, если мужчина уже видел? Видел не только шрам, — спохватываюсь я и краснею.

Задумчиво расплетаю косу, что колосится вплотную вокруг моей головы. Волосы запутались, растрепались. Раздираю пальцами спутанные пряди. Бросаю затею и заплетаю тугую косу снова, теперь на одну сторону.

Я хочу помыться, хочу в туалет и очень сильно хочу есть. Но это всё меркнет перед чувством благодарности к этому огромному, похожему на медведя, незнакомцу.

Я даю ему поспать, он, должно быть, тащил меня на руках от самой станции. Высовываю нос из дверей — на улице снежно и морозно, кругом лес, огромная лохматая собака на цепи с любопытством приоткрыла огромные жёлтые глаза и смотрит на меня. Решает, представляю я опасность или нет. Ведёт носом. Зевает со скуки. Закрывает глаза и спит дальше.