Белый посох - Тамара Величковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрос («Он придал угловатым рукам…»)
Он придал угловатым рукамЗакругленную прелесть движений.Он открыл удивленным зрачкамДар высокого преображенья.
И для песни открылись уста,И ушам захотелось услышать,Как звенит, излучаясь, звезда,Как цветущая жимолость, дышит.
И Психея тогда налетуУвидала в чудесном виденьиЕй возможных вершин высотуИ предельную пропасть падений.
«От взмаха сильного руки…»
От взмаха сильного руки,Что камень с берега швырнула,Полоска серебра сверкнула,И водяные паукиЗвездой рассыпались в испуге.И на поверхности прудаВсе незаметнее водаЗа кругом круг рождала в кругеИ вновь покрылась пауками,Уже забывшими испуг…
Но как был легок всплывший кругИ как тяжел упавший камень.
«Строим земное, строим…»
Строим земное, строим…Рушатся стены града.Роем земное, роем —И не находим клада.
Прочное все непрочно,Вечное — неуловимо.Струйкой часов песочныхСыплется время мимо.
«Какая тишь и легкость умиранья…»
Какая тишь и легкость умираньяВ осеннем облетающем лесу.Деревья обрекают на попраньеВесною вознесенную красу.
Как эти листья были неразрывныС весенней мощью молодых ветвей.Их не сорвали грозовые ливни,Не сбросил ветер силою своей.
И вот теперь, по тайному приказу,Родные ветки потеряли власть.Но листья осыпаются не сразу,Как будто не торопятся упасть…
Какая тишь и легкость догораньяВ осеннем, облетающем лесу…— Неужто я земное умираньеВ такой же тишине перенесу?
«Когда подросшие птенцы…»
М.Н. Лисенко
Когда подросшие птенцы,К полету первому готовы,Когда поспели огурцыИ дозревает сад фруктовый.
И в зелени еще густойВсе полно радостным кипеньем,Крылатой птичьей суетой,Сверканьем, щебетом и пеньем, —
Впервые вдруг засохший листСпадает, медленно вращаясь.Тогда возню свою и свистВнезапно птица прекращает,
И круглый глаз ее следитС неизъяснимым напряженьем,За тем, как желтый лист летит,За медленным его сниженьем…
И зелен дуб и луг широк,Просты по-прежнему заботы,Но птица знает — близок срок,И слышит отзвук перелёта.
НОЧНОЙ ВЕТЕР («Колокольчик дрожит от чего-то…»)
Колокольчик дрожит от чего-тоИ ушам не дает отдохнуть.— Это ломится ветер в ворота,И не может ворот распахнуть.
Что-то воет, как выли в пещереГолоса допотопных зверей.— Это ветер томится у двериИ раскрыть не умеет дверей.
И тревожит меня до рассветаКолокольчик и жалобный вой.— Это ветер не с этого светаПрилетает, зовет за собой.
«Природа часто жестока…»
Природа часто жестокаЛистка прямое назначенье —Без ропота и возмущеньяБыть продолжением цветка.
Но треплет ветер лист простой,Жара и стужа опаляют,И постепенно наделяютНеобъяснимой красотой.
Пришли дожди, придут метели, —Все чаще ветки в серебре.Был зеленее лист в апреле,Но стал прекрасней в октябре.
И он упал. Лежит ничком,Но мертвых листьев не жалеют.А он желтеет и алеет, —Он сделался почти цветком.
«Пронизан вечер золотым дождем…»
Пронизан вечер золотым дождем,Трепещут ветки и щебечут птицы.Края небес под дождевым плащомПрозрачно начинают золотиться.
Еще минута, и проходит дождь,Сверкает солнце, затихает ветер.И мокрый глянец освященных рощЧудесно весел и чудесно светел.
О, если бы запомнить я моглаИ в непогоду вспоминать почаще,Что глубь небес незыблемо свела,А тучи неизменно преходящи.
«Прощаемся простым рукопожатьем…»
Прощаемся простым рукопожатьем.Надолго ли? — Навеки, может быть.Нам не нужны ни слезы, ни объятьяИ нам не надо ни о чем забыть.
Не терпит солнце тени лицемерья,Все ложное уходит в темноту.Грешить легко, когда закрыты двери,А мы встречались только на свету.
Ты научил под тяжестью не гнуться,Стремиться к небу по тропе земной.И так всем сердцем к солнцу обернуться,Чтоб тень свою оставить за собой.
Вершины («Нелегко перейти за черту…»)
Нелегко перейти за черту,За которой живущее стынет.На вершинах цветы не цветут —Там молчанье и холод пустыни.
Там пронзительней блеск ледников,Белизна, тишина неземная.Никого — только облаковПролетает, снегов не пятная.
Там покоя и смерти печать,Позовешь, — но внизу не услышат,И чем громче ты будешь кричать,Тем молчанье покажется тише.
Но когда у подножия спитВсе земное во мраке неясном,Первый луч на вершине горит,И на ней же последний угаснет.
«В деревне, иногда весной…»
В деревне, иногда весной,Но чаще пожелтевшим летом,Мне, оглушенной тишинойИ ослепленной ярким светом,Почти дается познавать,Но что — сама сказать не смею.Я не умею звезд назвать,Ни различать их не умею.И я почти не знаю трав,Ни ядовитых, ни целебных,Колосья на полях собрав,Не узнаю колосьев хлебных. —
— Так от рождения слепой,Прозрев, взволнованно трепещетИ робко трогает рукойСвои же собственные вещи.
«А этот умерший скоропостижно…»
А этот умерший скоропостижноБыть может, долго собирался житьИ накануне, на странице книжнойНе позабыл закладки положить.
И в этот день, на прочие похожий,Он до конца не вспомнил о конце.И не заметил ни один прохожийПечати смерти на его лице.
А он ушел, и вот — не возвратилсяК тому, что так заботливо берег.Но поутру в его окне раскрылсяИм возлелеяный цветок.
«Дождями сменились ливни…»
Дождями сменились ливни,И дождь наконец устал.Но ветер уже не зимний,Весенним еще не стал.
Лесному каштану зябкоИ трудно еще дышать.Ему пятипалой лапкиОт холода не разжать.
Еще на березе редкойНи почек, ни листьев нет,Но словно над каждой веткойЗажегся зеленый свет.
«Опять поля направо и налево…»
Опять поля направо и налево.Знакомый ветер встретил и узнал…И вдруг запел таким родным напевом,Как будто бы по имени позвал.
И мы пошли по-дружески, не споря,Крылатый друг смирился и притих.Я о своем рассказывала горе,Он о скитаньях говорил своих.
Сменялись тучи на небесной страже,Мы с ветром вспоминали о весне, —Он никогда на людях не расскажетТого, что говорил наедине.
И он мне рассказал об очень многом,И проводил по дружбе на вокзал,И листьями усыпал мне дорогу,— Но все-таки о главном не сказал.
«За год разлуки от села…»
