Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон

Для «одного процента» неолиберализм обладает силой религии: чем больше вы ей следуете, тем лучше вы себя чувствуете – и тем богаче вы становитесь. Когда система начала функционировать в полную силу, попытки выйти за жесткие неолиберальные рамки стали казаться иррациональными даже бедным: ты берешь деньги взаймы, ныряешь и плывешь вдоль берегов налоговой системы, соблюдая бессмысленные правила, навязываемые работой.

И на протяжении десятилетий противники капитализма упивались собственной непоследовательностью. Начиная от антиглобалистского движения 1990-х и заканчивая движением «Оккупай», борцы за социальную справедливость отвергали идею последовательной программы, которая придерживалась бы принципа «Одно нет, много да». Эта непоследовательность логична, если вы считаете, что единственная альтернатива – это то, что в XX веке левые называли «социализмом». Зачем бороться за крупные перемены, если они просто приведут к отходу назад – к государственному контролю и экономическому национализму, к экономикам, работающим только тогда, когда все действуют одинаково или подчиняются жесткой иерархии? В свою очередь, отсутствие ясной альтернативы объясняет, почему протестные движения никогда не добиваются успеха: в глубине души они его и не хотят. В протестном движении для этого даже существует отдельный термин: «отказ от победы»[4].

Чтобы заменить неолиберализм, нам нужно нечто столь же мощное и эффективное; не просто яркая идея, как мир мог бы функционировать, а новая всеобъемлющая модель, которая может действовать самостоятельно и обеспечивать заметно лучший результат. В ее основе должны лежать микромеханизмы, а не диктат или политика; она должна функционировать самопроизвольно. В этой книге я докажу, что существует четкая альтернатива, которая может стать глобальной и к середине XXI века обеспечит намного лучшее будущее, чем обещанное капитализмом.

Эта модель называется «посткапитализм».

Капитализм – это нечто большее, чем просто экономическая структура или совокупность законов и институтов. Это целостная система – социальная, экономическая, демографическая, культурная, идеологическая, – которая необходима для того, чтобы развитое общество могло функционировать в условиях рынка и частной собственности. Она состоит из компаний, рынков и государств. Еще она состоит из криминальных банд, тайных властных структур, проповедников чудес в трущобах Лагоса, аналитиков-жуликов с Уолл-стрит. Капитализм – это обрушившаяся в Бангладеш фабрика Primark и девушки, которые устроили демонстрацию протеста во время открытия магазина Primark в Лондоне, среди толпы, с волнением предвкушавшей распродажу дешевой одежды.

Изучая капитализм как целостную систему, мы можем выявить ряд его отличительных черт. Капитализм подобен живому организму: у него есть свой жизненный цикл – начало, середина и конец. Это комплексная система, не подконтрольная индивидам, правительствам и даже супердержавам. Результаты ее деятельности зачастую противоречат намерениям людей даже тогда, когда они действуют рационально. Капитализм – это еще и обучающийся организм: он постоянно приспосабливается, причем не только в мелочах. В поворотные моменты он видоизменяется и мутирует, реагируя на опасность, и создает модели и структуры, которые вряд ли были бы доступны для понимания предшествующему поколению. Если мы обратим внимание не только на информационные технологии, но и на производство пищи, контроль над рождаемостью или на здравоохранение в глобальном масштабе, – в последние двадцать пять лет человеческие возможности в этих областях выросли больше, чем когда-либо еще. Однако созданные нами технологии несовместимы с капитализмом – ни в его нынешнем, ни, вероятно, в каком-либо другом виде. Когда капитализм утрачивает способность адаптироваться к технологическим изменениям, посткапитализм становится необходимым. Если технологические трансформации приводят к произвольному изменению поведения и созданию новых организаций, посткапитализм становится возможным.

В этом вкратце и заключается основная мысль данной книги: капитализм – это комплексная, приспосабливающаяся система, чьи способности к адаптации достигли предела.

Это, конечно, очень далеко от мейнстрима экономической науки. В годы бума экономисты поверили в то, что система, сложившаяся после 1989 года, вечна и представляет собой совершенное выражение человеческой рациональности, а все ее проблемы могут решить политики и управляющие центральными банками, подправляющие шестеренки под названием «бюджетная и денежная политика».

Рассматривая вероятность того, что новые технологии и старые формы общества могут плохо сочетаться друг с другом, экономисты полагали, что общество просто подстроится к технологиям. Их оптимизм был оправдан, потому что в прошлом такое приспособление имело место. Однако сегодня процесс адаптации буксует.

Информационные технологии отличаются от всех предыдущих. Я расскажу об их произвольной тенденции разлагать рынки, уничтожать собственность и разрывать связь между трудом и зарплатами. Такова подоплека кризиса, который мы сейчас переживаем.

Если из этих трех составляющих складывается единое целое, то на протяжении большей части прошлого века левые имели неверное представление о том, как будет выглядеть конец капитализма. Старая задача левых заключалась в насильственном разрушении рыночных механизмов. Силу, будь то на избирательных участках или на баррикадах, должен был применять рабочий класс. Рычагом воздействия должно было стать государство. Возможность могла представиться во время одного из многочисленных экономических кризисов.

Однако в последние двадцать пять лет проект левых провалился. Рынок разрушил их планы; индивидуализм пришел на смену коллективизму и солидарности; значительно расширившиеся ряды трудящихся мира похожи на «пролетариат», но они не мыслят и не ведут себя по-пролетарски.

Если вы ненавидели капитализм и все это пережили, это было очень болезненно. Вместе с тем технологии проложили новый путь, по которому должны пойти оставшиеся представители прежних левых – и все силы, испытывающие на себе их влияние; в противном случае они погибнут.

Выясняется, что капитализм не будет упразднен форсированными методами. Он будет упразднен за счет создания чего-то более динамичного, что уже существует в рамках старой системы. Пусть это на первый взгляд и незаметно, но оно уже прорывается и перестраивает экономику на основе новых ценностей, поведенческих моделей и норм. Подобно феодализму пятьсот лет назад, отмирание капитализма будет ускорено внешними потрясениями и будет сопровождаться становлением человека нового типа. И этот процесс уже начался.

Посткапитализм возможен благодаря трем последствиям развития новых технологий в последние двадцать пять лет.

Во-первых, информационные технологии уменьшили необходимость труда, размыли границы между трудом и свободным временем и ослабили связь между работой и зарплатами.

Во-вторых, информационные товары разъедают способность рынка к правильному ценообразованию. Это происходит потому, что рынки исходят из принципа дефицита, тогда как информация присутствует в изобилии. Защитный механизм системы порождает монополии в невиданных за последние двести лет масштабах – а это не может продолжаться вечно.

В-третьих, мы наблюдаем произвольный подъем совместного производства: появление товаров, услуг и организаций больше не отвечает диктату рынка и управленческой иерархии. Крупнейший информационный продукт в мире – Википедия – бесплатно создается усилиями 27 тысяч добровольцев, из-за чего уничтожается энциклопедический бизнес, а рекламная индустрия лишается ежегодных доходов в размере трех миллиардов долларов.

В нишах и пустотах рыночной системы целые пласты экономической жизни почти незаметно начинают двигаться в другом ритме. Параллельные валюты, банки времени, кооперативы и самоуправляемые пространства получили широкое распространение, хотя и практически ускользнули из поля зрения профессиональных экономистов. Зачастую это было следствием разложения старых структур после кризиса 2008 года.

Новые формы собственности, новые формы кредитования, новые законные контракты: в последние десять лет сложилась целая деловая структура, которую СМИ окрестили «долевой экономикой». Стали расхожими термины вроде «общественные блага» и «одноранговое производство», однако мало кто задается вопросом, что это означает для самого капитализма.

Мне кажется, что все это может стать решением – но только в том случае, если такие проекты, развивающиеся на микроуровне, получат поддержку и защиту за счет масштабных изменений в политике правительств. Последние, в свою очередь, должны зависеть от нашего изменяющегося отношения к технологиям, собственности и работе. Когда мы создаем элементы новой системы, мы должны быть способны сказать себе и другим: для меня это уже не механизм выживания и не убежище от неолиберального мира, а новый образ жизни, который находится в процессе становления.