Знаки - Роман Воронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Любое Слово пусто на этой Земле.
– Вы врали, вы обманывали незрелые души! – возмутился юноша.
– Заметь, от имени Христа, – лукаво улыбнулся обряженный в рясу незнакомец.
– Уж не посланец ли ты…? – осекся крестоносец, не желая осквернять Путь к Богу именем антипода.
Это сделал за него священник:
– Антихриста? Взгляни на луну, не она ли переправляет тебе лучи дневного светила, отсутствующего сейчас над нашими головами по причине способности Земли вертеться вокруг себя? Теперь подойди ко мне, – он перегнулся через борт снова, – видишь в лунной дороге перевернутый неф, а на нем две головы, уставившиеся на нас – у всего есть свое отражение, и у Бога в том числе.
Юноша, вглядываясь в черноту волн, внимал черноте слов богохульствующего священника. Его подташнивало, то ли от морского волнения, то ли от ночного собеседника.
– Что же ты хочешь сказать? – еле вымолвил крестоносец, мысленно призывая всех святых избавить его от этого человека.
– Я хочу сказать, что можно продолжить путь в Святую Землю, где мечом и огнем ты (в компании тысячи головорезов) освободишь от скверны Гроб Господень или сгинешь, растоптанный копытом сарацинского коня, безымянным и безвестным.
– А можно? – поторопил священника юноша.
– А можно спуститься в трюм с масляным светильником и поджечь неф, вместе со всеми новобранцами, их лошадьми, оружием и собственными вопросами (если они есть) по поводу истинности Пути к Богу.
– Ты дьявол, – уверенно сказал молодой человек, положив ладонь на рукоять меча.
– И да, и нет, – спокойно ответил священник, – я это я, и отражение я.
– Как это? – не понял вконец запутавшийся крестоносец.
– А вот так, – сказал священник и, перебросив грузное тело через борт целиком, полетел навстречу своему отражению.
Громкий всплеск выдернул юношу из оцепенения, он бросился к борту – в лунном свете, на возмущенных волнах он увидел только свое лицо.
– Крупная рыба? – железный голос, вместе с железной перчаткой, накрывшей плечо, обратился к нему.
Молодой человек обернулся, перед ним стоял рыцарь, выдававший давеча оружие и провиант.
– Где твой крест, крестоносец? – спросил он требовательным тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения.
Юноша молча указал рукой на свернутую накидку.
– Надень и не снимай его никогда, крест надо носить на груди, а не подсовывать под бестолковую голову ради удобства, иначе лишишься ее в первой же схватке. Сарацин не будет возиться с новобранцем и захочет обезглавить тебя одним ударом. Только крест Христов отпугнет неверного, ослабит руку его, скосит глаз, споткнет коня, – и рыцарь сам, развернув накидку, обрядил крестоносца по форме, одобрительно крякнув в конце.
– Сэр рыцарь, – произнес молодой человек, – вы спрашивали меня, люблю ли я Христа?
– Да.
– Позвольте мне задать тот же вопрос вам.
Рыцарь не задумывался об ответе:
– Будь иначе, меня бы не было здесь.
– То есть, да?
– Какого черта, солдат, конечно да, – он стянул железную перчатку (странно не расставаться с ней и ночью) и вытер рукой взмокший лоб.
– И как вы к этому пришли? – продолжал допытываться юноша.
– Я не обязан отвечать юнцу, – начал закипать вояка, – но скажу. Через битвы, лишения, кровь, боль и отвагу. Что-нибудь из перечисленного знакомо тебе?
Он отстегнул наплечник, и молодой крестоносец увидел рубец внушительных размеров на левом плече.
– Нет на моем теле не тронутого подобными рисунками места, сарацинские художники писали свою вязь длинными черными копьями и острыми кривыми мечами. Вот через какие врата я пришел к Иисусу, не с высоко поднятой головой победителя, а еле вползая, обессиленный ранами и увечьями. Поэтому спрашивал каждого, выбравшего такой путь к Богу, любит ли он Христа.
– Так значит, все-таки через любовь? – прошептал ошарашенный юноша.
– Да, – подтвердил рыцарь, – через любовь, но не ту, которой жил и учил Христос. Что это за любовь, если через нее несется смерть, если ею прикрываются, как щитом, нанося последний удар.
– Как же понять тебя, рыцарь? – удивился молодой человек.
– Я и сам не понимаю себя, – ответил воин, – знаю только одно, Христос есть Любовь и его любовь к миру была естественным состоянием, не требующим напряжения и жертвы. Мы, не являясь таковыми по сути, вынуждены приспосабливаться к любви, приноравливаться к ее высокому дрожанию, как флаг на сильном ветру перестает полоскать и вытягивается в струну, а затем ломает древко. Не будучи любовью, мы прикидываемся ею, обманываем себя и …
Он замолчал. Грозный солдат, облаченный с ног до головы в железо, плакал.
– Я не знаю, люблю ли Христа или нет, по настоящему, истинно, – промолвил юноша.
– Уходи, – сказал, подумав, рыцарь.
– Откуда?
– Из похода. Сойдешь в Святой Земле, сдай оружие и возвращайся домой. Есть много путей к Богу, но пока под нашитым крестом прячется меч, вряд ли Бог подойдет к тебе, чтобы указать дорогу Истины.
Он развернулся и, осторожно переступая, чтобы не разбудить, через спящих крестоносцев, побрел к люку в трюм.
– А вы? – почти шепотом выдохнул молодой человек ему в след.
– А я останусь с теми, кому вложил в руки орудия смерти, радуясь хоть одной спасенной душе, – так же шепотом проговорил он и скрылся в урчащем чреве нефа.
Крестоносец озадаченно переваривал обе встречи. «Кто из них ангел, кто демон? – думал он. – Оба противоречили себе, оба отговаривали меня от выбранного пути, при этом старательно наставляя на него. Я не слушал священника, но слова его вошли в мое сердце, я взял оружие у рыцаря, но не хочу применять его, я иду к Богу, но ждет ли Бог меня там, куда я иду?»
Юноша улегся на сходню и смотрел на бесконечные миры до тех пор, пока «лебединая голова» не начала растворяться в наступающем утре, после чего провалился в сон. Он открыл глаза только к вечеру, вместе с радостными криками «земля, земля!» (очевидно, Святая), ржанием коней, учуявших близкую твердь, и громоподобными командами боцмана. Шатающееся до того без дела разноперое воинство, принарядившееся в белые накидки с красными крестами, столпилось по правому борту нефа, отчего рулевым на веслах пришлось подналечь, свое недовольство они выразили громко и ясно. Порядок на судне капитан навел подручными, в прямом смысле этого слова, средствами.
Крестоносец покидал неф так же, как и заходил на борт, то есть последним. У шторм-трапа рыцарь задавал (по привычке) каждому спускавшемуся один вопрос: «Не передумал?»
Получив отрицательный ответ, он удовлетворенно кивал головой и хлопал новобранца по плечу:
– Добро пожаловать в Святую Землю.
Завидя своего ночного собеседника, он улыбнулся, а дождавшись его, сказал:
– Можешь остаться, еще не поздно.
– Где Иерусалим? – спросил крестоносец.
– Там, – рыцарь махнул в сторону каменистых холмов.
– А где Бог?
Рыцарь