Операция «Преториус» - Анджей Выджиньский

Оставалось еще попасть в американскую элиту. И он подал заявление в высшее военное авиационное училище. Но на офицерское звание имели право только граждане США, а тогда у него еще не было американского гражданства. Что же, начинать с рядового? Нет, это не для Георга. Именно тогда разразился тяжелейший экономический кризис — и любовь Георга к Америке быстро остыла…

Вальтер К. не должен знать о том, что Георг любил когда-то Америку, верил в нее, в ее военную и экономическую мощь. И что перестал любить ее только тогда, когда лишился капитала.

— А потом, — рассказывал он Вальтеру, — ты уже знаешь, как было. В Штаты приехала моя мать, рассказала мне правду о фюрере и о том, что происходит в стране. Привезла «Майн кампф». Это моя библия. Я был счастлив, что верил в Германию и в ее грядущее мировое владычество. Это были прекрасные времена…

— Были? — резко бросил Вальтер К.

— И есть, — сразу же парировал Георг. — Мне не нужно доказывать тебе, что в любой момент я готов отдать жизнь за фюрера.

— Возможно, — с важностью поддержал Вальтер, — что фюрер в любую минуту может этого потребовать. Нельзя, чтобы он в тебе обманулся. Слышишь, Георг?

Они сидели в укромном уголке тихой, отдаленной от центра столовой. Вальтер взял стоявшую между ними глиняную бутылку с пивом и разлил его по бокалам. Официант принес две мисочки с тушеной капустой и поставил их на бело-голубую клеенчатую салфетку. Георг услышал песенку, которую пели проходящие по улице солдаты: «Und morgen die ganze Welt… — А завтра весь мир…»

III

В апреле 1942 года Георг получил письмо, подписанное главным редактором армейской газеты «Кавказ»: «Вас просят немедленно лично переговорить с главным редактором «Кавказа», Берлин, Ранкенштрассе. Мы хотели бы предложить Вам постоянное и выгодное сотрудничество».

Аналогичные письма получили еще десять других американцев немецкого происхождения, проходящих в полицейских документах как «дойч-американер».

В числе адресов, куда пошли письма главного редактора «Кавказа», были даже концлагерь и тюрьмы. Поскольку газета принадлежала армейскому командованию, вызванных незамедлительно освобождали с работы, выпускали из тюрем, снимали с фронта.

Одиннадцать кандидатов доложили о прибытии в помещение редакции на Ранкенштрассе.

В скромно обставленной приемной царило напряженное молчание: одиннадцать мужчин ожидали разгадки секрета писем.

Дверь кабинета главного редактора распахнулась. В ней стоял коренастый мужчина в мундире старшего лейтенанта пехоты. Несколько человек из присутствующих сразу же узнали его, он был известен им по Чикаго, где редактировал скромную газету, выходившую на немецком языке. Это был Каппе, ныне старший лейтенант Каппе из 1-го отдела абвера.

— Добрый день, господа, — улыбнулся он уголками губ. — Все в сборе? Итак, прошу.

Он пропустил их в кабинет и закрыл обитую кожей дверь. Встал за столом.

— Господа, — начал он, внимательно приглядываясь к Георгу, — мои господа, — повторил он, изучая по очереди физиономии остальных десяти мужчин, — если вы полагаете, что мы горим желанием сделать из вас журналистов, то вы серьезно ошибаетесь. Публицистика — прекрасная вещь, укрепляющая могущество и величие «третьего рейха», вообще работа газетчика — это достойная похвалы профессия. Однако у меня — а зовут меня Каппе, господа, — для вас другое предложение, более достойное вас. Оно заключается не в бумагомарании, а в совершении героических подвигов во время одной гигантской акции, требующей возвращения моих уважаемых гостей в Соединенные Штаты… Фюреру известно о вас все, он знает о каждом из вас. Фюрер ждет вашего ответа. Я слушаю.

Сердце Георга билось все сильнее. Итак, наступил день старта, его большой день. Теперь нужно помалкивать и слушать, делать все, что прикажут.

Каппе продолжал:

— Здесь, в Европе и Азии, мы воюем с помощью миллионной армии. В Америке мы будем бороться с вашей помощью. Вас отобрали для проведения непосредственной, первой в этой войне атаки на США, на эту разъедаемую международным еврейско-коммунистическим масонством страну, страну, где торжествуют капитализм и большевизм, порнография и гангстеризм. Ваша задача, господа, непосредственное уничтожение промышленного и военного потенциала Соединенных Штатов, деморализация общества, охваченного истерией.

Систематическое уничтожение крупнейших объектов Нью-Йорка, — упивался Каппе, — вызовет нервный шок в Америке. Тогда тысячи американцев немецкого происхождения, которые преклоняются перед фюрером, в которых отзовется голос чистой немецкой крови, потребуют власти. Таков будет наш ультиматум. Да, да, благодаря вам мы захватим власть в США, вы не ослышались. Это будет предприятие такого масштаба, которого не знала всемирная история, достойное фюрера и немецкого народа. Еще одна большая кампания, блицкриг, судьба которой зависит от вас, господа… Есть ли какие вопросы? Нет? Итак, я могу информировать фюрера, что вы осчастливлены его выбором и замыслом. Благодарю… Вас зовут Петер Бургер, да? — обратился он к одному из присутствующих.

— Так точно, господин старший лейтенант.

— Может быть, вы объясните всем остальным, что такое «пятая колонна»?

Петер Бургер побелел как полотно. Не кроется ли за этим вопросом какой-то подвох? Он только что вышел из концлагеря и знает, чем пахнет такое обвинение… Нужно взять себя в руки, немедленно…

— Когда во время гражданской войны в Испании республиканцы овладели Мадридом, — спокойно говорил Бургер, — на город наступали четыре колонны армии генерала Франко. Но судьбу битвы за Мадрид решила другая колонна, та, которая находилась в городе, пятая колонна…

— Которой руководило только несколько доверенных людей, — прервал Каппе. — Именно они предрешили падение Мадрида, а может, вообще судьбу гражданской войны в Испании. Именно таким образом вы предопределите судьбу войны между «третьим рейхом» и Америкой. Наша «пятая колонна» — это насчитывающее несколько миллионов немецкое нацменьшинство в США, множество итальянцев, испанцы, японцы и все почитатели фюрера. Вы поднимете их дух, покажете, насколько мы сильны. Пришло время использовать наши огромные людские резервы в США, воспользоваться плодами нашей многолетней работы с этими людьми. Все ясно?

— Так точно, — ответили они хором.

— Бургер, может, вы удивляетесь, что я так откровенно говорю об этом. Вы не удивляйтесь. На моем посту глупостей делать не положено. Я говорю об этом, поскольку по прибытии в этот кабинет для вас прекратило существовать все и вся. Отсюда вы проследуете в замок Квенц, все, кто здесь находится. Никаких писем, никаких телефонов, никаких встреч. Мир перестал существовать для вас. Я знаю, мои господа, что это удовольствие не из приятных. Но после выполнения задания вас ждут наивысшие почести. Богатство, ордена, слава и признательность всей нации. Прощайте. А вы останетесь со мной, Бургер. Спасибо.

Каппе обратился к Бургеру:

— Садитесь. Сигарету?

Закурили. Каппе удобно расположился в кресле.

— Бургер, вы странный человек. Вы один из старейших членов нацистской партии. После первого неудачного государственного переворота вас арестовали враги национал-социализма и вы пострадали ради нашего любимого фюрера. Когда вас выпустили, опасаясь нового ареста, вы эмигрировали в Америку.

— Когда фюрер пришел к власти, — сухо парировал Бургер, — я немедленно возвратился в Германию. Вам это известно.

— Да, мы знаем об этом. Мы знаем, что в самые трудные времена вы не оставили фюрера. Но после возвращения из Америки вы не разобрались в обстановке, в ее тонкостях и вступили в СА…

— СА была гвардией фюрера и возникла благодаря ему. Поэтому я и оказался в СА. Только вся эта история с Ремом и его людьми открыла мне глаза…

— И оттолкнула вас от системы, не отпирайтесь. Но Рем и его люди могли повернуть оружие против фюрера. Не мне вам об этом говорить. И я не должен напоминать, что вы были одним из людей Рема. Однако фюрер забыл об этом. Мы пощадили вас, когда ликвидировали изменников, вы были на волосок от смерти. Мы оказали вам полное доверие, привлекали к выполнению специальных заданий. Вы, Бургер, хорошо знаете, как это было. После занятия Чехословакии мы послали вас в Прагу, после победы над Польшей вы оказались в Варшаве, в руководстве НСДАП. Но там вы размякли, заразились еврейским либерализмом, вам не понравились методы, которые одобрил лично фюрер.

— Так именно за это меня тогда арестовало гестапо?

— Да. Вы восстановили против себя людей, которые верно выполняли поручения фюрера. И только прошлые ваши заслуги предотвратили вынесение смертного приговора, мы должны были изолировать вас в концлагере. Это хорошая школа для некоторых…

«Да, — подумал Эрнст Петер Бургер, — это первоклассная школа, школа ненависти к фашизму». Именно там, в концлагере, он возненавидел фюрера, НСДАП, всех нацистов. Только там он понял, какую чудовищную ошибку совершил, связавшись с авантюристами, поджигателями, преступниками, расстреливавшими невиновных людей у стен варшавских домов, на окраинах Праги, в тюремных дворах Вены.