Русские банды Нью-Йорка - Евгений Костюченко

— С удовольствием, — небрежно ответил Кирилл.

— Вы будете иметь не только удовольствие, но и вот эти часы, — сказал Остерман, проведя пальцем по золотой цепочке на своем жилете.

— Какие часы, Моисей? — укоризненно произнес Жора. — Ведь мы соседи.

Каждый раз, бывая на Большом Фонтане у своего беспутного дяди, Кирилл обязательно заглядывал и к Моисею Лазаревичу. Точнее, к Илье, старшему из сыновей. У того был замечательный ялик, на котором друзья уходили далеко в море, и проводили там весь день.

Младший брат, Иосиф, вечно торчал в мастерской с отцом, лудил-паял-клепал, с ним и поговорить было не о чем, кроме новых конструкций замков. А Илюха был мечтателем, таким же, как и Кирилл. И, борясь с веселой волной, он мог наизусть выкрикивать целые страницы из Фенимора Купера или Вальтера Скотта. Глядя, как выходят из порта океанские пароходы, везущие хлеб в Америку, мальчишки завидовали крысам, которые сумели пробраться в трюмы. Вот бы стать невидимками и самим забраться на борт! Пересечь океан, ступить на девственную землю пустынного континента, чтобы на берегах Миссури сражаться с кровожадными ирокезами. Они мечтали о том времени, когда вырастут и обретут свободу, и смогут наняться на клипер, и увидеть африканский берег, и Цейлон, и пройти мимо мыса Горн — и женщины всех портовых кабаков будут страдать от неразделенной любви к двум юным матросам…

«И вот, пожалуйста, чем закончились наши мечты», — думал Кирилл, ворочая тяжелым веслом баркаса.

Сказать по правде, мечты лопнули еще прошлым летом. Приятели провели его на борту парохода, сновавшего между Одессой и Севастополем. Илья был при буфете, Кирилл же попал в распоряжение боцмана. На этом беззаботная жизнь закончилась, родители решили их судьбу: Остерманы принялись сбывать вещички, готовясь к отъезду, Кириллу оставалось еще год учиться в гимназии. А что потом? Доктор, старый друг семьи, обещал пристроить мальчика в аптеку. Брат отца, железнодорожник, предлагал взять его помощником телеграфиста. Оба варианта были одинаково противны Кириллу, и он завидовал Илье. А тот, наоборот, страшно завидовал ему, потому что не хотел никуда уезжать. Так или иначе, но виделись они в последнее время все реже и реже. И, наверно, оба не ожидали, что снова окажутся в одной лодке.

Кирилл сидел на банке рядом с Ильей, вторую пару весел доверили Иосифу и его отцу, середину баркаса заняли мать и сестра, а Жора Канделаки был на руле. Хотя они уже отплыли довольно далеко от берега, Жора продолжал соблюдать конспирацию — то есть сердито цыкал на гребцов, если те неловко шлепали веслами, и продолжал говорить вполголоса. Кирилл понимал, что Жора просто зубы заговаривает, развлекает женщин, да и не только их — если вслушиваться в плеск волн и вой ветра, можно рехнуться от страха. Жорин хрипловатый, веселый баритон заставлял думать не о том, как быстро можно пойти ко дну, а о страшных расходах, связанных с переездом в «тую чертову Амэрику».

— …И сколько ты заплатил своему агенту? Двадцать рублей только за границу, да триста пятьдесят за пароход, да семьдесят пять за железную дорогу, боженьки ж ты мой! А все потому, что ты слишком богатый. Бедные спокойно платят пятнадцать рублей за паспорт, да пятьдесят за шифс-карту на либавский пароход — и всё! И едут загребать золото лопатой!

— Не смеши меня, Жора, — отозвался Остерман. Каждая его реплика звучала в перерывах между гребками, и оттого получалась отрывистой. — Где ты видел паспорт… за пятнадцать рублей? Пока не подмажешь… пару человек в канцелярии, тебя и близко не подпустят…

— Ну и подмажь! Им тоже надо детей кормить.

— А у меня — не дети? Я же умею считать! Пятерка туда, пятерка сюда — выходит в два раза дороже… А нас тут пять человек… Ты считаешь? Тогда сосчитай еще налоги! Да-да, я не шучу!.. Они сдирают с каждого выездного недоимку за три года вперед!

— И сколько у тебя вышло на круг?

— Ты будешь смеяться. Я в жизни не видел столько денег, сколько отдал этому агенту, чтоб его разорвало. И все впустую, вот что обидно!

— Ничего! Деньги — просто фантики! Руки у тебя есть, голова на плечах, заработаешь! — сказал Жора. — Правым табань!

Подчиняясь команде, Кирилл стал грести в другую сторону и оглянулся. В первый момент ему показалось, что он ослеп — перед глазами стояла непроницаемая чернота. Оказалось, это был борт парохода. Черный, необычайно высокий. Ему пришлось задрать голову, чтобы увидеть в вышине цепочку тусклых пятен иллюминаторов.

— Ну, и где твой трап? — Жора встал во весь рост и крикнул, сложив ладони рупором: — Эй! Мастер!

— Сказали, трап на правой стороне. — Остерман бросил весло и привстал, хватаясь за борт баркаса. — А где тут право, где лево, откуда мне знать? Я слесарь, а не моряк.

Здесь, у парохода, качка ощущалась сильнее, и баркас то взлетал вверх, то проваливался так, что женщины взвизгивали.

Кирилл выставил весло, упираясь в борт. Что-то мокрое хлестнуло его по щеке. Заслоняясь рукой, он перехватил какую-то веревку, свисавшую сверху.

— Тут конец! — крикнул он.

— Давай наверх! — приказал Жора и, перешагнув через сваленные на дно баркаса узлы, кинулся на место Кирилла, перехватив его весло. — Илюха! Хватай конец! Чтоб не сносило! Кира, пошел!

Это был настоящий океанский пароход. С прошлой ночи стоял он на одесском рейде, угловатый, черный, с двумя широкими трубами. Даже с берега он казался необычно большим, а теперь, вблизи, был просто гигантским. Отвесный борт уходил в поднебесье, как стена неприступной крепости. «Лишь бы конец выдержал», — только и успел подумать Кирилл, сбрасывая башмаки. Босые ноги цепко уперлись в шершавое мокрое железо, и он, подтянувшись, двинулся вверх. Металл мелко вибрировал под ступнями, и, чем выше забирался Кирилл, тем слышнее становились тяжелые вздохи паровой машины.

Он ухватился за леера и перемахнул через борт. К нему подбежал кто-то в светлой тужурке.

— Остерман? — крикнул моряк.

— Остерман внизу, трап давай!

— Харри ап! Тез ол, тез! — по-английски и по-турецки заорал на него моряк. — Ю дамд бич!

— Сам ты бич! — Кирилл уже заметил свернутый под бортом штормтрап и сам вывалил его наружу. — Дядь Жор! Держи!

Перегнувшись вниз, он видел белеющие лица. Отсюда казалось, что до них не так и далеко. Он даже подумал, что вполне мог бы спрыгнуть с борта прямо в баркас, если понадобится.

— Сначала вещи! — донесся до него голос Остермана.

— Кира, тяни!

Он вытянул снизу несколько узлов и громоздкий чемодан, и только потом почувствовал, что конец идет рывками. Илья первым забрался наверх, отвязал веревку, обмотанную вокруг пояса, и сбросил ее вниз.