Развод. Я все еще люблю - Евгения Вечер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двери закрываются, и последнее, что вижу — мрачное лицо мужа, которому слепо доверяла и считала родным.
Меня шатает, я еле держусь на ногах. В голове пустота и растерянность. Что дальше? Что нас теперь ждет?
В моем мире не было места изменам. У нас красивая дружная маленькая семья. Обручальные кольца с гравировками "вместе навсегда", мечты о ребенке, совместные уютные вечера с бесконечными разговорами по душам. Я знаю Диму как облупленного… знала… пока он меня не предал.
Злой февральский ветер хлещет по щекам, а я купаюсь в пуховик и не понимаю, как Дима мог расколоть наше семейное счастье в один миг.
Давно ли он с ней? Я не замечала за ним ни малейшего намека на неверность. Как это бывает: муж прячет телефон, отказывается от близости, начинает одержимо следить за своим внешним видом. Я не находила следов помады на его белых рубашках, не чувствовала запаха женских духов. Ничего не предвещало шторма в нашей тихой гавани.
Или я не досмотрела? Была слишком наивной и слепо доверяла… а он… боже.
— Девушка, вы такси заказывали? — мужской голос окатывает меня вибрирующим басом.
— Я! — шмыгаю носом и усаживаюсь на заднее сидение.
Закрываю глаза, чувствую тепло, бегущее по венам и… со стоном срываюсь в истерику.
Я не железная. Обычная женщина, которая не готова была к предательству со стороны мужа.
— Что у вас случилось? — водитель смотрит на меня в зеркало заднего вида, и я прячу лицо в ладонях.
Не хочу я никаких разговоров сейчас. У меня мир рухнул, и его осколки попали в горло. Я захлебываюсь собственным горем.
— Девушка, у меня шоколадка есть, хотите? Говорят, сладкое снимает стресс.
— Не хочу я никаких шоколадок! — верещу как безумная и продолжаю громко рыдать.
Десять лет…
Десять…
Таксист замолкает на всю оставшуюся дорогу, и только когда я расплачиваюсь и открываю дверь машины, протягивает мне золотистую шоколадку:
— Возьмите! Я хочу вас порадовать.
Глупо улыбаюсь в ответ.
— Спасибо.
— Не плачьте больше. Вы слишком красивая для слёз.
Куда уж там.
Поднимаюсь в квартиру, сбрасываю пуховик, вытаскиваю из-под кровати желтый чемодан. Руки дрожат предательски, но я знаю, что не смогу больше находиться с мужем под одной крышей.
Лучше сбежать. Прямо сейчас.
— Надя! Ты здесь? — басистый голос вибрирует гневом, и я парализованно замираю у стены.
3. Это все, конец?
Муж входит в спальню и включает свет. Сканирует взглядом чемодан долю секунды.
— Нет, — шепчет. — Не уходи! Давай всё обсудим!
А я стою перед ним совершенно беспомощная и беззащитная. Смотрю на взъерошенные темные волосы, густые брови, родинку над верхней губой и шрамик на подбородке в форме полумесяца. Это он в детстве с велосипеда упал.
— Надюш, прости меня, — подходит ближе и напряженно сглатывает.
Его кадык прокатывается под кожей.
Замечаю на воротнике белой рубашки след от помады. Ярко розовый. И запах женских сладких духов бьет в нос.
Вот теперь все признаки измены на лицо. Почему я раньше этого не замечала? Неужели Дима так профессионально скрывал свою неверность? Может, он спит с другими женщинами уже не первый год…
— Надя, ягодка моя, любимая, — наваливается на меня и прижимает к стене. — Не бросай нас, мы с Пушинкой тебя любим.
Кошка противно мяукает, будто подтверждает его слова, и настырно трется о мои ноги.
— Пусти, Дим, — качаю головой и предпринимаю попытку вырваться.
Тщетно.
Муж сжимает меня в тиски своими мощными натренированными руками и дышит в шею, обжигая.
— Перестань! — бью его в грудь, и слёзы затмевают взгляд. — Ты не видишь, что мне мерзко от тебя?
Отшатывается, как от кипятка. Смотрит мне в глаза, и радужка его темнеет. Взгляд становится холодным.
— Мерзко? Я твой муж! — вкрадчиво выдыхает мне в лицо.
— Мой муж не трахает других женщин на работе!
— Это было всего один раз! И я сказал, это ошибка!
— А я тебе не верю, Дим!
Срываюсь с места и хватаю чемодан. Распахиваю дверцы шкафа. Петли скрипят, а руки прошибает болезненной дрожью. Закидываю свои вещи в чемодан без разбора. Скомканные, старые, новые, все подряд.
— Я тебя не отпущу! — зловеще усмехается Дима, усевшись на кровать.
Пушинка ластится к нему, требуя внимания и любви.
— А я и спрашивать не буду!
— Надя! Опомнись и успокойся! — хватает меня за талию и резко тянет к себе.
Падаю на него всем телом и вскрикиваю. Напуганная лысая кошка пикирует с кровати и с шумом сбегает из спальни.
— Пусти, пусти! — бью без разбора.
В лицо, в грудь, в сильные плечи.
Но Дима переворачивает меня на лопатки и нависает сверху.
— Я люблю тебя, родная, — упирается лбом в мою ключицу и обжигает дыханием.
— Мерзавец! Предатель! Подонок!
Задыхаюсь. Воздух наэлектризовался, стал густым и липким, я жадно ловлю его губами, но не могу вдохнуть полной грудью.
— Надюш, мы же семья. Мы же любим друга друга.
— Я люблю. А ты… ты… ты все сломал! Семью разрушил! Меня уничтожил!
— Нет, Надя! Я тоже люблю. Мы все вернем, починим все, что сломалось, возведем новое. Только не уходи.
Стискиваю челюсти до оглушающего скрежета, а Дима разрывает на мне рубашку. Пуговицы плещут в стороны, звонко стучат по полу.
— Нет! — мой крик звенит эхом в квартире. — Не смей!
— Все будет как раньше, Надь. Я буду верным, ты будешь моей единственной. Это ошибка. Ошибка.
— Нет!
Меня парализует от страха. Быть изнасилованной собственным мужем в годовщину свадьбы — это вовсе не подарок судьбы за мою верность и честность. Это адское наказание.
За что мне все это?
— Дима, пожалуйста, дай мне уйти, — умоляюще протягиваю я, захлебываясь отчаянием.
Муж приходит в себя и стекает с кровати. Прижимается спиной к стене и глядит на меня. А я запахиваю рваную рубашку и держу ее в кулаках, смотрю на него сверху вниз с испугом.
— Это все, конец? Ты так просто уйдешь? — отворачивается, сжимает пальцы до хруста.
— Это ты виноват…
— Ты даже не хочешь поговорить?
Встаю, застегиваю чемодан с одеждой, которую успела собрать.
— Она меня соблазнила. Я не хотел, Надь.
Поднимаюсь на носочки и цепляю с верхней полки папку с документами.
— Я не знаю, как так получилось, — муж ерошит волосы пятерней и страдальчески морщится.
— Мы были вместе десять лет. Не год, не пять, а десять! — не узнаю свой безжизненный голос. — Ты изменил мне на годовщину, Дим.
— Я клянусь, это было первый и последний раз.
— Поклянешься кому-нибудь еще. Я больше в это не
