Служба такая... - Василий Пропалов

Закончив допрос, Александр Горбунов отправился на поиски. Он задержал Семку поздним вечером, когда тот появился дома с мешком на плече.

Спустя час приехал оперуполномоченный Каблуков. Он распорядился оставить Семку до утра в конторе под охраной сельских исполнителей, вооруженных ружьями, и сам исчез так же быстро, как и появился. Куда ушел Каблуков, Горбунов не знал, хотя ему, молодому участковому, очень хотелось быть вместе с оперативником, вместе искать и задерживать вооруженных бандитов. Александр уважал Каблукова, завидовал ему, но в эти минуты обида затаилась в душе: «Не доверяет…»

Передав под охрану сельским исполнителям Семку Кривого, Горбунов вышел из конторы на улицу. Стояла спокойная деревенская ночь. Из-за леса, словно напоказ, осторожно выкатилась молодая луна. Где-то далеко позванивал колокольчик, который обычно ремнем пристегивают молодому жеребенку на шею. На краю деревни лениво лаяла собака. Огней в окнах не видно. Подсвеченные луной, дома откинули легкие тени. Горбунов постоял у ворот и не спеша направился в соседнюю избу, где посоветовал ночевать Каблуков и не велел никуда отлучаться.

Светало. Участковый в ожидании чутко спал на лавке, к которой была приставлена скамейка.

От резкого стука в дверь Горбунов в одно мгновение оказался на ногах, кинулся в сени. На крыльце растерявшиеся сельские исполнители.

— Семка убежал!

— Как?!

— Попросился на двор. Мы повели. Ждали у дверей отхожего места… Потом заглянули — его нет. В стене дыра… Найти не могли.

— Давно это было?

— Минут этак…

— Эх вы! Ведь я наказывал глаз с него не спускать!

— Так вышло. Мы не знали, что там дыра.

— Ладно. Идите спать.

— Может, пособить искать?

Участковый, не ответив, выскочил на улицу и скрылся во дворе конторы. Обследовав место, откуда ускользнул Семка, Горбунов быстро зашагал на край деревни. Только в этом направлении мог скрыться вор — лес близко…

Бригадир тракторной бригады, встретившийся на дороге, указал на крайний пятистенок, тихо сказал:

— В огород шмыганул. В коноплю. Торопись — упорет в лес.

Кивнув, Горбунов побежал во двор крайнего дома, бросился в огород. Здесь конопля — выше человека. Густая. Узкая тропа вела в глубь огорода. От бега конопля зашумела, но Горбунов спешил. Где-то здесь должен находиться Семка. Не успел участковый миновать и трети огорода, раздался выстрел, второй. Конопля вздрогнула, закачалась. Горбунов на считанные секунды замешкался, подумал: «Кто стреляет?» У Семки оружия нет. Неужели бандиты? Выхватив из кобуры пистолет, он две пули пустил наугад в сторону, откуда стреляли. Послышался удаляющийся шум.

Удерживая палец на спусковом крючке, участковый осторожно продвигался вперед.

Огород кончился. Тропа уткнулась в поскотину. Впереди видны пять человек. Четверо с ружьями. Без ружья только один — Семка. Все они бежали к лесу. «Не пустить в лес, — решил Горбунов. — Отрезать путь. Бежать берегом речушки. В случае перестрелки есть где укрыться». И напрягая все силы, он кинулся вперед. Еще немного — и он на одной линии с преступниками. Опередит и станет стрелять. Но вот два бандита замедлили бег, вскинули ружья. Прогремели выстрелы. Картечь просвистела над головой. Два раза нажат спусковой крючок. Мимо. Надо прицелиться. Горбунов остановился, чуть вытянул согнутую руку. Поймал на мушку первого. Выстрелить не успел. Правую кисть обожгло. Пистолет упал на траву. Пальцы не работают. Подхватил пистолет левой рукой. Защелкали выстрелы. Безрезультатно.

Перевязав раненую руку носовым платком, Горбунов зашагал обратно в деревню. Пятеро, которых он преследовал, вбежали в лес…

Время летело. Оперуполномоченный Каблуков сидел в своем кабинете и нервничал. Сколько раз он выходил на след бандитской группы, но все без толку. Они успевали уходить из деревни.

Дверь, скрипнув, отворилась. На пороге появился Горбунов. Маленькие карие глаза его светились затаенной радостью.

— Можно? — спросил он, улыбаясь.

— А-а, Саша! — обрадовался Каблуков. — Заходи, заходи! Как здоровье?

— Вроде бы нормально.

— Пальцы как?

— Шевелятся. На работу охота, да врач не разрешает.

— С докторами не спорят. Да ты садись поближе.

Горбунов осторожно поставил старый стул к столу. Сел, бросив короткий взгляд на Каблукова. Спросил:

— Что новенького?

— Со старым не расхлебались. Замотался я окончательно. Из-под носа уходят.

— А кто они, узнали?

— Верховодит Федотка Обручев. Из колонии сбежал. Ярковский уроженец. Остальные тоже не чище. Семка Кривой с ними заодно.

— Они в Ярках бывают у кого-то.

— Знаем. У любовницы Обручева и еще в одном доме.

— Подкараулить надо.

— Держали засаду — не приходят. Думаю, кто-то информирует их о наших действиях.

— Катька Шубина… Мне недавно сказала ее родственница.

— Я тоже на нее грешил. Только проверить не успел. Спасибо тебе. Теперь мы что-нибудь придумаем.

Александр Горбунов долго еще сидел в кабинете Каблукова, обсуждая с ним новый план задержания преступников.

Миновала еще неделя. Дом, в который по одному собрались бандиты ночью, окружили бесшумно. Оперативную группу возглавлял сам начальник милиции. Каблуков и Горбунов притаились рядом, не отрывали глаз от выхода из сеней, прислушиваясь к малейшим шорохам. На рассвете, когда в селе загорели редкие огни, преступникам предложили сдаться. Из открытых сеней выбросили ружья. Первым вышел Федотка Обручев, потом — другие.

1947 год. По Зауралью шагал май. Уже отшумели неспокойные воды, унеслись с холмов в низины, в болота. Земля нежилась в тепле. Травы тянулись к солнцу, показывая еще не окрепшие стебельки. Тополя-великаны нарядились в зеленые одежды. Отгнездились грачи в березовых колках, угомонились.

Несмотря на поздний вечер, работник уголовного розыска Куртамышской милиции Александр Самсонович Горбунов не торопился домой. Усталый, он шел медленно, наслаждаясь вечерней свежестью, радуясь приходу мая, который всегда приносит Зауралью силу и красоту. Тишина и вечерняя свежесть располагали к воспоминаниям. Днем Горбунов случайно встретил в Куртамыше Катьку Шубину, и, может, поэтому мысли унеслись в село Ярки, где он когда-то держал экзамен на зрелость, занимая должность участкового. Теперь — оперуполномоченный…

Александр Самсонович не заметил, как оказался у калитки. В дом вошел осторожно, снял фуражку, широкий офицерский ремень, стянул сапоги. Помыв руки, разыскал на шестке вареную картошку, в сенях — молоко. После ужина разделся, тихо вошел в горницу. Заснул тотчас. Крепко.

Ранним утром в окно забарабанили. Стекла дребезжали. Обычно неторопливый, Горбунов вскочил, распахнул створку. У окна стоял дежурный райотдела.

— Склад обворовали.

— Какой?

— Заготживсырье.

— Вызовите кладовщика. Я иду.

— Сделаю.

Закрыв створку, Александр Самсонович выдернул из-под подушки пистолет, оделся, бросился на улицу, на ходу застегивая пуговицы синей гимнастерки и поправляя ремень.

Склад размещался в каменном здании. Железные ставни прочно крепились металлическими шкворнями, проходившими через отверстия внутрь помещения.

Старик сторож виновато топтался на месте, часто мигая белыми ресницами. На все вопросы отвечал односложно:

— Не видел, не слышал.

— Выходит, вы спали, — заключил Александр Самсонович, с досадой глядя на старика.

— Вот те крест, глаз не смыкал.

— Тогда как же никого не видели, ничего не слышали? Разве можно так охранять государственное добро?

Старик нахмурился. Он одно знал: не поймали сонным, и попробуй, докажи, какие сны ему снились после полуночи? А кражу обнаружил он, сообщил в милицию.

Пригласив понятых, Горбунов начал осматривать место происшествия. Обследовали прилегающую к складу местность. В глухом переулке нашли следы колес. Они тянулись метров сто и оборвались на широкой, хорошо накатанной улице. Замерили ширину колеи и расстояние между колесами. Возвратились к складу, остановились у окна, где шкворень был вытянут, ставень распахнут, рама выставлена. В концевом отверстии шкворня торчит изогнутая шпилька. На подоконнике следы скольжения.

Беспорядка не было. На стеллажах, как и обычно, аккуратно разложены товары. Казалось, злоумышленники не успели дотронуться до добра. Так бывает, когда им кто-нибудь помешает. Однако кладовщик, указывая вытянутой рукой свободные места, утверждал:

— Там нет валенок, здесь — хрому, тут — шелка…

Александр Самсонович недоверчиво слушал хозяина склада, кладовщика Рыбникова, искоса поглядывал на его суетливую фигуру, думал: «Не сам ли ты руку приложил, бестия, а сейчас юлишь». На такую мысль оперативника наталкивало одно обстоятельство: шпилька на выдернутом шкворне была не похожа на другие и по форме, и по прочности.