Связанные звездами - Дарк Минни

Он видел тень от ямочки на щеке и чувствовал, что ее влажная кожа пахнет подвохом.

– И что это было? – спросил он, пристраивая руку на ее мягкий живот. – М?

– Извините, – заявила она с широкой ухмылкой, шлепнув его по руке, – я – замужняя дама. Не трогайте то, что вам не по зубам.

Он пощекотал ее, вызвав звонкий смешок.

– Что ты замышляешь?

– Замышляю? – переспросила она. – Замышляю? Я… просто смотрю на звезды.

Слегка нетрезвый и абсолютно счастливый, Дрю пристроил голову на сложенные руки и следом за женой уставился в небо.

В эту февральскую ночь Кармайклы зачали девочку, которой предстояло родиться глубокой ночью в ноябре под знаком Стрельца. Она появится – крошечная, идеальная, и легкие прядки каштановых волос будут обрамлять ее выразительное личико. К глазам цвета ореха и подбородку с ямочкой прекрасным дополнением станут лукаво изогнутые губки – наследство от мамы. А вот брови – как и у папы – будут прямыми, почти строгими.

Астролог мог бы предсказать, что эта кроха вырастет весьма прямолинейной девушкой; задорной и в то же время с задатками перфекциониста. Она будет очень любить слова, в девять лет примет участие в конкурсе по правописанию на телевидении (и выиграет его) и приобретет привычку пристраивать карандаш за ухо. На ее ночном столике всегда будет стопка книг (законченных, наполовину прочитанных и ждущих своей очереди), и вполне возможно, среди этих книг отыщется каталог универсального магазина «Говардс Сторадж Ворлд» или «ИКЕИ», ведь организация полезного пространства в шкафу всю жизнь будет для нее сродни самому запретному наслаждению. Ее безупречную память можно будет сравнить с подробнейшей картотекой, и даже в СМС-сообщениях она всегда будет соблюдать правила орфографии и пунктуации.

Возможно, астролог, осуждающе покачивая головой, сделает еще одно довольно точное предсказание о том, что эта девочка не будет обращать особого внимания на звезды. Признаться честно, гороскопы она будет считать бессмысленным набором букв.

– Жюстин, – пробормотала Мэнди себе под нос.

– Что? – переспросил Дрю.

– Жюстин, – повторила Мэнди более отчетливо. – Нравится?

– Кто такая Жюстин? – озадаченно спросил Дрю.

«Увидишь, – подумала Мэнди. – Скоро увидишь».

Рыбы

Шло время. Луны вращались вокруг планет. Планеты наворачивали круги вокруг ярчайших звезд. Кружились галактики. Со временем к небесным телам присоединялось все больше и больше спутников. И вот, словно по волшебству, мы увидели ее – двадцатишестилетнюю Жюстин Кармайкл, пятничным мартовским утром спешащую по зеленой улице в пригороде с опасно неустойчивым грузом кофе навынос. На ней было платье с пышной юбкой в бело-зеленый горох и практически белоснежные кроссовки, на которых плясали пятна света и тени.

Улицей – в паре часов к востоку от Эденвейла – была Ренье-стрит, одна из центральных в предместьях Александрия Парк. Это был район особняков времен Федерации, многоэтажек в стиле ар-деко, цветочных магазинчиков и кафе, тот самый район, где легко можно заказать кофе по-венски в высоком стакане с длинной ложечкой впридачу и где собачьи парикмахеры специализируются на стрижках для мальтийских болонок и шотландских терьеров. Жюстин направлялась в главный офис журнала «Звезда Александрия Парк», где она работала. Официально ее должность называлась «офисный помощник», но редактор – склонный к цветистым речевым оборотам, что вовсе не сочеталось с его лаконичным стилем письма, – предпочитал называть ее «наша милая маленькая будущая журналистка». Если бы он писал о ней статью, то назвал бы «рабочей лошадкой».

Редакция «Звезды» располагалась в приятном, обшитом деревянными панелями домике, стоящем чуть в стороне от дороги. На полной скорости миновав открытую во двор калитку, Жюстин оказалась неподалеку от самой неоднозначной скульптуры Александрия Парк – той самой звезды. Бросающаяся в глаза своим уродством, эта мозаичная скульптура размером с колесо трактора мерно покачивалась и поблескивала на вбитом в асфальт дорожки кронштейне. Ее лучи, слишком толстые и изогнутые для звезды, не отличались особой симметричностью и к тому же были усыпаны кусочками ядовито-желтой плитки и осколками сервиза в цветочек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тридцать лет назад, когда звезду только установили на этом месте, местные окрестили ее «желтой угрозой»[2] и неоднократно пытались найти в документах городского совета лазейку, позволяющую убрать ее с глаз долой. В те дни большинство жителей считали «Звезду» дешевой бульварной газетенкой, а ее молодого редактора Джереми Бирна – отвратительным длинноволосым недоумком. Они были твердо убеждены в том, что непутевый старший сын Винифреда Бирна не имел права устраивать редакцию своего низкопробного листка на престижной Ренье-стрит, в доме почившей матери.

Но затем в Александрия Парк смирились и с газетой, и с ее броским уличным символом, а теперь «Звезда» стала уважаемым глянцевым журналом, пишущим о политике, спорте и искусстве. Выходящий раз в месяц журнал читали не только в Александрия Парке, но и в городе, а также в других пригородных районах. И хотя сейчас Жюстин находилась даже не внизу, а скорее на подходе к карьерной лестнице, немало других талантливых выпускников факультета журналистики были готовы на многое, чтобы занять ее место.

В первый рабочий день ознакомительную экскурсию для Жюстин провел сам Джереми Бирн, уже не длинноволосый борец за мир во всем мире, а скорее солидный, слегка лысоватый господин. Он привел ее и к нелепой звездообразной конструкции.

– Я хотел бы, чтобы эта фигура стала и для тебя символом тех принципов бесстрашия и беспристрастности, которые легли в основу нашего славного издания, – заявил он, и Жюстин изо всех сил старалась сделать вид, что его речь о «вдохновляющих лучах» не вызвала у нее чувства неловкости, и даже изобразила на лице что-то вроде вдохновения.

Работать в «Звезде» было здорово, как редактор и обещал. Все ее коллеги любили свою работу, но и про веселье не забывали. Рождественские вечеринки можно было назвать гимном чревоугодию, и статьи в журнал писались на высочайшем уровне. Единственной проблемой, по мнению Жюстин, было то, что из такого замечательного журнала, каким была «Звезда», никто не спешил увольняться. Три журналиста работали в главном офисе, и еще один – в Канберре, и каждый из них занимал свою должность не менее десяти лет. Кандидат в штат, занимавший должность офисного помощника до Жюстин, ждал три года, прежде чем сдался и нашел работу в сфере связей с общественностью.

В тот день, когда Жюстин, пламенея щеками, стояла с Джереми Бирном перед фигурой звезды, он заверил ее, что все ожидание выпало на долю предыдущего кандидата. А она, определенно, вот-вот попадет в штат журналистов. Но прошло два года, а повышение по-прежнему ей не светило, и Жюстин иногда казалось, что ее первая статья в «Звезде» выйдет не раньше, чем один из нынешних авторов скончается от старости.

Жюстин спешила по дорожке, обсаженной лавандовыми кустами, прямо на ходу перехватывая поудобнее картонку с кофейными стаканчиками, чтобы свободной рукой захватить горку писем, лежащую прямо на плитках дорожки. Поднявшись на невысокое крыльцо, она толкнула дверь бедром и вошла. Еще до того, как дверь за ней успела закрыться, в холл просочился медовый голосок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Жюстин? Это ты?

Голос принадлежал Барбел Вайс, менеджеру по рекламе, превратившей одну из двух прекрасных, обращенных окнами к заливу, гостиных редакции «Звезды» в царство утонченности и женственности, чьим олицетворением она являлась. Когда Жюстин вошла в ее кабинет, Барбел – в брючном костюме темно-розового цвета, с золотыми локонами, уложенными в прическу, напоминающую о витрине в немецкой булочной, – не поднялась навстречу, лишь помахала в воздухе буклетом.