Бурлаки - Александр Спешилов

Через пять минут для мальчишки было сооружено нечто вроде гамака — из колышков, хвойных лапок и распотрошенных наших рюкзаков. Уложив мальчугана и накрыв его стеганкой, Александр Николаевич наказал:

— Спи. Рыбак должен хорошенько выспаться, А разбужу я тебя рано. И чтоб у меня не хныкать, когда будить стану.

— Нет, дядя Саша, — засыпая, ответил мальчик. — Я понимаю, рыбацкая дисциплина.

— То-то и оно, брат.

Вы думаете, Александр Николаевич забыл про нас, устраивая малыша? Вы думаете, что мы нежились, мечтательно покуривая и полеживая? Как бы не так. Нам он поручил немедля, не откладывая «на потом», чистенько вымыть в реке, а потом в полном порядке уложить всю посуду — котелок, миски, ложки. Посуда любит чистоту, приговаривал он, а в походе тем более, а потому отскабливай, пока не засохло.

Наутро, порыбачив еще и наловив разнокалиберной мелочишки, мы порешили идти на ближние пойменные озера. Там наверняка добудем кое-что покрупнее. Рыбака никогда не оставляет надежда выудить «вот такую!». Но как быть с мальчуганом — ведь до озера добрый час убористой ходьбы под палящим солнцем. Критически оглядев малыша, Александр Николаевич опросил его:

— Тезка, ты в походах бывал?

— Бывал! — бодро ответил Саша. — С детсадиком.

— Понятно. Раз пять или даже шесть?

— Много! — уверенно ответил Саша. — Со счету сбился.

— Гм-гм… Пройти пять километров сможешь?

— А это далеко?

— Это надо шагать целый час. Без остановок и привалов.

— Ну, дядя Саша! Целый час я могу и бегом.

— Бегом не надо. Пойдем рыбацким шагом. Согласен? Только чтоб мне в пути не хныкать и не проситься домой!

— Ну, дядя Саша! — с упреком возразил Саша.

— Ладно, — наконец решил наш предводитель. — Надевай рубашку с длинным рукавом, надевай фуражку, и давай проверим твои обутки.

Он тщательно осмотрел сандалии, прикидывая, насколько они мальчугану по ноге, насколько просторны и достаточно ли разношены. И наконец вынес свое «добро». И мы двинулись. Впереди шагали Александр Николаевич и Саша. Шли мы по лугам и кочкам, спрямляя путь. Совсем ощутимо стало припекать солнце с прозрачного неба. Идти было трудно. Вскоре Саша запросил пить.

— Так и быть, — подумав, но не переставая шагать, сказал Александр Николаевич. — В настоящем походе пить не рекомендуется. Но для тебя на первый случай мы допустим маленькое исключение из этого правила. Но сделай вот так…

Он приостановился, отвинтил на фляжке пробку, заставил Сашу сначала прополоскать рот, выплюнуть воду и только потом сделать два глотка. Только два глотка. Не больше. И спрятал фляжку в свой рюкзак.

Мы с приятелем тоже изнывали от жажды. Нам бы тоже хоть по два глоточка. Но мы стойко держались. Нам ужасно не хотелось терять остатки своего мужского достоинства перед лицом мальчишки и мастера. Мы безропотно несли свою тяжелую ношу. А она и впрямь с каждым шагом становилась вроде бы тяжелее.

— Во время похода болтать не принято, — заговорил между тем Александр Николаевич, обращаясь к своему спутнику. — Надо беречь дыхание и не сбивать ритма своего шага. Но мы с тобою, тезка, немного поговорим. Ты знаешь, что такое ориентир?

— Нет, дядя Саша, — честно признался тот.

— Сейчас узнаешь. Во-он, видишь на том пригорке сосенку с пышной кроной? Высокая, с шапкой.

— Вижу.

— Вот это наш ближний ориентир. Чтобы с прямого пути не сбиться и не плутать понапрасну. Дойдем до той сосны, определим склонение чуть вправо. Только сначала осмотримся и наметим следующий ориентир. Понятно?

— Понятно.

— А компас ты хоть раз в руках держал?

— Откуда мне, дядя Саша!

— Сейчас мы с тобой по компасу определимся.

Из кармашка все того же рюкзака появился и сверкнул на солнце изрядно потертый старинный латунный компас. И начались бесконечные разговоры на предмет «норд-ост-зюйд-вест». И о магнитном полюсе. И о Большой Медведице, которая указывает на Полярную звезду. И вообще чуть ли не о всей Вселенной… Нам с приятелем было понятно (да и Александр Николаевич сам после признавался), что весь этот нехитрый маневр был затеян с единственной целью: отвлечь мальчугана от тягот трудного пути. Но слушать и нам было увлекательно. И мы тоже забывали о врезавшейся в плечи тяжести я о неудобстве для такой ходьбы наших городских башмаков.

Когда мы наконец достигли цели, вольно раскинулись на мягчайшем, желанном, зеленом приозерном склоне и блаженно вытянули гудящие ноги, шестилетний философ сделал еще одно логическое умозаключение:

— Лучший на свете путешественник — дядя Саша.

И мы немедленно согласились.

— Да! — сказали мы в один голос. — Ты прав! Так сказал Заратустра!

Он непоседа, но и герои книг его все время в движении. Жизнь, судьба, обстоятельства кидают их с места на место. Книги его полны динамики. В этом одна из особенностей его литературного творчества.

Возьмите главную книгу Спешилова — его роман «Бурлаки». Если вам до сих пор не довелось прочесть этот роман, вы ознакомитесь с ним сейчас. Если же читали раньше — не сочтите за труд внимательно и неторопливо перелистать его еще раз. И вы, уверен, обратите внимание на многозначительную особенность этой интересной книги. Она вся в движении. Я имею в виду не только сюжет романа, не только его фабулу, а самое настоящее движение. Юный герой этой книги Саша Ховрин все время в пути, все время в дороге. События и место действия меняются то и дело почти с кинематографической быстротой. Саша Ховрин в Ильинском. Потом — Пермь. Левшино. Королёвский затон. По Каме на карчеподъемнице. Верхняя Кама. Средняя Кама. Нижняя Кама. Красногвардейская атака по всему Прикамью. Партизанская война на Северном Урале. Вятка. Снова Прикамье, Пермь. Кама.

О «Бурлаках» написано немало. Мне нет нужды еще раз анализировать достоинства романа. Скажу лишь, что картина гражданской войны в Прикамье дана в нем с завидной широтой, написана щедро и ярко. Мне хочется еще раз подчеркнуть привлекательный образ юного Саши Ховрина. Думается, что нынешней молодежи стоит приглядеться к тому, как мужал и закалялся в огне революции и гражданской войны бурлак и сын бурлака Саша Ховрин, как пробуждалось и крепло в нем классовое самосознание.

Книги Спешилова рождены самой жизнью. В них лишь те события, участником которых был он сам, или же те, которые он очень хорошо знает. Они, книги, во многом автобиографичны. Недаром герою «Бурлаков» автор дал свое имя и отчество, изменив лишь фамилию. И если проследить по книге путь Саши Ховрина, то в нем без труда угадывается путь самого, тогда еще юного, Саши Спешилова, Да и многие другие персонажи романа в основе своей имеют вполне реальные прототипы. Александр Николаевич пишет с натуры. Ни минуты потому я не сомневаюсь, что в свое время жил на свете человек, который назван в романе Андреем Заплатным, — с виду непривлекательный, некрасивый, весь искалеченный, характером резкий и порою даже грубый, но душой своею прекрасный и отзывчивый. Совершенно реальное для меня лицо — стихийный бунтарь Михаил Кондряков, человек трудной судьбы, познавший и каторгу, и ссылку. И Фаина Суханова, сельская учительница, что, словно молодой росток, несмело, но в то же время упрямо и настойчиво тянется к новой жизни. Да и другие люди предстают перед нами будто выхваченные из бурного потока жизни.

Все они убедительны еще и потому, что написаны сочным языком, в который так органично вплелось своеобразие старого уральского говора, в меру и к месту введены местные словечки, шутки, поговорки. А сама картина жизни — она тоже написана ярко и образно. Тяжелая жизнь камских бурлаков в старое время. Бесчеловечные условия их труда. Рост и вызревание их классового понимания и готовности к борьбе. Порою люди в романе жестоки и злобны — это потому, что жестока их жизнь. Писатель не приукрашивает ничего, он пишет, каково было на свете в ту пору, что происходило и как происходило. Но он с любовью подмечает и показывает в своих героях все доброе и светлое, что таится в самой их сокровенной глубине, подмечает покоряющую — душевную чистоту, их настойчивое стремление к жизни настоящей, достойной человека.

Нелегок и тернист путь Саши Ховрина. Но что дается легко?

Не один раз доводилось мне бывать с Александром Николаевичем в путешествиях и деловых поездках. Могу честно признаться, что поспеть за ним не так-то просто. У него спорый и ходкий шаг. У него цепкая хватка, житейский опыт и природная смекалка. С ним не пропадешь. Он многое умеет. Этому многому научила его сама жизнь.

Чем только не привелось заниматься будущему писателю! В поисках заработка он совсем мальчишкой пошел бурлачить на Каму. Он брался за всякую работу. Рано, самоучкой, овладел грамотой — и настолько, что одно время даже работал писцом в настоящей канцелярии. До сих пор почерк у него прямой, четкий, уверенный, твердый.