Страсти по разрядке - Станислав Меньшиков

На прощание Солсбери сказал:

— Поймите меня правильно, мне Никсона не жалко, он во многом был подонок. Жаль только, что с ним расправились те, кто потом расправится с разрядкой.

В то время прогноз Солсбери показался мне чересчур эмоциональным. Мне казалось: не может же быть, чтобы разрядка висела на одном Никсоне и чтобы она не нравилась большой части местной элиты. И проблема эмиграции евреев, которую поднял Солсбери, казалась тогда неспособной подорвать договоренности с нашей страной. Но прав оказался мой друг из «Нью-Йорк таймс», а не я. Он, конечно, знал свою страну лучше.

В том же августе я возобновил знакомство с Авереллом Гарриманом. мультимиллионером, бывшим послом США в СССР (в годы войны). Одно время он был губернатором штата Нью-Йорк и одним из самых влиятельных лидеров демократической партии. Я с ним встречался и в Москве в один из его приездов, но разговор тогда получился не из приятных. Поэтому я решил позвонить и посоветоваться с Майком Форестоллом, еще одним старым приятелем, который в прошлом был помощником президентов Джона Кеннеди и Линдона Джонсона, а теперь стал партнером богатой адвокатской фирмы на Уолл-стрите. После трагической гибели отца Майка Гарриман взял его, тогда молодого человека, под свое покровительство и всячески способствовал его карьере.

— Да позвони ему напрямик, — сказал Майк. — Он с тобой охотно увидится.

И дал прямой телефон. Гарриман отреагировал даже радостно и пригласил нас с Мариной в гости в свое загородное поместье под Нью-Йорком в ближайшую же субботу.

Ехать надо было на поезде, но, когда мы приехали на вокзал, выяснилось, что поезда не ходят. Я тут же перезвонил Гарриману, и тот выслал за нами лимузин, назначив встречу через час у гостиницы «Коммодор». Стоял необыкновенно жаркий даже для летнего Нью-Йорка день, и мы за час ожидания успели купить себе купальные принадлежности, справедливо рассудив, что в усадьбе мультимиллионера не может не быть бассейна.

Черный лимузин нетерпеливо вырвался на автостраду и взял курс на север. Он несся быстро, не обращая внимание на ограничения максимальной скорости в 55 миль. Через полчаса требовательно загудел телефон в машине (что в то время было большой редкостью). «Где вы?» — спросил мужской голос. «Теперь уже совсем недалеко», — ответил шофер и сообщил наши координаты. «Губернатор ждет вас», — пояснил он, отключив телефон.

Скоро лимузин свернул с автострады, круто взял вверх по узкой дорожке, миновал вывеску: «Внимание! Частная собственность! Не нарушать!» — и, оказавшись на безлесном плоскогорье, остановился у большого одноэтажного здания.

Гарриманы действительно ждали нас у круглого бассейна. Высокий Аверелл в трусах и летней рубашке, выглядел еще молодцом, несмотря на свои восемьдесят три года. Его жена, ярко-рыжая 55-тилетняя Памела радушно улыбалась, приглашая переодеться в близлежащем чайном домике.

— Надеюсь, — сказала она, — вода не покажется вам слишком теплой. Аверелл любит, когда ее подогревают.

Вода была, как в Гаграх в июле, только что несоленая.

— В ожидании ланча мы немного подкреплялись, — сказал Гарриман. – Не хотите ли?

Он протянул нам баночку с сушеными зернами пшеницы.

— Очень калорийны, хорошо усваиваются и не отягощают желудок, — пояснил он.

Хозяйка внимательно разглядывала Марину.

— Мы обычно ланчуем рано, но сегодня задержались из-за этой железнодорожной аварии, – сказала она. – Но говорят, сообщение восстановится через полтора часа, так что ваш обратный путь обеспечен.

«Стерва эта миллионерша, — подумал я. — Выпроваживает, едва встретив. Да еще выговаривает за опоздание не по нашей вине». Впрочем, мне показалось, что и самого Гарримана слегка покоробило от этой бестактности.

У плетеного кресла Памелы зазвонил телефон.

— Наконец-то ланч подан, — сказала она. – Встретимся через десять минут в доме. Вас это устроит?

Ланч не произвел на нас особого впечатления. Протертый суп из каких-то овощей, ростбиф, крем-карамель. Однако вино было не калифорнийское, а из Франции, и притом хорошее.

— А теперь, — сказал Гарриман, поднимаясь из-за стола, — мы оставим дам посудачить, а сами удалимся в библиотеку к сигарам и коньяку.

Из больших окон этой просторной комнаты открывался вид на много километров. Имение расположилось на плоской вершине высокой горы, откуда полого спускались луга, окаймленные на горизонте темной зеленью лесов.

— В Москве интересуются вашей оценкой текущей ситуации в наших отношениях, — начал я.— Там рассчитывают, что наши друзья в Америке помогут сохранить разрядку, на которую потрачено столько усилий с обеих сторон.

— В Москве интересуются моим мнением? Я польщен.

Было видно, что это действительно так. Он задумчиво глядел в противоположную сторону от наших кресел, туда, где на полированном столике стояла статуэтка балерины работы Дега. Где в этот момент были его мысли? В железнодорожном салон-вагоне, в котором он в 1920-х годах вместе с Львом Троцким, еще сравнительно молодым наследником своего отца, богатейшего промышленного магната, ехал осматривать марганцевые рудники в Чиатурах, которые советская власть собиралась, да так и не собралась сдать в концессию? В приемной Уинстона Черчилля, где он еще до Москвы представлял Рузвельта во время войны? В маленькой комнате рядом с кабинетом Сталина в Кремле, где он пил грузинское вино с советским вождем после бурных дискуссий о втором фронте?

— Передайте в Москву, — сказал он, наконец, — что друзья России здесь делают немало для сохранения разрядки. Вы знаете – я сейчас не у дел. Республиканцы – не моя администрация. Никсон со мной не советовался, нового президента я мало знаю. Я высокого мнения о госсекретаре. Это способный, хотя и не простой человек. В Москве его, кажется, любят. Но вам нужны и более давние и надежные друзья вроде меня.

— Я на днях выступал перед сенатской комиссией, — продолжал Гарриман. — Их интересует, можно ли доверять России. Мое мнение на этот счет вполне определенное. Могу вам дать текст своего выступления. Думаю, оно в Москве понравится. Но отвечать на их вопросы нелегко. Среди сенаторов много таких, кто ориентируется на кратковременные соображения. Я-то им отвечу, и мой голос что-то для них значит. Меня нельзя заподозрить в слабости к большевикам. Все знают, что я всегда исходил из интересов Америки.

При этих словах я вспомнил, как жестко высказывался Гарриман в адрес Советского Союза во времена Трумэна, с которым он неплохо сжился, как в свое время и с Рузвельтом. Но теперь вспоминать об этом не было смысла. Уже много лет подряд Гарриман играл весьма положительную роль, сдерживая силы, старавшиеся сорвать примирение. Я спросил:

— Что сейчас больше всего мешает продолжению линии, начатой в последние годы?

— Я бы сказал, что больше всего мешают слухи, которые вы, русские, плохо опровергаете. Приведу примеры. Они серьезные, и я хочу, чтобы на них обратили внимание в Москве. Это не просто слухи, об этом говорят влиятельные люди в нашем правительстве и конгрессе. Например, зачем вам нужно именно сейчас менять свои танки в Европе?

— Техника, как и все, стареет, — возразил я, — ее приходится менять. – Тем более, что ваши вооруженные силы тоже постоянно модернизируются.

— Что делаем мы — это другой вопрос. Для настроений в Америке важно, что делает Советский Союз. А, по словам наших военных, вы как раз сейчас усиленно перевооружаетесь, причем сразу же после того, как были достигнуты соглашения об ограничении ядерной гонки.

— Ну, вы же не считаете, что мы собираемся своими танками вторгаться в Западную Европу? — заметил я.

— Я-то не считаю, — сказал Гарриман, — но я должен иметь сильные аргументы. Когда ко мне пристают сенаторы с хорошими связями в Пентагоне и военной промышленности и приводят данные разведки о том, какие танки и каких типов поступили на вооружение Советской армии, я не могу отделываться общими словами.

— Мы своих данных о вооружениям не публикуем, т.к. обожглись перед прошлой войной.

— Это известно мне, но я хотел бы иметь возможность их цифрам противопоставлять какие-то ваши цифры. Мне так было бы легче. Кроме того, они утверждают, что у вас скопилось много больше танков, чем у нас, причем много больше, чем это нужно для обороны.

— Это потому, что им хочется иметь предлог для новой гонки вооружений, — возразил я. – Лучше спросите, сколько у США в Европе скопилось противотанкового оружия.

— Дело не в конкретных видах оружия. Дело в том, может ли Америка вам, русским, доверять. И на это должны быть даны четкие, убедительные ответы.

Дверь открылась, и в комнате появились дамы.

— Мы скоро закончим, — ответил Гарриман на немой вопрос супруги. — Видишь ли, в Москве интересуются моим мнением. Это дело серьезное. Приведу другой пример. Эксперты утверждают, что египтяне начали прошлую войну с Израилем по договоренности с вами и что вы нас об этом не предупредили. Это было нарушением соглашения о взаимных консультациях во всех важных случаях.