Стихотворения - Виктор Гюго

У реки

Жил лев близ той реки, где и орел порою                               Водицу испивал,И тут же встретились два мужа раз – и к бою!                               И оба – наповал!

То были короли, над многими странами                               Их высился престол,А тут, над мертвыми носясь их головами,                               Так произнес орел:

«Давно ль при вас, цари, весь мир дрожал                               от страха?                               Вы спорили в бояхЗа лоскуток земли – за горсть земного праха,                               И вот вы сами – прах.

Вчера блистали вы в венках своих лавровых,                               Властители властей, –А завтра явится ряд камней известковых                               Из царственных костей.

Скажите: для чего дух алчный вас за грани                               Владений ваших вел?Здесь, у одной реки, живем же мы без брани –                               Он – лев, и я – орел.

И из одной реки мы пьем спокойно воду,                               Он взял себе леса,Пески, пещеры; я взял воздух и свободу,                               Простор и небеса».

Теперь (после смерти дочери)

Теперь, когда Париж, и эти мостовые,И эти мраморы и бронзы – далеко,Когда мне тень дают деревья вековыеИ мне лазурь небес оглядывать легко, –

Теперь, когда от злой душевной непогоды                             Успел я отдохнуть,И после бури той святая тишь природы                             В мою ложится грудь, –

Теперь, когда могу, близ вод кругом разлитых,Я мыслью вознестись и видеть с высотыГлубоких истин ряд, в душе моей сокрытых,И видеть под травой сокрытые цветы, –

Теперь, создатель мой, с сей затишью святою                             Пришла мне чередаСознать, что дочь моя под этою плитою                             Уснула навсегда.

И вновь, глубокого исполнен умиленья,На горы, на леса и воды я гляжу,И, видя, как я мал в безмерности творенья,Вновь чувствую себя и в разум прихожу.

Вновь на тебя, творец, смотрю я правоверцем,                             И вновь согрет мольбой,Иду к тебе с моим окровавленным сердцем,                             Растерзанным тобой.

И вновь душа моя к тебе, мой бог, взывает:Ты свят, ты терпелив и в благости велик!Ты знаешь, что творишь, а смертный – что он знает?Он – ветра прихотью колеблемый тростник!

Гроб закрывается, но щель есть в этой крыше –                             То дверь к тебе, творец!И то, что здесь внизу концом считают, – выше                             Начало, не конец.

Коленопреклонен, я сознаю, о боже,Что ты единый – сущ. Чтоб весь я изболел –Так было надобно. Кто спросит: для чего же?Так было надобно, – ты этого хотел.

Пред волею твоей стою, смиренья полный.                             Челн жизни мы тянутьДолжны из скорби в скорбь, из волн в другие волны –                             И в вечность завернуть.

Всё видимое нам проходит часом, мигом.На вещи смотрим мы с одной лишь стороны,С другой – всё мрак для нас. Мы клонимся под игом,Таинственных причин не зная глубины.

Уединенная, туманная окрестность                             Везде объемлет нас.Всевышний так хотел, – нам в мире ни известность,                             Ни радость не далась.

Лишь благо низойдет – оно и улетело.Наш мир – в руках судьбы, и бедный смертный в немНе видит уголка, где б мог сказать он смело:«Вот здесь участок мой, моя любовь, мой дом!»

Глядь! Время старости угрюмой подступило,                             А нечем дух отвесть, –И это всё, как есть, так надобно, чтоб было,                             Затем что это есть.

Творец! Наш темен мир, а небо многозвездно,И песнь и вопль идут в гармонии святой.Что смертный? – Прах, атом, а вечность – это бездна,Куда парит один и падает другой.

И что тебе, творец, на вышине бесстрастной                             Объемлющему твердь,Наш стон, скорбь матери, отчаянье несчастной –                             Ее дитяти смерть?

Я знаю: должен плод под ветром падать, птица –Ронять свое перо, цветок – свой аромат,И чтоб неслась вперед творенья колесница,Быть должен кто-нибудь под колесом измят.

Пыль, волны, слезы – всё необходимо в свете.                             Условье бытия,Чтоб там – росла трава, там – умирали дети, –                             Всё это знаю я.

Создатель! Может быть, во глубине от векаНепроницаемых и чуждых нам небесТворишь ты новый мир, где горесть человекаИдет в состав твоих неведомых чудес.

Быть может, это – цель иного мирозданья,                             Чтоб полный грозных силСобытий вихрь с земли прекрасные созданья                             Куда-то уносил.

Неумягчаемость божественных законов,Быть может, держит всё, чем населен эфир,И снисходительность к безумью наших стоновРасстроила бы всё, разрушила б весь мир.

Ты видишь, бог мой, здесь с лиющейся незвонко,                             Но теплою мольбой,С смиреньем женщины и простотой ребенка                             Я весь перед тобой!

Взвесь, горний судия, всё, что я делал прежде,Как мыслил, действовал, в борениях томим,Трудился и страдал и жалкому невеждеПрироду освещал сиянием твоим, –

Как шел я, не боясь ни ссылки, ни изгнанья!                             Суди меня, мой бог!Я мог ли ожидать такого воздаянья?                             Суди! – Нет, я не мог –

Не мог я ожидать, склонен главой и бледен,Что, тяжко надо мной десницу опустя,Возьмешь ты у того, кто радостью так беден,Ее последний луч, возьмешь его дитя!

Прости, что на тебя роптал я в лютом горе,                             Что на тебя хула,Как из ребячьих рук тяжелый камень в море,                             Мной кинута была!

Могли ль твой видеть свет мои больные очи,Когда спалила их нежданная гроза,И траур лег на них чернее адской ночи,И в нем до слепоты изъела их слеза?

И можно ль, господи, чтоб человек в потере,                             Где мысли луч исчез,Всё помнил, что над ним всё те ж на вечной сфере                             Созвездия небес?

Да, я был слаб, как мать. Пред высшим приговоромТеперь склоняюсь я, приемля свой удел.Другим мной брошенным на всю природу взоромВ широкой горести мой разум просветлел.

Творец! Я сознаю, что тяжкий грех – проклятья.                             Выдерживая боль,Не буду я роптать, не буду проклинать я,                             Но плакать мне позволь!

Да, слезы пусть текут, как водный ток обильный!Ты сам нам слезы дал, – пускай они текут!Позволь мне иногда на камень пасть могильныйИ дочери шепнуть: «Ты чувствуешь? Я тут».

Позволь мне иногда ей перекинуть слово                             Под тихий вечерок,Когда казалось бы, что этот ангел снова                             Меня услышать мог!

Сквозь зависть в прошлое я взор вперяю жадныйИ всё мне видится тот миг, тот страшный час,Когда мой херувим, мой ангел ненаглядныйВдруг крылья развернул и улетел от пас.

И будет мне весь век тянуться час тот лютый,                             Когда, утратив дочь,Вскричал я: «Здесь был день – тому одна минута,                             И вот – теперь уж ночь!»

Прости мне, господи, что дух мой так расстроен!Не гневайся, что я горюю вновь и вновь!Я умирен с судьбой, но я не успокоен, –Из язвы роковой лилась так долго кровь!

Не гневайся, что так терпенье наше скудно!                             Теряющим детей,Ты знаешь, господи, как душу вырвать трудно                             У скорби из когтей.

Ты знаешь: ежели во мгле существованьяВдруг озарила нас в один счастливый деньУлыбка нового нам милого созданьяИ жизни сумрачной нам разогнала тень, –

Когда нас обновил веселый вид ребенка,                             Чья прелесть так светла,Что кажется, для нас невинная ручонка                             Дверь неба отперла, –

Когда шестнадцать лет, шаг проследив за шагомИ дочь прекрасную всем сердцем возлюбя,Ее признали мы своим верховным благом,Лучом дневным в душе и в доме у себя, –

Когда решили мы: нам этого довольно!                             Всё прочее есть бред, –О боже, посуди, как тяжело, как больно                             Сказать: ее уж нет!

Дерево