Ареал. Цена алчности - Сергей Тармашев

— Принял тебя, — ответил Иван.

Медведь зашел в лабораторию, и через секунду раздался звук закрывающейся бронедвери, сменившийся шипением воздуха в системе герметизации.

— Я закончил. — К Берёзову подошел работавший на крыше учёный. — На сегодня все необходимые мероприятия проведены, я вернусь завтра в это же время.

Иван кивнул, и они направились к входу в сторожевую будку. Лаванда все ещё разглядывала животных в перископ, и ассистент, обменявшись с ней несколькими фразами, спустился в лабораторию по трапу внутреннего люка.

— Вы закончили на крыше? — спросил Лаванду Берёзов. — Я могу запирать дверь?

— Да, запирайте. — Молодая женщина отстранилась от окуляров и посмотрела на встроенный в УИП хронограф. — Ваша смена заканчивается через час. Можно мне остаться здесь? Я хотела бы поговорить с вами о том случае с Дикобразом. Надеюсь, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?

— Ответить не сложно, — пожал плечами Иван, — только боюсь, что мало чем смогу вам помочь. Я боец специального подразделения, а не учёный.

— Да, я знаю. — Лаванда склонила голову. — Но сначала я должна перед вами извиниться за свои слова и за поведение в целом. Я была не права и в своей иронии зашла слишком далеко за рамки разумной корректности. — Она виновато посмотрела на него: — Знаете, я тогда буквально вышла из себя, когда вы столь резко посоветовали мне прикусить язык. Бросила всё и помчалась искать на вас управу. Заявилась прямиком к руководителю ГНИЦ академику Морозову. Я работаю с ним с самого университета, Станислав Викторович был моим научным руководителем ещё во времена написания моей первой кандидатской диссертации. Он едва услышал мои возмущения, так сразу же повёл меня к генералу Рябову, начальнику службы безопасности. Я думала, что сейчас мы разнесём вас в пух и прах!

Лаванда сделала паузу и печально вздохнула. Было видно, что ей сейчас очень неловко. Она подняла глаза на терпеливо молчащего Берёзова и продолжила:

— Но вместо этого Рябов разнёс в пух и прах нас обоих. Он вывалил на стол четыре набитые папки с жалобами, не меньше пяти килограммов бумаги. И всё это были рапорты сотрудников СБ, возмущённых моим оскорбительным отношением к ним. Рябов заявил, что из уважения к Станиславу Викторовичу и моему личному вкладу в исследования ГНИЦ закрывал на это глаза, но сейчас моё высокомерие перешло все разумные границы. Он спросил, представляю ли я вообще, кем недовольна на это раз, достал ваше личное дело и зачитал несколько выдержек. Группа «Альфа», одиннадцать опаснейших операций, более тридцати спасённых жизней, правительственные награды, ранение, тяжёлая контузия, из-за которой вы попали в РАО. Вы едва не погибли, спасая тех женщин и детей, почти двое суток в коме… Я даже помню этот сюжет в новостях о террористах, перепуганные женщины с плачущими детьми на руках на фоне развороченного дымящегося дома… — Лаванда вновь печально вздохнула и закончила: — А я вела себя словно капризный подросток! Мне, право, очень стыдно. Я искренне прошу вас простить меня!

— Дело не в этом, — покачал головой Берёзов, — вы вольны относиться к людям так, как вам вздумается, но зачем, же оскорблять и унижать их только потому, что они делают свою работу и их работа вам не, но вкусу? Да, я понимаю, в нашей службе народ по большей части простой и часто грубый, но ведь они от этого меньше людьми не становятся. Если охранник не пускает вас в запретную зону или не подпускает к вам опасного зверя, пусть даже и при помощи оружия, он делает это не из вредности. Его прямая обязанность — обеспечить неприкосновенность запрещённого к посещению места и сохранить вам жизнь и здоровье! Разве обязательно в ответ на это вываливать на людей ведро помоев? Даже если они не служили в «Альфе» и не взрывались на фугасах террористов? Если вам не нравятся обязанности сотрудника, предъявите претензии руководству! У нас в инструкции прямо сказано: «любыми способами не допускать причинения вреда жизни и здоровью находящегося под охраной персонала РАО „Ареал“»! Боритесь с системой, если считаете нужным, зачем втаптывать в грязь простых людей? А если бы у меня не было такого послужного списка, вы что, добивались бы моего увольнения? Так, что ли?

Он укоризненно покачал головой, глядя на молодую женщину, и неодобрительно поморщился.

— Мне действительно очень жаль, — грустно ответила она, — я понимаю, моё поведение выставляет меня не в лучшем свете. Что тут добавить? Я сделала выводы и впредь постараюсь не допускать подобного. Но поймите и вы меня, Туман, я занимаюсь изучением мутагенных факторов «Ареала», и мне более чем необходимы живые образцы претерпевшей мутации фауны! А я из года в год получаю изорванные пулями трупы! В лучшем случае, израненных особей! Нелегко глядеть в глаза животным, умирающим на твоих руках! То, что они мутировали, не лишило их души! Они тоже страдают! И всё понимают! Более того, как раз они-то чувствуют намного больше, чем мы или другие земные живые формы! Вы же сами знаете! Иначе не смогли бы вывести Дикобраза из лаборатории!

— Я тут ни при чём, — отмахнулся Иван, — фокусу с шоколадкой меня научил Болт. Он показал мне, как это делается.

— Валерий? — переспросила Лаванда. — Вы можете подробно вспомнить, что именно он вам рассказал?

— Да ничего, собственно, — пожал плечами Берёзов, — просто я видел, как он подманивал шоколадкой семейство Дикобразов, вот и повторил его действия в точности.

— Похоже, вы не в курсе некоторых основных особенностей «Ареала». — Она внимательно посмотрела на него. — Не удивительно. Служба Безопасности считает нашу теорию бредом, да и не только она. А между тем именно она является основным моментом, отражённым в сохранившихся записках пропавшего академика Лаврентьева, который не просто является родоначальником научных исследований «Ареала». Я твёрдо убеждена, что мы до сих пор не знаем об «Ареале» и четверти того, что удалось выяснить Лаврентьеву! Позвольте, я введу вас в курс дела хотя бы вкратце!

— Только делайте скидку на отсутствие у меня научного образования, — согласился Иван, — поменьше непонятных терминов.

— Я всё изложу доступно, — кивнула Лаванда. — Дело в том, что сам, как вы выразились, «фокус с шоколадкой» известен довольно давно. Пристрастие Дикобраза к шоколаду было выявлено ещё академиком Лаврентьевым. Вот только покормить Дикобраза с руки, когда он напуган или чувствует агрессию, до сих пор не удавалось никому, кроме Болта. А теперь и вас. Дело в том, что, по теории Лаврентьева, все жизненные формы внутри «Ареала» объединены в сложную сеть взаимосвязанных полей неких тонких материй, не доступных нашему анализу, а зачастую и вовсе нами не воспринимаемых. Одним из таких элементов является единое пси-поле, в которое автоматически включается любое живое существо, попадающее внутрь «Ареала». На сегодняшний день это чуть ли не единственный параметр, который мы можем, образно выражаясь, «потрогать руками». Все существа «Ареала» способны воспринимать яркие психологические импульсы, генерируемые сознанием, и чем мощнее такие импульсы, тем больше расстояния, на которые они распространяются. И это не способность отдельного существа воспринимать некие образы, а именно колебания неизвестного науке единого психологического поля, из которого все обитающие здесь жизненные формы считывают информацию! Понимаете? Все абсолютно, от крохотной Синьки до Унка! Причём последний является наиболее чувствительным индикатором колебаний пси-поля из всех известных нам существ «Ареала».

Она немного потупилась и, поморщившись, призналась:

— Это моя вина, что он пришёл. Моё упрямство подвергло опасности жизни всех находившихся в лаборатории людей. Я не желала смириться с тем, что раненого Осьминога не спасти, и упрямо делала все, чтобы продлить ему жизнь. Несчастное животное умирало слишком долго и, как я теперь понимаю, очень болезненно — оно получило тридцать девять пулевых ранений. Его страдания были столь сильны, что возмущения пси-поля докатились до Красной Зоны и привлекли Унка. Я поступила в высшей степени глупо и непрофессионально.

— А что это за существо? — Иван вспомнил рассказ Медведя. — Мне говорили, что, со слов Болта, это то, чем стали новорождённые дети, погибшие в момент первого Выброса в населённых пунктах Эпицентра и Красной Зоны?

— Официально наука не поддерживает эту версию, так как никаких конкретных доказательств получено не было, — ответила Лаванда. — Унк практически не изучен в силу своей крайней опасности. Излучаемые им звуковые и ультразвуковые колебания смертельны для человеческого мозга, и никакие наушники тут не помогут. Некоторые специалисты считают, что крик Унка — это не только звуковые колебания, в нём присутствуют и другие, куда более опасные энергии, не известные науке, и я согласна с такими доводами. То, что вы слышали тогда, ночью, фактически не было криком, скорее, захлёбывающимся плачем. Сам крик вызывает болевой шок от мучительных страданий в считанные секунды. Именно поэтому никто в здравом уме, никогда не подойдёт к нему близко. Если Унк испугается и закричит — это гарантированная смерть. За всё время существования ГНИЦ в нашем распоряжении оказался лишь один образец Унка, да и то сильно повреждённый. Одна из спасательных бригад случайно натолкнулась на него в ходе работ по спасению сотрудников из развалин лаборатории, пострадавшей от неудачного эксперимента. Там произошёл сильный взрыв, и нескольких человек заживо похоронило под завалами, размозжив конечности. Люди умирали мучительной смертью, что вероятнее всего и привлекло Унка.