Охота на уток - Борис Можаев

- В единоличники тянутся?

- Да нет, не то. Предложи им разойтись из артели - не уйдут: тяжело будет.

- Так сказать, пережитки прошлого, - поспешил я сделать определение.

- Модный ярлык! - воскликнул Сучков. - Не то. Вот у наших удэгейцев есть любопытная шуточная пляска - "хэ-ку" называется. Весь смысл ее вот в чем. Жена вприсядку под припевку "хэ-ку, хэ-ку" гоняется за мужем выпроваживает его в тайгу. А он отговаривается: мол, и так все есть - и рыба и мясо. Нет, ты все-таки иди, добывай... Не ровен час... Так вот и у меня совесть вроде той жены - не дает покоя.

- Старая припевка, - заметил я.

- Припевка-то старая, да смысл не стареет, - ответил Сучков и хмуро уставился в воду.

Мне хотелось спорить с Сучковым, сбить его самоуверенность, но я не находил, как возразить ему, и злился на свою беспомощность.

А лодка плыла медленно по густо заросшей травой воде. По берегам протоки стояла такая пышная растительность, что ни клочка черной землицы нигде не заметно было: все - и небо, и землю, и воду - скрыла буйная сочная зелень. Развесистые кудлатые лапы кедров, длинные перистые листья маньчжурского ореха, словно крылья огромной зеленой птицы, коричневато-синяя, крепкая, как витое арматурное железо, виноградная лоза с густыми пачками зубчатых листьев - все это лезло на глаза, тянулось в небо, отражалось в слюдяной воде, все поражало богатством, роскошью и какой-то тихой, затаенной радостью жизни. И только мы, владельцы всего этого богатства, сидели в долбленой лодочке и хмурились.

Мы подплывали к длинному лесному озеру. Сучков пристально всматривался сквозь густой и частый камыш, отделявший протоку от озера, и вдруг, изменившись в голосе, зашипел на меня:

- Голову нагни! Ниже, ниже...

Цепляясь за камыш, он толчками подводил оморочку к берегу. Что-то в камышах зашлепало. Мы увидели собаку.

- Пошел, Тузик! Убью, сволочь!

Тузик звонко тявкнул, и небольшой табунок уток поднялся над озером. Сучков весь так и потянулся за ним. На его жилистой шее резко обозначился острый кадык.

- Утята! - вдруг радостно крикнул он, глядя, как табунок, не набрав высоты, почти отвесно плюхнулся в воду.

Мы вылезли на берег. Отсюда, из-за тальникового куста хорошо было видно все озеро. Заходящее солнце бросало на него длинные тени от прибрежных деревьев, они темными контурами лежали на желтовато-бронзовой воде, отчего озеро казалось пегим. Табунок уток сиротливо плавал посредине. Старая утка иногда поднималась на хвосте, размахивала крыльями и кричала, видимо жалея, что ее питомцы плохие летуны.

- Слушай, как-то неловко на утят охотиться, - сказал я Сучкову. - Давай еще что-нибудь поищем.

- Да ты что! Они же совсем взрослые, - зашептал Сучков. - Видишь, как они озираются? Стой здесь, а я с того края зайду: оттуда их достать можно. - И, не дожидаясь моего ответа, он, легко подпрыгивая, побежал вдоль берега, укрываясь за деревьями.

Я стоял в кустах и, кажется, впервые за свою жизнь не испытывал охотничьего азарта. Я даже обрадовался, когда увидел, как табунок утят, ведомый уткой, стал быстро удаляться от того берега, на который выходил Сучков.

Тузик бросился в воду.

- Ах, чтоб тебе сдохнуть! - громко выругался Сучков и выстрелил.

Расстояние до уток было слишком велико: дробь не долетела. Но Тузик быстро подплывал к табунку. Чувствуя опасность у берега и желая, очевидно, оставить середину озера утятам, утка вдруг поднялась и полетела низко над водой по направлению к собаке. Тузик несколько раз выпрыгнул из воды в погоне за уткой. Но вот грохнул выстрел, и утка камнем упала в воду. Оттащив ее хозяину, Тузик бросился за утятами. Весь табун быстро пошел к берегу, оставляя маленькие волны, и наконец скрылся в камышах. Вдруг я заметил, как в прибрежной траве Тузик, сделав несколько прыжков, припадал на передние лапы и махал хвостом. Сучков, размахивая руками, бежал к Тузику.

"Давит, утят давит!" - сообразил я и бросился к тому месту.

Я заметил, как Сучков подобрал одного утенка, потом второго и кричал в азарте:

- Пиль, Тузик! Фютть-тю его!

У меня сильно колотилось сердце, как от испуга. Мне хотелось крикнуть: "Стой! Не смей!" Но я бежал, стиснув зубы.

Шагах в десяти от меня вынырнул из травы утенок. Раскрыв клюв и растопырив плохо оперившиеся крылья, он бросился не разбирая куда. Тузик в два прыжка нагнал его и, придавив лапой, схватил зубами. Я видел, как утенок отчаянно махал свободным крылом и жалобно пищал.

- Долой! Пошел, дьявол! - заорал я и со всего маху ударил Тузика плашмя ружейной ложей.

Тузик взвизгнул, бросил утенка и, виновато махая хвостом, стоял в недоумении.

- Ты что, с ума сошел! - спросил Сучков, подбегая, но, встретившись со мной взглядом, вдруг угрюмо потупился и сказал огорченно: - Что ж, бить так уж бей меня... В чем же собака виновата?

Гнев, охвативший меня, словно водой смыло. Я растерянно молчал.

Сучков поднял утенка и пошел к оморочке.

Весь обратный путь мы ехали молча, стараясь не глядеть друг на друга. И только одну фразу задумчиво произнес Сучков, впрочем, более обращаясь к самому себе:

- Не заметишь, как и озвереешь...

Передо мной в оморочке валялись задавленные утята; я перевел взгляд с утят на Сучкова и произнес:

- Что у волка в зубах, то Егорий дал... Что же плакаться?

С минуту он сумрачно смотрел на меня исподлобья:

- Со стороны всегда виднее. А ты пробовал в моей шкуре пожить?

Я промолчал.

У кривуна, недалеко от избы Сучкова, я попросил высадить меня.

- Куда же ты? А ночевать? - спросил он.

- Я у лесника... Обещал ему еще утром, - соврал я и вылез из оморочки.

- Уток-то возьми! Твоя половина, - крикнул он мне вдогонку.

- Не надо, - ответил я, не оглядываясь, и пошел прочь от Сучкова.

1954