Визит Джалиты - Марк Азов

Гриша раздраил люк, добрался до дизеля и схватился за пусковой рычаг. Застучал двигатель, палуба задрожала. Чихая нефтяными парами, оставляя мазутные пятна, ботик взобрался на волну и дал ход. Грек и Гриша вдвоем вертели штурвал. Вода то и дело окатывала обоих. Ботик, стуча дизелем, вползал на водяные горы, несущиеся наперегонки с тучами, и, срываясь с их пенистых вершин, зарывался чуть ли не вместе с мачтой. Иногда под кормой обнажался винт. Его лопасти свистели в воздухе среди брызг и пены...

Вдруг дизель чихнул - грек и Гриша прислушались. Снова чиханье и всхлип. Потом мгновение тишины; только слышно, как вода скатывается с палубы.

Грек увидел, как побледнел его моторист.

- Хана, дизель скис, - прохрипел Гриша.

Волна развернула ботик, другая, как кувалдой, ударила в пузатый борт, грек и Гриша уже не могли держать суденышко носом к волне. Потерявший управление ботик несло боком. Палуба все круче накренялась. Темная морская глубь глядела прямо в глаза... И вдруг среди грохота волн Гриша услышал голос грека:

- Коммерция не должна пропадать.

Гриша не поверил своим ушам, нашел время говорить о коммерции!.. Может, показалось?.. Но грек говорил в самое ухо:

- Кто живой доплывет до Крыма, будет делать, как я скажу. Слушай и запоминай...

АГЕНТ ПО ПРОДАЖЕ КОРАЛЛОВЫХ ОСТРОВОВ

Бора длится обычно не более суток. И вот уже вновь как ни в чем не бывало катятся ласковые волны к берегам вожделенного Крыма. В бирюзовом ожерелье прибоя лежит полуостров. На юге в эту пору осени солнце еще исправно освещает выходы известняка и можжевеловые заросли Яйлы, ветер треплет листву дубово-буковых рощ на склонах гор. Внизу, где полоса пляжей, маленькие крабики взбегают на гладкие теплые камни. А на севере срывается по ночам ледяная изморозь, порой падает и тает снег. Там, у перешейков, где решалась судьба Крыма, шла тяжкая работа войны: по белесой воде Сиваша, заткнув за поясные ремни подобранные полы шинелей, брели красноармейцы.

На траверсе Севастополя, Феодосии, Керчи подпирали дымами небо суда пяти государств - английская, французская, итальянская, турецкая и греческая эскадры. Дрожали броне-палубы от гула беспрерывно работающих машин. Антанта тянула к Крыму пятерню.

- Ожидается высадка союзников! - кричали мальчишки-газетчики на набережных крымских городов. - Большевики не войдут в Крым!

Но в силу союзников уже никто не верил. Высаживались они и в Одессе, и в Новороссийске... даже в Архангельске, а большевики одержали верх и вошли во все эти города. Вот и сейчас армии Фрунзе неумолимо надвигаются, как бора в ноябре. И, хотя еще не было приказа об эвакуации, дорога, сбегавшая серпантином по склонам Яйлы к морю, была забита беженцами. Подпирая друг друга, извозчичьи пролетки, линейки, брички двигались вниз черепашьим шагом. Время от времени с криком и руганью их оттесняли вооруженные люди, требуя пропустить военные обозы. Зеленые двуколки казенного образца и мобилизованные гражданские телеги, платформы ломовиков, даже арбы были с верхом завалены ящиками, мешками и кулями, покрытыми рогожей, мешковиной, брезентом. Груз тщательно охранялся: за телегами шли не в ногу усталые солдаты в обмотках и английских бутсах, побелевших от крымской известковой пыли. Солдаты обросли бородой и даже офицеры были небриты.

Телеги проезжали мимо некогда щеголеватых, ныне облупившихся ворот. На арке сохранилась лепная надпись:

КЛИМАТИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ

За этой аркой начиналось как будто бы другое царство: царство причудливых парковых растений, клумб, ваз, беседок и мраморных львов с кольцами в зубах. От арки аллея крымских туй вела к веранде, увитой диким виноградом. Здесь стояла плетеная санаторная мебель. Сидя в белом ивовом кресле, доктор Забродская Мария Станиславовна беседовала с заграничным коммерсантом.

- Господин... - Мария Станиславовна запнулась, - простите, очень трудная фамилия... Ми-ха-ло-ко-пу-лос...

- О, можно просто Ксенофонт!

- А?.. Ну да! - вспомнила Мария Станиславовна. - Был такой древнегреческий полководец. Учили в гимназии. - Теперь она уже не могла без смеха смотреть на потомка древних греков, одетого одесским пижоном: кургузый обдергайчик короткий пиджачок в талию - и брюки-дудочки, которые он то и дело поддергивал, чтобы не сминались на коленях, заодно демонстрируя штиблеты - лак с велюровым верхом. Только на голове вместо традиционной шляпы канотье возвышалась красная турецкая феска. Как будто господин Михалокопулос по забывчивости надел на голову цветочный горшок.

Товар, который рекламировал грек, был еще более странным, чем его одежда. Вынимая из саквояжика, он раскладывал перед Марией Станиславовной красочные картинки на глянцевой бумаге: коралловые острова с тонконогими пальмами, белая вилла и такая же белая яхта, перевернутая в зеркале лагуны.

- Сколько стоит такая вилла?

- Миллион.

- Вместе с островом?

- Это называется атолл.

- Яхта тоже входит в эту сумму?

- Яхта?

- Ну да, тут написано. Я еще не разучилась читать по-французски: "Яхта "Глория" с кают-компанией и...", пардон, "...гальюном".

- Яхта от другая вилла.

- Тогда сочувствую вам, господин Ксенофонт. Вы зря пересекли Черное море. Надеюсь, не очень качало?

- Самая чуточка... А почему зря?

- Потому что без яхты за всю вашу экзотику в России сейчас и фунта муки не дадут. А вот за место на пароходе, пусть на палубе, в угольной яме, снимут с себя последнюю рубашку или норковый палантин.

- Вы можете покупать совсем маленький бунгало с банановой рощицей. Это будет стоить совсем не миллион.

- Какая разница, если белая яхта "Глория" не ожидает в гавани?

- Кто вам сказал - не ожидает? Очень ожидает! Но только не "Глория", а "Джалита" - дизельный бот.

"Кажется, этот грек существует на самом деле, - подумала Мария Станиславовна. - Не сон, не романтический бред..."

- Почему вы решили, что я хочу уехать из России?

- Богатые люди убегают от революции.

- А кто вам сказал, что я богатый человек?

- Я знал вашу семью, госпожа Мария: вашу мамашу, вашу папашу, сторож Никита и мерин Сивый, на котором Никита возил бочку.

- А я-то думаю: где я вас видела?!.. Ну, конечно! Когда-то до революции к нам приходил коммивояжер фирмы "Зингер", тоже с картинками... швейных машинок. Мама еще была жива. Ну да! Он вот так же, простите, поддергивал брюки, чтобы не пузырились на коленях. Значит, теперь вы уже швейные машинки не предлагаете? - Марии Станиславовне вновь стало смешно. - Теперь вы коммивояжер по продаже коралловых островов с банановыми рощицами.

- И белыми яхтами. Лишь бы это вас развеселяло.

Охота смеяться вдруг пропала.

- Вы ошиблись адресом, к нам больше не ходят коммивояжеры.

Грек сложил руки на животе и сочувственно вздохнул:

- Я все знаю, госпожа Мария: прочитал газету в Трапезунде. Наверно, сам бог нуждается в хорошем докторе, если он позвал ваш папа. Но я не думаю, что профессор Забродский оставил свою дочь без всякого средства. Станислав Казимирович имел достаточную практику. Богатые люди со всего света привозили к нему свои дети с больные легкие. Конечно, он был состоятельный человек, если на свой капитал купил здесь, в Крыму, виллу с парком над морем и открыл климатический курорт.

- Пойдемте, - она встала, - я вам покажу деньги профессора Забродского, если интересуетесь.

И пошла, не оборачиваясь, вдоль каменных перил веранды. На ней был белый докторский халат. И поскольку ее собеседник был моряк, он не мог отделаться от ощущения, что она плывет, как парусная лодка. Она даже кренилась, как лодка, потому что шла в старых туфельках на сбитых каблучках.

"САХАРНЫЙ" БУНТ

В столовой санатория сидели дети, мальчики и девочки, в белых панамках. Они, видимо, собирались пить чай. Стаканы сгрудились в стороне на подносе, и двое старших - паренек лет четырнадцати, с лицом, чуть тронутым оспой, и девочка того же возраста, с виду совсем уже барышня,- разливали чай.

Перед каждым лежал ломтик хлеба не больше спичечной коробки и бумажка с каким-то белым порошком. Дети, должно быть, отказывались принимать порошки: в столовой стоял галдеж, который сразу оборвался, как только вошли Мария Станиславовна и грек.

- В чем дело. Рая? - спросила Мария Станиславовна у девочки-барышни, разливавшей чай. - Почему шум?

- Революция, Мария Станиславовна. Они нас свергают: меня и Колю.

Младшие загалдели с новой силой:

- Они неправильно делят сахар!

Только теперь грек понял, что порошок на бумажках не лекарство, а сахарный песок в микроскопических дозах.

- Когда-то в России были соляные бунты, - сказала Мария Станиславовна, - а у вас, значит, сахарный? - она рассмотрела все бумажки. - Абсолютно одинаковые порции!

- Нет, не одинаковые! - возразил мальчишка лет десяти, видимо, главный застрельщик бунта. - Мы посчитали крупинки!

Мария Станиславовна взглянула на грека: понял ли он, что происходит?