Пять рассказов о любви и подвиге - Антон Олегович Малютин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрикко знал, что идет на риск. Но он рискнул, что так несвойственно вертузианцам с их прагматичностью и кастрацией чувств. Просто Эрикко, как и Джозеф, сознание которого он принял в себя, тоже любил. Любил работу, познание, истину. И он решил во что бы то ни стало докопаться до истины, положив конец спорам.
Несложная операция превратила Эрикко в Джозефа. Сложнее было воссоздать примитивный земной корабль, но и с этой задачей вертузианцы справились. Скоро корабль отправился к Земле с одним-единственным пассажиром – Эрикко в облике пришельца Джозефа.
…Эрникко было страшно. Он никогда не чувствовал страха, он не знал, что такое страх, но сознание Джозефа подарило ему страх. Эрикко, свернувшись в клубок, лежал на полу своей каюты, его тело бил озноб, из глаз текли слезы. Эрикко хотелось кричать, но крик густым колючим комом застрял в горле. Так вот что такое страх! Это… Это неприятно, испытывать страх неприятно…
…Люси? Да, это девушка, которую любил Джозеф. По телу Эрикко разливается что-то мягкое и теплое.
–Лю-ююю-си-иии – тянул Эрикко, пробуя это имя на вкус. Оно хоть и необычное, но какое-то… приятное. Ласковое. Родное…
… Эрикко со всей силы саданул кружкой по стенке каюты. Яркие острые осколки будто метеоры разлетелись по каюте, а по стене поползли тоненькие трещины. Злость сразу стала стихать. Хорошо. Легко на душе. Злость – это странно, это одновременно и приятно, и неприятно.
Странно и необычно чувствовать так, как чувствовал Джозеф. Наверное, все вертузианцы тысячи лет назад чувствовали так же. Жаль, что они разучились это делать. Жаль.
Он тебя любил
Он вернулся. Звездолетчики всегда возвращаются, семь месяцев – как одна минута. И почему-то он сказал, что больше никуда не полетит. Звездолетчики никогда не перестают летать, а он перестал. Прошли долгие годы, и он не разу не пожалел, что перестал летать. Или просто не говорил ей.
Сначала он был немного странный, но это нормально – все звездолетчики после долгого путешествия немного странные. А некоторые совсем странные. Но потом все стало хорошо, и она узнала своего любимого, своего родного и единственного в мире Джозефа. Того, кто стал ее мужем, другом, любовником, отцом ее детей и просто самым родным в мире человеком.
Они вместе радовались и грустили, они редко расставались и не заметили, как постарели. Только Джозеф выглядел чуточку моложе. Но он был звездолетчиком, а они все казались чуточку моложе своих сверстников. А потом старость взяла свое, и приковала Люси к постели, с которой она уже не встала никогда. Они не теряли присутствие духа, они разговаривали, они мечтали о том, как встретятся после смерти. И не заметили, как смерть подошла слишком близко.
Никогда не стареющий Эрикко, облаченный в старика Джозефа, сидел у смертного одра любимой, и плакал. Он давно перестал быть просто вертузианцем, он умел плакать.
… – Люси, Джозеф любил тебя больше жизни. Он отдал бы все, чтобы быть с тобой, прожить с тобой всю жизнь, состариться с тобой, и уйти с тобой в другой мир. Но эту жизнь – его жизнь! – прожил я. Я отнял его мечту. Но я нисколько не сожалею. Я узнал, что такое любовь и настоящее счастье. Спасибо тебе за это. И спасибо за это тебе, Джозеф…
Но Люси не слышала последних слов, она тихо ушла. Наверное, она уже была вместе с Джозефом, который ждал ее долгих восемьдесят три года. Звездолетчики всегда возвращаются. Особенно, если их любят. По-настоящему.
[любовь?]
… – Почему ты вернулся?
Все, наблюдать сразу расхотелось. Он достал сигарету, прикурил, сделал несколько глубоких затяжек.
– Ну… Я люблю ее, поэтому и вернулся. Без нее было плохо. Понимаешь, я весь этот год спать ночами не мог. Все время о ней думал.
– Хм…
Было темно, тепло и тихо. Над всем миром парила комета, и ей было все равно, что происходит на этой планете. А людям было все равно на комету, у них и своих проблем хватало.
– А говорил, что уже ничего нет.
– Мало ли что я говорил. Забудь.
– Да, конечно, забудь! Ты же при любом удобном случае рассказывал, что она там уже с кем-то живет, и даже рад за нее был. Значит, врал?
– Я не знаю. Вот правда.
– Эх, ты. Рад он за нее был.
Конечно, он не был рад. Он страдал. Он рвал и метал, он ничего не мог делать, зная, что она сейчас с другим, гуляет с ним, пьет, спит… Спит. Вот это больше всего раздражало. Да и сейчас иногда накатывает злость и обида.
– А что я должен был говорить? Сидеть и страдать? Да вам всем и первой недели моих соплей хватило, что я, не видел будто. Самому надоело. Понимаешь, мне самому надоело страдать. Я всегда любил ее, и мена раздражало, что я люблю ее, мне хотелось разлюбить. Понимаешь? Иногда я искренне сожалел, что в сердце нет выключателя, который одним щелчком мог бы выключить это чувство. Раз – и не любишь. А хрен.
– И что, сейчас ты счастлив?
Он не ответил. В воздухе повисло тяжелое молчание, и только красный огонек сигареты иногда вспыхивал, а затем он отправился в полет, упал где-то в траве, и тут же исчез.
– Не знаю.
– Что? Ты же так хотел снова быть с ней! А теперь не знаешь, счастлив ты или нет? Ну ты даешь.
– Слушай, а иди ты. Я тоже думал, что все будет просто. Ррраз – и счастлив. Но, видимо, что-то сломалось. И я не знаю.
– Хм…
После расставания он прошел через несколько этапов. Сначала он страдал. И даже плакал, даже не так – рыдал, закрывшись в ванной, смывая слезы водой. Он понял, как сильно любит ее, насколько он был плохим человеком, и какие возможности упустил. Потом он страдал от того, что узнал про нее и ее бывшего – ведь они снова были вместе. Это было самое страшное, это просто уничтожало его изнутри. Затем он принял все происходящее, и даже стал общаться с другими девушками, но… Но чаще всего это было просто дружеское общение. И почти каждой из них он рассказывал про нее, про расставание и свою плохую жизнь.
