Сделка с дьяволом - Жюльетта Бенцони

Гортензия невольно улыбнулась. Ей совсем нетрудно было поверить, что ее собеседница знала толк в подобных делах: ведь ее любовная история с наместником епископа стала одной из легенд местного эпоса.

Всем в округе было известно, что давным-давно, еще до революции, прекрасная Эрмини де Соранж и наместник так пылко любили друг друга, что стали причиной громкого скандала, поскольку влюбленные, играя в Ромео и Джульетту, встречались попросту в комнате девушки, расположенной в двух шагах от той, где почивал ее суровый отец. Их, естественно, обнаружили, и Луи д'Эди пришлось спасаться бегством в одной рубашке, дабы избежать побоев, коими ему угрожал лакей оскорбленного папаши. Эрмини посадили под замок, но ей удалось бежать и воссоединиться со своим возлюбленным в старом полуразрушенном замке у подножия плато Маржериды, где тот некоторое время укрывался.

Их без труда обнаружили, и после проведенной по всем правилам Средневековья осады крепости Эрмини была силой водворена в родительский дом в Сен-Флу, а Луи пришлось отправиться на Мальту, дабы там растрачивать свой юношеский пыл в охоте на варваров.

Спустя несколько недель Эрмини насильно выдали замуж за престарелого графа де Сент-Круа, которого она ненавидела до самой его кончины, к ее счастью, не заставившей себя долго ждать.

После сорока лет разлуки любовники встретились вновь, когда наместник, оставшийся таким же бессребреником, вернулся в родные края. Но оба они разительно изменились. Эрмини превратилась в худосочную даму, от былой красоты которой остались лишь огромные черные глаз; он же являл собой тип суетливого толстяка с сизым носом и толстыми в синих прожилках щеками, что обличало в нем любителя хорошо поесть и крепко выпить.

Единственно, что оказалось неподвластным разрушительному действию времени, это их пылкий нрав и бешеный темперамент. Увидев друг друга столь отличными от живших в сердце у каждого воспоминаний, они испытали жестокий удар, превративший их если не во врагов, то в постоянно пикирующихся противников, получающих болезненное удовольствие от злого подтрунивания друг над другом. Раньше они были живой легендой, теперь стали объектом насмешек…

Догадавшись, о чем думает ее юная приятельница, графиня де Сент-Круа расхохоталась.

— Уж этот мне бедный наместник! Как же я его любила! И полюбуйтесь, какую шутку сыграли с ним годы… да и со мной тоже! В самом начале великой любви стоит задуматься о старости. Время разрушает все.

— Знаю, — ответила Гортензия. — Но я не хочу думать о таком будущем. Жан дарит мне такое огромное счастье, о возможности которого я и не подозревала.

— Возможно, это и счастье, но уж точно неполное.

Однако ведь от будней никуда не деться, а ваш Жан, хотите вы этого или нет, прирожденный Лозарг.

— Пусть так, ну и что?

— А то, что, хороши они или дурны, все мужчины в их роду обуреваемы страстями и гордыней. Они никогда не допускали и мысли, что хозяином в доме будет кто-то другой, кроме них; и ваш точно такой же. Даром что незаконнорожденный и не имеющий права носить имя отца, хотя все в округе знают, что он сын покойного маркиза.

— В этом вы абсолютно правы. Он не согласен жить в этом доме…

— И вы удивлены? Милая моя Гортензия, женщина с вашими достоинствами должна была бы понять эту гордость, эту щепетильность, это величие души, наконец. Он прекрасно знает, что все, что принадлежит вам, прежде всего принадлежит вашему сыну.

— Он также и его сын, — с вызовом сказала молодая женщина.

— Мне это прекрасно известно, но что вы можете поделать с тем, что все считают его сыном бедного Этьена де Лозарга, столь трагически погибшего? Кроме того, у вашего Жана нет достойного имени, которое он мог бы вам предложить. Это делает ваш брак довольно проблематичным.

— Он носит имя матери, и я вполне бы им довольствовалась.

— Или я плохо разбираюсь в людях, или он не может довольствоваться этим. Пусть он и незаконнорожденный, но фамильная гордость у него в крови, и он никогда не согласится, чтобы вы разделили с ним любое другое имя. Он слишком любит вас, чтобы заставить пойти на такое унижение.

— Я не вижу в этом ничего унизительного.

— Зато он видит. Ему также известно, сколь большое значение придают этому в наших краях. Кстати, где он обитает?

— На ферме. Франсуа Деве отдал ему старую овчарню. Там он и поселился, как только поправился. Он говорит, что не хочет быть мне обузой. Как будто не знает, что в нем вся моя жизнь! — грустно заключила Гортензия.

Графиня пожала плечами.

— Все это слова, дорогое мое дитя. Так все мы говорим, находясь во власти любви. Но пока мы поймем, что слова не так уж много значат, глупостей уже наделано немало. Ваша жизнь — это еще и ваш сын, и положение в обществе. Да и жизнь Жана вовсе не сводится к тому, чтобы сидеть у вашего крыльца, как собака на привязи.

— Ну и в чем же его жизнь, по-вашему?

— Я полагаю, он сам найдет ответ. Вам надо только довериться ему…

Мадам де Сент-Круа взялась за свою трость и, тяжело опершись на нее, поднялась с кресла, с трудом подавив зевоту.

— Я думаю, на сегодня хватит разговоров. Пора идти спать, не правда ли?

— Я провожу вас.

Гортензия зажгла две свечи в небольшом подсвечнике и направилась к лестнице. На первой ступеньке она остановилась и обернулась к своей гостье.

— Ваше посещение доставило мне огромное удовольствие, я думаю, вы в этом не сомневаетесь. Но скажите же мне наконец, что заставило вас решиться в такую ужасную погоду и по нашим отвратительным дорогам приехать сюда?

Мадам де Сент-Круа улыбнулась.

— А вы все еще не поняли? Чтобы отведать вашего чудесного кофе, дитя мое, а также дать вам понять, что на ваш счет уже начинают судачить. Ох уж эти наши маленькие городки и старинные замки, где жизнь так безнадежно скучна! Кажется, язычки никогда там не умолкают…

— Ну и пусть их, меня это ничуть не волнует. Я не хочу и не могу расстаться с Жаном!

— Я знала, что вы мне так ответите. Поэтому будем считать, что я вам ничего не говорила, а мой визит объясняется всего лишь одним-единственным, зато важным обстоятельством: я очень вас люблю, и мне захотелось вас повидать. А теперь проводите меня в мою комнату!

Графиня взяла Гортензию под руку, и они стали медленно подниматься по лестнице. Расставаясь, дамы ограничились поцелуями и пожеланиями доброй ночи на пороге комнаты, которую Клеманс приготовила с особым тщанием, так как любила вдовствующую графиню де Сент-Круа и вместе с тем побаивалась ее.

Затем Гортензия спустилась в салон, подбросила полено в камин и, зябко кутаясь в большую кашемировую синюю шаль, уселась в кресло, которое еще недавно занимала старая дама. У ее ног Пушинка томно приоткрыла золотистые глаза, но тут же вновь их закрыла, удостоверившись, что еще не время перебираться в спальню. Из кухни слышалось позвякивание хрусталя и столового серебра: Клеманс заканчивала мытье посуды. Еще немного, и она отправится спать, оставив Гортензию одну.