Сети шпионажа: Сборник - Робер Букар

— Не завернете ли вы ко мне, господа?

Енике, которого Глаус уже посвятил во все подробности своей неудачной попытки грабежа в этом доме, смутился и, стараясь скрыть это, напустив на себя официальный тон, задал в свою очередь вопрос:

— Что же мы там станем делать? Может быть, вы желаете сделать какое-нибудь официальное заявление?

Высокий мужчина улыбнулся:

— Вот именно, господа. Я желал бы вам указать точное местожительство и фамилии тех взломщиков, которые очистили кассу пивоваренного завода. Дело это меня почему-то особенно интересует, да и в газете об этом немало писали.

Глаус побледнел. Енике, не потерявший еще своего служебного апломба и надежды мирным путем уладить дело, вытащил из-за борта своего мундира записную книжку и карандаш.

— Если вы знаете преступников, ваша обязанность заявить об этом нам. Будьте так любезны, назовите их имена, — сказал он.

Лицо господина стало очень серьезным. Он пристально, несколько мгновений глядел на вахмистра Енике, а потом отчеканил:

— Пожалуйста, пишите! Грабеж совершили: вахмистр местной полиции Глаус и его сообщник вахмистр Енике…

Полицейские молчали, как убитые. У Енике рука вместе с записной книжкой непроизвольно опустилась.

Незнакомец продолжал:

— Зайдемте же в дом, потолкуем об этом неприятном для всех случае. Может быть…

Он оборвал фразу и повел следовавших за ним блюстителей порядка по саду на дачу.

Из прихожей они попали в большую, богато обставленную комнату. На диване сидела та самая женщина, которую Глаус застал в спальне во время своего ночного налета и которая чуть не проломила ему голову.

Человек, остановивший Глауса и Енике на улице, пододвинул им кресла, налил пива и предложил по сигаре. Говорить он начал не раньше, чем они закурили. Наконец он сказал:

— Прежде всего я вам назову себя, господа. Я — инженер Петерсен, эта дама — моя сестра. В списке здешних обывателей вы будете нас искать совершенно напрасно, мы своих паспортов прописывать не давали, так как мы здесь временно: у нас транзитные визы. Говорю вам это с тем, чтобы вы не удивлялись, не найдя нас в ваших полицейских списках. Все равно через две недели мы уедем. Моя сестра, господин Глаус, рассказала мне, как вы пытались недавно нас ограбить. Когда она вас отпустила, я пустился следом за вами и слышал весь разговор, который вы вели со своим коллегой на улице. Таким образом, я знаю, какие грабежи вы вдвоем с ним совершили в городе. И то, что я знаю, вполне достаточно для того, чтобы вас упрятать в тюрьму на весьма продолжительное время.

Полицейский Глаус, ни жив ни мертв, подавленный ужасом, сидел в кресле, закрыв рукой глаза и, казалось, был в отчаянии.

Но Енике, вспыхнув при последних словах Петерсена, вскочил с места и, заикаясь от волнения, крикнул:

— Как вы можете утверждать это?! С Глаусом у меня ничего нет общего, и ничего я по делу о его грабеже не ведаю, а разговаривали мы о взломах на улице единственно потому, что ведь на нашей обязанности выслеживать преступников! Ошибочно вы нас поняли, вот что. Что вы там про взлом конторы наговорили? Знаете ли, что за оскорбление полиции вы можете ответить?..

Петерсен встал и, преспокойно положив руку на плечо кипятившегося полицейского, заметил:

— Хорошо. Если хотите, я сейчас иду к телефону и вызову уголовную полицию. Но, — понизил он голос почти до шепота, — вместе с моими показаниями я предъявлю вот эту штучку…

— С этими словами он вынул из кармана какую-то фотографическую карточку и поднес ее к глазам изумленного полицейского, рука которого инстинктивно потянулась к карточке.

Это был снимок двора, в котором помещалась взломанная контора. Снимок был сделан ночью, но на нем ясно были видны две фигуры, одна в штатском, другая в форме полицейского, в которых можно было узнать Глауса и Енике… Глаус вылезал из окна. Енике помогал ему при этом. Вся картина была ясно видна при свете луны, случайно выглянувшей из-за дождевых туч.

— Недурен у меня аппарат, а? — шептал Петерсен.

Енике бросил карточку на пол и, смертельно побледнев, откинулся в кресло, со страхом уставившись на стоявшего перед ним инженера…

Оба полицейских вышли из уединенной дачи лишь под утро. Им дано было обещание, что о преступлениях их никто не узнает. Кроме того в кармане у каждого было по пять тысяч марок, и оба они обязались за все это выполнить одно поручение, последствия и опасность которого им самим были тогда не вполне ясны.

На следующий день, в воскресенье, Енике в штатском отправился на стоявший на рейде крейсер «Фон дер Танн». Енике, воспользовавшись свободным днем, хотел повидать старшего сигнальщика Элерса, служившего на этом военном корабле, чтобы вместе с ним скоротать этот вечер в одном из трактиров.

Старший сигнальщик Элерс был знаком с Енике уже много лет и в некотором роде был даже с ним в родстве, так как был женихом его свояченицы. Не поженились они лишь потому, что ни у Элерса, ни у его невесты не было ни гроша за душой. Затем после посещения корабля, Енике заглянул к своей свояченице и имел с ней довольно продолжительную беседу.

Вечером все трое очутились в городе, и Енике поразил своего будущего родственника и его невесту, объявив им, что у него в кармане три билета в одно варьете. Удивление их возросло еще больше, когда, после представления, Енике потащил их в дорогой и очень приличный ресторан. Здесь полицейский совсем разошелся, заказал закусок и вин и с веселым приветствием встретил своего сослуживца Глауса, который тоже принял участие в кутеже. Разумеется, Глаус и Енике были одеты в свои лучшие штатские костюмы.

Вскоре завязалась непринужденная беседа. Енике начал о том, что его свояченице хотелось бы выйти поскорее замуж, и стал намекать на то, что это вовсе уж не такая несбыточная мечта.

Когда захлопали пробки от шампанского, Енике сунул Элерсу тысячемарковый билет и объявил, что этим он кладет, так сказать, фундамент будущего благополучия своего приятеля, который теперь может скоро и жениться.

Старший сигнальщик вытаращил на него глаза, потому что отлично знал, что Енике был человеком, вечно нуждавшимся в деньгах. У Элерса невольно шевельнулось дурное предчувствие. Но алкоголь делал свое дело. Матрос не был уже в состоянии рассуждать здраво и, разумеется, сунув бумажку в карман, долго об этом не думал, и кутеж продолжался.

Начиная с этого вечера Енике постоянно держал своего приятеля под хмельком и уводил его каждый день с корабля лишь только кончалась его вахта. Каждый вечер они пропадали то в одном, то в другом теплом местечке, и при этих кутежах неизменно присутствовал и Глаус. Сначала сигнальщик все допытывался, откуда у приятелей вдруг столько денег, но они только посмеивались да отшучивались. Элерс махнул на это наконец рукой, накупил мебели, а его невеста подыскала квартиру. Счета по магазинам за тысячи необходимых для будущего гнездышка мелочей он попросту отдавал невесте, чтобы та расплачивалась из того тысячемаркового билета, что он получил от Енике.

Пришел, однако, день, когда Элерс, подсчитав свои расходы на обзаведение, с ужасом увидел, что он со своей невестой оказывался должным уже ни более ни менее как три тысячи марок!.. Через два дня, тоже во хмелю, несчастный матрос признался в этом своим приятелям. Находясь на службе сравнительно трезвым, он раз задал себе вопрос, откуда взять деньги, чтобы заплатить долги, наделанные им и его подругой. Он никак не мог взять в толк, как это его невеста, девушка всегда такая рассудительная и скромная во вкусах, вдруг решилась купить настоящее приданое, да еще зная, что платить ему решительно нечем… Все эти столь мучительные вопросы и тревожные мысли утопил он в вине в тот же вечер во время попойки, на которую его почти насильно опять затащили Глаус и Енике. В состоянии опьянения все снова стало ему казаться вполне естественным, тем более что на его приставания Енике объяснил свои кутежи тем, что он получил наследство и денег скоро у него будет сколько угодно…

В тот вечер, когда Элерс сознался приятелям в своих долгах, Енике дал обещание их уплатить. Только сейчас столько наличных денег у него не было, а уплатит их скоро тот, кто «этим наследством распоряжается». Уплата будет произведена завтра же, и пусть приятель не кручинится, все будет в порядке. Счастливым и пьяным вернулся в ту ночь матрос на корабль.

В течение этой недели оба полицейских, Глаус и Енике, каждый день регулярно на рассвете исчезали в парадном подъезде уединенной дачки на окраине города, добросовестно выполняя свое обещание, купленное ценою денег и слова не доносить об их преступлении.

Глаус не только пьянствовал, но и выполнял еще одну миссию: он обхаживал одного своего знакомого, служащего на водопроводе, угощая его в трактирах, поведал, что один его, Глауса, знакомый инженер просил достать планы городской водопроводной сети и системы труб. Само по себе, объяснял Глаус, это дело-то пустяковое: инженер этот сделал-де какое-то изобретение, значительно уменьшающее расходы по водоснабжению, и хочет продать свою идею городу Вильгемсгафену. Вот ему и нужны планы, чтобы быть, так сказать, во всеоружии перед городским управлением в случае каких-нибудь сомнений с его стороны.