Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2 - Илья Арнольдович Ильф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздел «ПЕТРОВ БЕЗ ИЛЬФА» открывается фельетонами. Самый ранний — «Гусь и украденные доски» — датируется 1924 годом, о чем свидетельствуют и записи самого Петрова, и красноречивый рассказ его старшего брата. В отличие от Ильфа, который писал мало, Петров был исключительно плодовит, сочинял легко, черпая сюжеты, темы и ситуации своих юморесок из повседневной жизни. Фельетонист с неистощимой фантазией, шутливо-юмористическим взглядом на вещи и быстрой комической реакцией, он писал путевые очерки, театральные фельетоны, отличные рассказы («День мадам Белополякиной», «Записная книжка», «Загадочная натура»). Иногда темы Петрова перекликаются с ильфовскими, но оно и понятно: даже когда они писали порознь, действовал «закон сообщающихся сосудов».
Нельзя пройти мимо записных книжек Петрова. В одной — первая публикация путевых заметок, сделанных во время путешествия писателей по Европе в 1933–1934 годах; вторая книжка заполнялась в 1938-м. Записи Петрова почти всегда звучат в унисон с ильфовскими. Некоторые фразы хочется цитировать: «Жена нападает на мужа внезапно, как Япония, — без объявления войны» или «Новелла: человек всё съел на таможне, чтобы не платить пошлину. Сначала он ел шоколад, потом кофе в зернах. Последним съел дамский пуловер с металлическими пуговицами и умер. Ел на глазах таможенных чиновников».
Юмористические отрывки из неоконченного утопического романа, озаглавленного «Путешествие в страну коммунизма» (1939), и сценарий известной кинокомедии «Музыкальная история», написанный в соавторстве с Г. Н. Мунблитом, безусловно расширят представление читателей о последнем периоде творчества Петрова.
Публикуются воспоминания Петрова, написанные к пятилетию со дня смерти Ильфа, и теплые строки из мемуаров современников о Петрове.
Раздел «ОТКЛИКИ. ОТЗЫВЫ. ДОКУМЕНТЫ» связан с романом «Золотой теленок». Уже во время журнальной публикации начались разговоры об опасном сочувствии авторов Бендеру. По словам одного из современников, в те дни Петров ходил мрачный и жаловался, что «великого комбинатора» не понимают, что они не намеревались его «поэтизировать». Особое место в разделе занимают фрагменты из газетных статей и рецензий, «учивших жить» Ильфа и Петрова, а также тексты официальных документов.
Как бы ни были благожелательны (на первый взгляд) отзывы наркома просвещения Луначарского (1931) или Мих. Кольцова (1934), от писателей неизменно требовали, чтобы они со своей сатирой проникли в «сферу производства», а заодно уж отобразили «классовую борьбу, происходящую в сфере искусства». Опасались, как бы «великого комбинатора» не приняли за «героя нашего времени», утверждали, что он «классово враждебен». Цензурный запрет на книжное издание очевиден из письма А. Фадеева (1932) — в то время одного из руководителей РАППа. И если бы не появилось американское издание, если бы не вмешательство Горького, кто знает… Роман вышел в свет отдельной книгой только в 1933 году. Какие же оргвыводы? Сатира по-прежнему не нужна. «Пусть смеются наши классовые враги!» Главный «оргвывод»: «Сатира не может быть смешной!»
Великий сноб и эстет Владимир Набоков, к советской литературе относившийся пренебрежительно (в том числе, быть может, и из-за «особого запаха — тюремных библиотек, — который исходил от советской словесности»), считал Ильфа и Петрова, вместе с Зощенко и Олешей, «поразительно одаренными писателями», а их произведения — «совершенно первоклассными». Набоков надеялся, что авторам удалось «проскочить в политическом отношении», «поскольку политической трактовке такие герои, сюжеты и темы не поддавались».
Но как могли они «проскочить», если в «Золотом теленке» читаем:
У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу.
В советской России сумасшедший дом — это единственное место, где может жить нормальный человек.
…Как только советской власти не станет, вам сразу станет легче.
Заграница — это миф о загробной жизни… Кто туда попадает, тот не возвращается.
О дальнейшей судьбе книг Ильфа и Петрова известно. Пророчество Мандельштама сбылось — «отбрили как следует». В 1948 году (хвала Создателю, после смерти обоих писателей) Генеральный секретарь Союза Советских писателей А. А. Фадеев направил (секретно!) Сталину и Маленкову постановление Секретариата ССП по поводу «недопустимого» переиздания романов Ильфа и Петрова — романов «пасквилянтских и клеветнических», содержащих «крупные идейные ошибки» и вызывающих естественное «возмущение со стороны советских читателей». Сталин это постановление одобрил, что нашло отражение в прилагаемых документах Агитпропа и Секретариата ЦК ВКП(б).
Бросается в глаза абсурдность этих постановлений. Вот где юмор, вот где сатира! Оказывается, «ни в процессе прохождения книги, ни после ее выхода в свет никто из членов Секретариата ССП и из ответственных редакторов издательства «Советский писатель» не прочел этой книги до тех пор, пока работники Агитпропотдела ЦК ВКП(б) не указали на ошибочность издания этой книги». А кто же тогда в 1932 году выказал отличное знакомство с романом, сообщая Ильфу и Петрову, что их сатира устарела» и что Остап Бендер — «сукин сын»? Тот же Фадеев! А какая замечательная фраза: «Нельзя забывать, что Евгений Петров и, в особенности, Илья Ильф…»!
Тем не менее изгнать Ильфа и Петрова из советской литературы не удалось. И хотя с конца 1940-х до 1956 г. романы не переиздавались, «возмущенные читатели» хранили старые издания, цитировали и заучивали наизусть.
Александра ИЛЬФ
Как мы работаем
Мы начали работать вдвоем в 1927 году случайно. До этого каждый из нас писал самостоятельно. Это были маленькие рассказы, фельетоны, иногда даже весьма сомнительные стихи. Когда мы стали писать вдвоем, выяснилось, что мы друг к другу подходим, как говорится, дополняем один другого. Выяснилось еще одно обстоятельство. Писать вдвоем труднее, сложнее, чем одному. Но зато, как нам кажется, для нас лично это оказалось плодотворнее. Мы не можем рекомендовать такого способа работы как обязательно дающего хорошие результаты. Но в отношении себя мы убеждены, что каждый из нас в отдельности писал бы хуже, чем мы пишем сейчас вдвоем. Что касается метода нашей работы, то он один. Что бы мы ни писали — роман, фельетон, пьесу или деловое письмо, мы все это пишем вместе, не отходя друг от друга, за одним столом. Вместе ищется тема, совместными усилиями облекается она в сюжетную форму, все наблюдения, мысли и литературные украшения тщательно выбираются из общего котла, и вместе пишется каждая фраза, каждое слово. Разумеется, каждый шаг работы подвергается взаимной критике, критике довольно придирчивой, но зато нелицемерной, не допускающей компромиссов и приятельских одолжений. Даже эту маленькую заметку мы составляем сейчас совместно. И
